Город Атлантов
Шрифт:
— Я всем доволен! Всем! Я счастлив! — язвительно воскликнул Дэнтон. — Особенно тем кошмаром, которым услаждает взгляд Каваллини.
— Кажется, начинаю понимать. А ваших картин на выставке не оказалось. Их не взяли, и вы решили выплеснуть недовольство на меня. Да? А я тут при чем? Я что владелец этой выставки? Администратор, приёмочная комиссия?!
— Ты обещал заступиться за меня перед Каваллини, чтобы он не травил меня. Но ничего не сделал. Ничего. Вы все лижете ему задницу!
Вместо того, чтобы пришибить непризнанного гения, Фрэнк миролюбиво предложил:
— Дэнтон, давайте зайдём
Тот кивнул. Они зашли в кафе, сели за столик Фрэнк заказал скотч.
— ОК. Внимательно слушаю вас, Дэнтон.
Дэнтон бросил полный тоски взгляд:
— Рассказывать особенно нечего. Я писал картины, которые выставлялись на выставках Каваллини, но…
— Их никто не покупал?
— Нет, покупали, почему же. И даже довольно неплохо. Разве, я — непризнанный гений, сижу и ною, что меня никто не понимает? Я имел глупость в одном из интервью сказать, что мне не нравится то, с позволения сказать, искусство, которое в основном заполняет галерею Каваллини.
— Да, это тошнотворно. Вы правы.
Дэнтон бросил недоуменный взгляд на него:
— Ты говоришь серьёзно? Впрочем, после этого интервью, я перестал видеть свои картины в каталогах галереи Каваллини.
— И что такого? Выставили бы в других галереях, свет клином на синьоре Каваллини не сошёлся.
Дэнтон с насмешкой посмотрел на него и протянул:
— Да, я вижу, Кармайкл, как тебя обработали в клинике. Память отшибло напрочь. Слышал, каково это. Заворачивают в мокрые простыни, засовывают оголённый провод в задницу и пропускают ток в несколько сотен вольт. В общем, Каваллини с дозволения хозяина сделал все, чтобы ни одна галерея не брала мои картины.
— С дозволения Райзена?
— Естественно, или ты забыл кто лучший друг твоего дяди? — брезгливо бросил Дэнтон. — Вот, старый каталог, можешь освежить в памяти, — добавил он, швырнув Фрэнку свёрнутую в трубочку брошюру.
— Да, это очень неплохо, мне нравится, у вас своя манера, — проронил Фрэнк, пролистав пару страниц. — Дэнтон, я куплю пару картин.
— Не надо. Мне не нужны подачки, я не бедствую, — пренебрежительно объяснил он, забирая каталог.
— Дэнтон, ну зачем вы вообще переехали в город? Думали, что здесь вас возведут на пьедестал, станете единственным и неповторимым? Вы бы встретились с подобным везде, не только здесь.
— Райзен обещал, что каждый сможет заниматься своим делом без оглядки на толпу, на фальшивую мораль. Я хотел творить без ограничений. Понятно вам? Считал, что здесь будут обеспечены реальные права всех, кто умеет работать.
— Он соврал. Бывает.
— Райзен не обманывал, — бросил Дэнтон с горечью. — Все выполнил, просто он считает, что права не включают в себя поддержку тех, кто не вписываете в его систему. «Функции права свободы слова состоят в том, чтобы защищать меньшинство от угнетения большинства, а не в том, чтобы гарантировать им популярность, которую они не заработали». Читали Райзена? Перечитайте внимательно. Я видел только то, что хотел увидеть. А когда это коснулось меня, понял, как он ловко обвёл меня вокруг пальца.
— Бредятина. Как можно защищать и при этом травить?
— Кармайкл, разуй глаза, так везде в городе. Райзен рассчитывает только на тех, кто зубами
вырвет себе известность и хороший денежный куш. А я не умею рвать зубами. Могу только махать кистью. Ладно, — вздохнул он. — Излил душу, теперь могу с чистой совестью вернуться к своей работе. Работаю подмастерьем у известного мастера, которому позволено выставлять свои картины, — лицо Дэнтона скривилось, словно его сейчас стошнит.Непризнанный художник побрёл к выходу, а Фрэнк выпил залпом скотч, и, раскинув руки, закрыл глаза и задумался.
— Вы тоже посетили эту замечательную выставку, мистер Кармайкл? И как, вам понравилось? Наверно, производит впечатление. Представляю, какие завтра будут заголовки в газетах, — проговорил он с отвращением. — «Гениальный Сальвадор Каваллини представил нам очередные великие творения!»
Немолодой, сутулый мужчина с залысинами. Потерявший всякий вид потёртый пиджак. В глазах светилась тоска.
— И ведь никто, никто не напишет правду. Все побояться сказать то, что видно невооружённым глазом, — пробормотал с горечью он.
— Так возьмите и напишите сами, — буркнул Фрэнк в сердцах, ощущая, что ещё один разговор он не выдержит.
— Разве кто-то станет читать? — вздохнул тот. — Я не владею пером, чтобы все это описать. Разрешите представиться. Юджин Коллинз, владелец маленькой газетёнки «Городские новости». Может быть, слышали о такой? Ладно, — махнул тот рукой и принялся за виски.
— Хорошо. Мистер Коллинз, давайте я напишу о выставке. Когда вы сдаёте номер в печать?
— В пять.
— Отлично, скажем, десять тысяч знаков. Устроит вас такое?
Коллинз недоверчиво посмотрел на него:
— И вы не боитесь гнева Райзена? Он придёт в бешенство. Его ярость уничтожит вас.
— ОК. Поместите под псевдонимом. Ну как? По рукам?
— Я буду только рад, — пробормотал Коллинз.
Фрэнк усмехнулся.
— А вы сами-то не страшитесь, что гнев главы города падёт на вас?
— Плевать. Но, мистер Кармайкл. Я не смогу оплатить ваш труд. По достоинству, — добавил он печально.
— Какая разница? Я не умираю с голода. У меня чешутся руки сказать об этом убожестве.
Коллинз, бросив банкноту, ушёл, а Фрэнк ясно осознал, что напишет в заметке. Ему безумного захотелось тут же набросать текст, который должен был убить это ничтожество с тараканьими усиками наповал. Достал записную книжку, и стал быстро покрывать листочки бумаги аккуратными, ровными строчками, боясь, что мысль «уйдёт».
— Эдвард, почему ты ушёл?
Фрэнк инстинктивно отодвинулся, закрывшись руками, чтобы не дать возможность бывшей невесте вновь продемонстрировать остроту когтей дикой кошки.
— Мне кое-что нужно сделать. Камилла, оставь меня в покое, пожалуйста, — проговорил он, сквозь зубы.
Вместо того чтобы обидеться, она присела рядом. Фрэнк напрягся, и затаил дыхание, вдыхая дурманящий аромат свежего морского ветра. Она пыталась соблазнить? Или спровоцировать?
— Тебя быстро отпустили? — поинтересовалась она, вглядываясь в его лицо.
— Не совсем, миссис Райзен. Вначале пришлось пройти некоторые формальности. В результате я лишился нескольких зубов, мне переломали все ребра, сломали руку, отбили почки. А так, все замечательно.