Горняк. Венок Майклу Удомо

— Волосы — ее гордость, — улыбнулась Лоис.

Прозвенел звонок.

— Я открою, — сказала Джо Фэрз и, двигаясь с кошачьей грацией, пошла к двери.

— Джо, как я вижу, произвела на вас впечатление, — сказала Лоис.

Удомо не ответил. Он ждал Лэнвуда. От волнения он чувствовал непривычную слабость, какую-то скованность. Он помнил по фотографиям лицо Лэнвуда, красивое, суровое лицо вождя.

Лэнвуд вошел и заполнил собой всю комнату. Удомо видел только его. Те, кто пришел с ним, казались безликими тенями. Лэнвуд был большой и грузный, хотя высокий рост несколько скрадывал полноту. У него было тонкое, продолговатое, гладкое лицо, почти черное, с едва заметным бронзовым оттенком, резко очерченные благородного рисунка нос и рот. Очки в массивной оправе придавали ему глубокомысленный вид. Одет он был безупречно и очень по-английски: манжеты выглядывали из рукавов отлично сшитого костюма ровно настолько, насколько надо, галстук гармонировал с рубашкой. У него были непринужденные изящные манеры завсегдатая фешенебельных лондонских клубов.

В памяти Удомо запечатлелся образ человека более молодого и стройного, без очков, хуже одетого и менее вылощенного. Но все же это, без сомнения, был Лэнвуд.

Лицо Лэнвуда расплылось в широкой улыбке. Он крепко сжал руку Удомо.

— Очень рад. Прошу прощенья, что не мог встретиться с вами вчера.

— Я сказала ему, что у вас собрание, — поспешно вставила Лоис.

— Да, — пробормотал Лэнвуд. — Да, собрание…

— Я мечтал о встрече с вами с тех самых пор, как получил ваше письмо, — сказал Удомо.

— Письмо?

— Да. Вы писали мне лет десять назад. Помните?

— Да, да, конечно… — Лэнвуд быстро повернулся к своим спутникам. — Я хотел бы познакомить вас с моими товарищами.

Лоис подавила улыбку и направилась к двери. Джо пошла за ней.

— Мы приготовим чай, — сказала Лоис.

— Дэвид Мхенди из Плюралии, — представил Лэнвуд.

— Здравствуй, друг, — сказал Мхенди.

Имя Мхенди показалось Удомо знакомым. Несомненное, он встречал его в газетах или слышал где-то. Они обменялись рукопожатием. Удомо пытался вспомнить, откуда он знает это имя, но Лэнвуд отвлек его:

— А это Эдибхой — наш соотечественник.

Толстенький и очень черный человек схватил Удомо за руку:

— Привет отчизне! — Радостная улыбка, казалось, не покидала его лица. Говорил он короткими, отрывистыми фразами. — Слышал о вас от одного парня. Из тех, что называют себя французами. Рассказывал, как вы подбивали студентов бастовать. — Веселые морщинки у глаз обозначились резче. — Говорил, вы не поняли, что они вовсе не угнетенные африканцы из колоний, а полноправные французы! — Эдибхой расхохотался.

Удомо слабо улыбнулся в ответ.

— Они тогда здорово меня подвели.

— Империализм французского образца куда коварнее английского, — сказал Лэнвуд. — Они подкупают верхушку, предоставляя этим людям места в Ассамблее и выдавая за них своих дочерей… Что это мы стоим — сядем!

Лэнвуд пошел к дивану. Он подтянул складки на брюках, сел, достал трубку и стал набивать ее. Удомо сел по одну сторону от него, Эдибхой — по другую. Мхенди секунду помедлил, затем вышел из комнаты и отправился в кухню к дамам.

