Горловка. Девятьсот пятый
Шрифт:
И не мечтал во время боя,
Когда отхода строил план.
* * *
Остатки сводного отряда,
Что с безразличием брели
По степи, вьюгою объятой,
Всё растеряли, что могли.
Не ощущая направленья,
Шли, пробираясь наугад,
И в ветра жутком песнопенье
Не холод чувствуя, но ад.
Где Горловка, а где желанный
Домов енакиевских край –
Не разглядеть во мгле буранной,
И
Отчаянье и обречённость
Совсем ослабили отряд,
И крайней формы измождённость
Заполнила глаза солдат.
Но вдруг сквозь вой метели злобной
Глухое ржанье донеслось,
Раздались крики, топот дробный…
Всё разом живостью взялось.
Казачья сотня – вот так случай! –
Наткнулась к радости своей
Во мгле завьюженной, трескучей
На Угриновича людей.
Волынцев пост, где эта сотня
Изволила квартировать
И был тем местом, где сегодня
Отряд рассчитывал поспать.
В Енакиево, где Петровский
Металлургический завод
Был непокорностью бесовской
Известен всем не первый год,
Всегда присутствовали части
Различных воинских родов,
Чтоб укреплять основы власти
Оружьем силы, а не слов.
И вот, в счастливом совпаденье
(Рояль в заснеженных кустах?),
Казачее подразделенье
Нашло их в горловских степях.
Откуда только силы взялись
В солдатах? Пять минут назад
Они безвольно пробирались
Чрез снежный буревой заряд.
Сейчас же, обретя подмогу,
Они решились повернуть
На Горловку – повстанцам строго
Отмстить и всё перетряхнуть.
* * *
Войдя в посёлок, Угринович
Отряд направил к руднику,
Надеясь без излишней крови
Дружины разделить в пургу:
Отсечь повстанцев на Садовой
От овладевших рудником
И станционных, кто готов был
Всех прочих поддержать штыком.
Как изменилась обстановка!
Ведь сводный войсковой отряд
Был оттеснён довольно ловко
Лишь несколько часов назад.
Но, видно, лёгкая победа
Расслабила бунтовщиков:
Их преимущество без следа
Развеялось в пыли веков.
За час посёлок был зачищен,
Но оставался и бузил
Вокзал – последнее жилище
Остатков инсургентских сил.
А Угринович, к сожаленью,
С таким количеством бойцов
Все станционные строенья
Не мог взять в жёсткое кольцо.
Своих людей рассредоточив
Меж станцией и рудником,
Старался капитан рабочим
Не дать собраться нипочём.
Рассеянные
в пыль дружиныЕго солдатам не страшны.
Повстанцы лишь тогда сильны,
Когда сплочённы и едины.
* * *
С момента, как сражён был в спешке
Повстанческий парламентёр,
Бой дотлевал, как головешки
Курят, когда погас костёр.
Стрельба со стороны восставших
Увяла. Угринович встал
И, оглядев бойцов озябших,
Команду подниматься дал.
Хоть воинство и не спешило
Объятья снега покидать,
Всё ж капитана не гневило
Их нежелание вставать.
Почувствовав в солдатских взглядах
Усталый страх и пустоту,
С не свойственной ему бравадой
Он справил малую нужду.
Его лихая бесшабашность
Вернула жизненность в солдат:
Забыв про прежнюю опасность,
Поднялся на ноги отряд.
Кряхтя, пошатываясь валко,
Вставали сотнею голов
Бойцы, похожие на жалких,
Завьюженных снеговиков.
Призвав хранить боеприпасы
И понапрасну не стрелять,
Сам Угринович на приказы
Не стал зря времени терять.
Махнув рукою, зазывая
Солдат своих за ним идти,
Пошёл, легко переступая
Чрез занесённые пути.
Шёл капитан к вокзалу, словно
Он беззаботный пассажир,
Собравшийся на подмосковный
Участок кушать галантир[6].
За ним с открытой неохотой,
Опасливо армейцы шли:
Брели драгуны и пехота,
Жандармы – те едва ползли.
Лишь Угринович – тёртый воин –
Движеньем каждым делал вид,
Что, дескать, больше ничего им
Уже сегодня не грозит.
Действительно, пока шагала
Компания «снеговиков»,
Ни выстрела не прозвучало
Со стороны бунтовщиков.
Зачах, истлел, растаял, умер
И до того неспешный бой.
Создатель что ли образумил
Иль вышло всё само собой?
* * *
Те, кто на станции остались –
Пятьсот несчастных человек, –
Устали и не возмущались,
Когда их выгнали на снег.
Спокойный внешне Угринович,
Шагами меряя перрон,
Лишь только слабо хмурил брови
Хотя был явно возбуждён.
За ним как тень ходил Корнеев,
Поёживаясь, морща нос, –
То ль от презрения к плебеям,
То ль от того, что крут мороз.
В задымленные помещенья,
Откуда запах бунтовства
Разил кислотным испареньем,
Они заглянули едва.