Горничная

Да, они действительно умели и могли многое, и я сама ими гордилась, когда смотрела на взрослые поступки маленьких детей.

Все это время бабушка Бориса отвлекала меня разговорами, показывала семейные альбомы и просто мирно беседовала, не забывая при этом дотрагиваться и успокаивающими движениями гладить меня по голове. Но я не могла успокоиться, во снах ко мне все чаще приходил Денис с перекошенным от злости лицом, что-то от меня требовал, и каждый раз я просыпалась от своего вскрика, от мольбы и просьб не трогать меня. Дошло до того, что за каких-то пару дней я так себя накрутила, что превратилась в бледную моль с залегшими тенями под глазами.

И вот сегодня я опять сидела рядом с телефоном, который показывал черный экран. На часах было уже послеобеденное время, и я уже готовилась к тому, что буду брать Бориса нахрапом. Не он, так я! Мальчишки листали каналы на телевизоре, пока я не увидела фотографию своего мужа, которого, как говорила диктор, сбила машина поздно вечером. Внутри все похолодело, а я неотрывно смотрела на экран, отобрав у детей пульт. Я боялась, что сейчас скажут про виновника трагедии, и им окажется…

— Неизвестный скрылся на машине без номеров, но Морозов Борис, давний друг и товарищ по бизнесу, не только вызвал скорую и пробыл под дверьми палаты всю ночь, но и помог следствию с установлением личности.

Я почти не слушала, о чем она говорила, во все глаза смотрела на Бориса, уставшего, замученного, идущего в сторону своего офиса. Фотограф, делающий этот снимок, скрывался, явно хотел что-то заснять такое, чтобы предоставить общественности компромат, но мой Борис был чист. И даже когда меня, прячущуюся жену Николаева, попросили приехать, вступить в права наследства и занять место у кровати тяжелобольного супруга, отрицательно покачала головой.

Нет, ни за что я не поеду без Морозова обратно в тот город. Только с ним, только рядом с ним, рука об руку.

— Муж твой? — ко мне подсела баба Вера и отобрала у меня пульт, включая детский канал.

— Да, мой, — покаялась, боясь того, что сейчас она будет ругаться, ведь ее внук попал под угрозу, защищая меня.

— Сложное у Дениски детство было, — совсем неожиданно заговорила старая, но очень мудрая женщина, — отец их вечно гонял, бил, не щадя ни жену, ни сына. Поговаривали даже, что с головой он с детства не дружил, но умел скрывать свой недуг на людях, а дома расслаблялся, дома он был самим собой. Вот и Денис тоже вырос подобно своему отцу.

При ее словах я лишь ниже натянула рукава кофты, в которой ходила постоянно, даже если на улице было тепло, и склонила голову, пряча слезы. Но меня прижали к себе как можно сильнее, не позволяя сорваться, не позволяя утонуть в своем горе окончательно.

— Поплачь, маленькая, — тихо проговорила Вера Петровна, — поплачь, легче будет. А ручки твои мы попробуем полечить. Конечно, не все удастся убрать, но и врачи у нас лучше, да и медицина вперед ушла.

Я же расплакалась на плече у бабушки Бориса, вспоминая страшные отметины на спине мужа, на его руках и предплечьях. Он оставлял на мне точно такие же следы, говоря о том, что раз мы вместе, то все должны делить пополам. Я не знала, откуда это в нем сидело, ведь на утро он вновь был добрым и милым, готовым как угодно загладить свою вину, на колени передо мной вставал, прощение просил, но потом, после раза десятого, я перестала ему верить, потому что на следующий день или через неделю, когда у него вновь снесет все тормоза, передо мной вновь будет стоять тиран и мучитель.

Звонок моего телефона был как выстрел среди явного неба. Дрожащими руками дотянулась до столика, стоящего рядом с диваном, и уронила смартфон на пол потому, что там было имя Бориса.

Боже, я опять разревелась, как услышала его голос, и мне было все равно на притихших детей, которых быстро увели в кухню, на добрую улыбку бабушки Веры, которая опять что-то в очередной раз обо мне подумала. Сейчас все отошло на второй план, только он, только его обещание приехать через пару дней.

Я была готова ждать еще, сколько он попросит, лишь бы больше никуда не пропадал и звонил мне, хотя бы писал! Но вот его следующий вопрос застал меня врасплох.

— Ничего не хочешь еще спросить?

Я хотела узнать, как дела у Дениса. Зачем? Не знаю, ведь не переживала о нем, хотя, может, какая-то часть меня думала о супруге, о том, как ему тяжело и плохо, все же у нас не с первого дня все испортилось, ведь были приятные моменты, ведь было то, что заставляло улыбаться. Собравшись с силами, взвесив все «за» и «против», все же задала интересующий меня вопрос.

— Денис, он… с ним все хорошо? — я затаила дыхание, боясь услышать то, к чему сейчас явно была бы не готова.

— Да, живой. Первую помощь оказали, операция прошла успешно, уже в себя пришел. Мы как в город вернемся, обязательно его навестим…

— Я не хочу… — слова вырвались совсем неожиданно, даже не успела себе язык прикусить, но раз сказала «а», то нужно было договаривать, — мне очень стыдно за такие слова, но я не хочу. Ты можешь ему передать, что я сожалею?

— Да-да, милая, я все ему передам, и держись, ладно? Бабушка как?

— Она лучше меня в несколько раз, — призналась, косясь на закрытую дверь, — когда по новостям услышала о тебе и Денисе, лишь покивала своим мыслям, а мне волноваться запретила, говорит, ты жуткий везунчик.

Борис лишь рассмеялся, а я улыбнулась в ответ, стирая слезы со щек.

— Что есть — то есть! Все, Ален, побежал дальше. Обещаю больше от тебя ничего не скрывать и писать, если не получится позвонить.

— Спасибо, спасибо, Борис, за все!

Как только наш разговор завершился, я выдохнула с облегчением и закрыла глаза, улыбаясь тому, что у него все хорошо. А Денис? Он сильный, он справится со всем, он сможет. Я же… я буду жить своей жизнью: новой, яркой, наполненной добрыми людьми, которые не станут закрывать глаза на мое горе, которые помогут и поддержат, чтобы ни случилось.

В очередной раз вспомнился дом Николаева, где все прекрасно знали, что со мной делает муж, но ни одна сволочь не помогла в побеге, да что говорить, они обо мне между собой разговаривали, презрительно кривили губы и тихо смеялись, говоря, что так мне и надо. Я помню, я помню все. Придет время, и мы поквитаемся, обязательно!

В кухню я вышла совсем другим человеком и сразу же по очереди обняла всех, кто там был.

— Спасибо, — поблагодарила бабушку Веру, которая самодовольно задрала подбородок.

— А я ведь говорила, — толкнула меня локтем в бок, — ну, раз у нас такие хорошие новости, то сегодня будет делать шашлык!

— Ула! — закричали мальчишки, громко хлопая в ладоши и прыгая на одном месте, а я смотрела на них и понимала, что пора бы уже и о своих подумать детках, правда, еще очень сильно хотелось доучиться. Денис так и не позволил мне сначала ездить на занятия, а после посещать университет. Самолично забрал документы, заявив, что мне, как его жене, не нужно ни о чем беспокоиться. А я хотела, очень сильно хотела быть наравне со всеми, записывать лекции, сокращая слова так, что потом их невозможно было прочитать, хотела стоять перед аудиторией и трястись, вспоминая все термины и определения, хотела сдавать, как все, экзамены и зачеты, писать шпоры и отмечать удачно закрытую сессию.