Легкая улыбка играла на губах Лэнвуда. Он чувствовал, с каким восхищением смотрит на него этот молодой человек. Ему было приятно. Своего рода награда. Борьбе за свободу он отдал всю свою жизнь и знал, что имя его известно в самых отдаленных уголках Африки. Но все равно знакомство с этим юношей доставило ему большое удовольствие. Так сказать, живое свидетельство! Человек подчас устает, поддается мимолетным сомнениям, теряет в себе уверенность. Да, для поддержания духа такие встречи очень полезны.

— Расскажите мне о себе, — сказал он.

Удомо подвинулся к Лэнвуд у и стал негромко рассказывать. Ничего нового Лэнвуд не услышал. Обычная история африканца студента. В маленькой деревушке миссионеры выбрали самого смышленого мальчишку и стали его учить. Знания пробудили в нем мысль. Мальчик начал задумываться над окружающим миром и скоро понял, что мир этот далеко не совершенен, даже если подходить к нему с меркой, установленной самими миссионерами. Тогда он порвал с ними и пошел своей дорогой. Ему повезло. Он попал в Европу, потом в Канаду, получил высшее образование. Конечно, он много работал, жил впроголодь, ходил бог знает в чем. Но ведь образование легко дается лишь немногим счастливчикам — сынкам богатых отцов, да еще тем, к кому благоволят колониальные власти… Большинство идет той же дорогой, что и Удомо: работают, учатся и голодают. Интересно, что он написал в письме, ставшем для этого юноши путеводной звездой?

Лэнвуд чувствовал, как в нем растет гордость. Приятно все-таки видеть плоды своих трудов. И еще хорошо, что он никогда не выбрасывает копии писем. Десять лет назад! Сегодня же вечером он заглянет в старые папки.

Удомо замолчал.

— И каковы ваши дальнейшие планы? — спросил Лэнвуд.

— Хочу получить докторскую степень и вернуться домой. Знаете, какое почтение питают у нас к званию «доктор».

— Сколько времени это у вас займет?

— Почти все уже сделано. Диссертация готова. Осталось выполнить кое-какие формальности.

— Прекрасно. А пока вы здесь, вступайте в нашу группу. Мы, так сказать, «мозговой трест», вокруг нас группируются различные организации африканцев в Англии.

— Потому-то мне так и хотелось увидеть вас, — сказал Удомо.

— Мы соберемся у меня и все обсудим.

Пока Лоис и Джо мазали хлеб маслом и делали сандвичи, Мхенди беспокойно ходил из угла в угол. Мегер крепчал. Он выл и свистел за окном, сотрясая рамы. Мхенди взял нож, попробовал пальцем его острие, затем швырнул обратно на стол и подошел к окну. Он глубоко засунул руки в карманы и стал смотреть на видневшийся кусочек неба. Небо было темное и низкое, казалось, нависшие тучи изнемогают под тяжестью готового просыпаться снега.

Лоис не сводила с него глаз. Он уже минут двадцать как пришел сюда и до сих пор не произнес ни слова. Джо подняла голову, собираясь что-то сказать, но Лоис отрицательно покачала головой.

— Отнеси это в гостиную, Джо.

Она подождала, пока Джо скроется за дверью, затем встала и подошла к Мхенди.

— Что случилось, Дэвид? — Она хотела коснуться его плеча и уже протянула было руку, но тотчас отдернула ее. — Может, я могу помочь?

— Разве что напоить меня до бесчувствия, — с горечью ответил он.

Лоис ждала, что он повернется к ней, но он не отрываясь смотрел в окно. Она подождала еще немного, потом сказала:

— Чай готов. Пошли в комнату.

Лоис вышла, катя перед собой столик на колесиках. Мхенди остался в кухне один. Он так и не повернулся. Глаза его вдруг наполнились слезами. Плечи поникли. Он зажмурился, но слезы все текли и текли из-под сомкнутых век. Потом рывком — даже с яростью — он выпрямился. Достал из кармана носовой платок, но платок был очень грязный, и Мхенди вытер лицо рукавом.