Гормон любви. Роман в портретах

– Завтра в наш город приезжает театр «Современник» из Москвы. Возьмёте интервью у Олега Ефремова, тогда и поговорим серьёзно о Вашей работе в редакции. Ваши сочинения оставьте пока при себе. Задание сложное, сами понимаете.

– Я справлюсь.

– А что за книгу Вы держите в руках? Можно поинтересоваться?

– «Фауст».

– Вот как? Ну, как говорят, чем чёрт не шутит. До завтра, Ковальская.

– До завтра, Анатолий Арнольдович. Спасибо за доверие, – ответила Рита, и выпорхнула из кабинета, не дав ему передумать и пожалеть о только что данном ей поручении.

Рита, выйдя из кабинета, прислонилась к стене, чтобы отдышаться. Сердце колотилось от страха и от счастья. Чего было больше, понять Рита даже не пыталась. Мимо неё прошествовал хорошо одетый пожилой мужчина с копной седых вьющихся волос, мельком взглянул на неё, и скрылся в кабинете Соколовского.

Задание для неё было очень простым. Дело в том, что кружок танцев, в котором она занималась, несколько раз выступал в Чеховском театре. Риту там немного знали, и попасть в администрацию не было никаких проблем, что она тут же и сделала.

В театре стоял переполох: гастроли «Современника» со спектаклем «Сирано де Бержерак» отменились из-за болезни главного режиссёра. Билеты были раскуплены на завтрашний спектакль ещё месяц назад, а сообщили о том, что артисты из Москвы не приедут, только сегодня. Видимо, до последнего дня надеялись, что Олег Ефремов поправится. Многие актёры Чеховского театра находились в отпусках. Одним словом, форс-мажор, со всеми вытекающими последствиями. Единственное, что можно было предпринять, это вместо «Сирано», в главной роли которого должен был выступить Михаил Козаков, выпустить не совсем готовый спектакль «Иванов» с Аркадием Груздевым. Груздева обожал весь город, поэтому особого скандала не должно было случиться.

Глава 6. Статья

Как только Зоя Васильевна уснула, Рита взяла фонарик и, прихватив несколько газет, отправилась в сарай. Ещё раз перечитала те статьи, которые, как ей казалось, были самыми интересными и запоминающимися. Она стала писать, подражая им. Перечитала. Нет, это не её стиль, не её образ мышления. Надо написать так, как она считает нужным. И пусть будет, как будет. За ночь она написала статью в виде интервью со зрителями, которые только что вышли после спектакля. На вопросы, которые она им «задавала», люди «отвечали» по-разному. Одни возмущались, что их не предупредили, другие сожалели, что, приехав из другого города посмотреть именно московский театр, потратили и время и деньги, были и восторженные «отзывы» об игре Груздева, а некоторые «говорили» о том, что в нашей стране всё самое лучшее достаётся только столичным жителям.

Утром, до занятий в школе, она занесла статью в редакцию, а днём, после уроков, пришла, чтобы услышать, какое решение принял Соколовский. Секретарь предложила ей пройти в кабинет начальника.

– А, Рита. Жду Вас. Да, жду. Прочитал Вашу статью. Понравилась. Да, у Вас, действительно есть способности. Мы её, конечно, немного урезали, отредактировали, и выпускаем «в свет».

– Так Вы меня берёте, Анатолий Арнольдович? – замирая, спросила Рита.

– Берём, берём. Определёно, берём. Можно, на «ты»? – спросил Соколовский.

– Можно, если у Вас так принято.

– Твоим руководителем будет Максим Полуяров. Надеюсь, ты его знаешь. Остаётся один вопрос. Ты как хочешь подписывать свои статьи? Как Ковальская? Или возьмёшь псевдоним?

– Псевдоним? А можно?

– За тобой решение.

– Возьму псевдоним,– ответила Рита, и, неожиданно даже для самой себя, произнесла,– Авдотья Истомина. Можно?

– Это, кажется, балерина времён Пушкина? И что в ней особенного?

– Она очень много работала, чтобы стать виртуозной. И я хочу много трудиться, чтобы стать хорошим журналистом.

– Интересное решение. Хорошо. Истомина, так Истомина. Иди, знакомься с Максимом, и получай от него задания.

Рита возвращалась домой «на крыльях». Её взяли на работу в качестве помощницы самого, на её взгляд, яркого журналиста газеты. Ему, как и Соколовскому, статья очень понравилась.

На следующий день, принеся домой газету со своей статьёй, Рита сообщила матери, что будет работать в редакции.

– Хорошая статья, жизненная. Неужели ты написала? – спросила Зоя Васильевна после того, как прочитала её, – А почему подписано «Истомина»? Кто такая?

– Это мой псевдоним.

– Псевдоним, говоришь? Тоже верно. Вдруг что-то не так пойдёт, краснеть за тебя не придётся. Молодец. Работай. Это в жизни главное. А губы на красивую жизнь особенно не раскатывай. И романы в газете не крути. Посерьёзней будь. Там одни развратники работают. Ладно, время покажет на что ты способна.

Время – это такое богатство, которым надо дорожить всегда. Особенно теперь, когда после школы, вместо того, чтобы пройтись по улице Ленина до своего дома, она с радостным волнением мчалась в редакцию за очередным заданием. Всё, что ей поручали, она выполняла быстро и добросовестно: разбирала корреспонденцию, отвечала на письма читателей, ездила с Максимом на интервью со знаменитостями, которые приезжали из Москвы. Рите выделили отдельный стол для работы, и первое, что она сделала, это принесла из дома обе фотографии Истоминой. Они каким-то образом вселяли в неё уверенность, стоило лишь взглянуть на них. Иногда она даже разговаривала с ними и просила совета, но это только когда оставалась одна в комнате.

Через три месяца она стала работать без руководителя. Её статьи всё чаще появлялись в газете. Об Истоминой заговорили. Рита была счастлива. Да и мама прекратила устраивать сандалы. Ей было не до дочери. Она страдала: Виктор объявил о своей свадьбе, которая должна была состояться через два месяца, 31 декабря.

Глава 7. Тайна

Рита не понимала, что такого интересного нашла мама в дяде Вите. За 15 лет, которые она его знала, мамин любимый мужчина располнел, обрюзг, часто ходил неопрятным и даже «навеселе». Рита никогда не слышала, чтобы он интересно о чём-то рассказывал, или блистал остроумием. Она не видела, чтобы дядя Витя дарил маме цветы, ходил с ней в кино или в театр. Их любовь была тайной для всех. Рита ревновала. Страдала. Иногда даже следила за ними. В детстве.

Любовь… Разговоры о любви в их маленькой семье были запретной темой. И если о своей мечте учиться и жить в Москве, она делилась со своей бывшей подругой Любой, то на тему любви она боялась даже заикаться.

У Риты было своё определение любви. Она называла это чувство – «трепет сердца». Будучи ещё ребёнком, она впервые ощутила его по отношению к маме. Рита любила маму всегда, даже когда та её ругала, несправедливо наказывала или отталкивала. Нелюбовь матери болью отдавалась в сердце, но «трепет» не проходил. С возрастом она стала чувствовать «трепет сердца» и по отношению к окружающему её миру: к маленькому котёнку, которого нашла на улице; к Лизочке Нечаевой и Любе Таран. «Трепет» появлялся, когда она брала в руки очередную книгу, ожидая узнать все тайны, которые содержались в ней. Она не покидала кинотеатр на середине фильма, даже если он был неинтересен, так как любила этот фильм, пока он не заканчивался. Она любила буфетчицу, угостившую её чёрной икрой, учителей и своих одноклассников, свою улицу, свой старый дом, даже колонку, в которой они брали воду.

По отношению к мальчикам первый «трепет сердца» появился, когда она познакомилась с Аликом, и длился до тех пор, пока он не надел свой серый костюм в белую полоску. Были и другие влюблённости: стоило мальчику совершить добрый поступок, или хорошо ответить у доски, или по-доброму с ней поговорить, как-то по-особенному улыбнуться, она начинала чувствовать, что сердце начинало трепетать. Трепет не возник только к Виктору. Не смотря на его необыкновенную красоту, она ни разу не испытала даже маленькой симпатии к нему. Он был злым, и она это чувствовала.