Город Бездны

Я проследовал по бесконечной череде лестниц и площадок, перешагивая через дыры в бамбуковом настиле, сквозь которые с головокружительной высоты просматривалась улица. Мою комнату освещали газовые светильники. Однако, как я заметил, в другие части комплекса было проведено электричество. Где-то внизу без умолку жужжали метановые движки, ведя неравное состязание с уличными музыкантами, зазывалами, муэдзинами, разносчиками и животными. Но вскоре я перестал замечать эти звуки, а когда задернул шторы, в комнате воцарился вполне уютный полумрак.

Кроме кровати, мебели там не было. Но что мне еще нужно?

Усевшись на кровать, я задумался. Пока сцены из жизни Хаусманна не вклинивались в мое сознание, я мог анализировать их с холодной отстраненностью патологоанатома.

В них было нечто странное.

Я прибыл сюда, чтобы убить Рейвича, и вдруг – совершенно неожиданно – столкнулся еще с одной проблемой. Она состояла не только в том, что меня начали посещать видения. А ведь все начиналось вполне заурядно. Нельзя сказать, что я был этим галлюцинациям рад, но не сомневался, что смогу от них избавиться, поскольку знал, чем все может обернуться.

Эти сны – их уже нельзя было назвать снами, поскольку они приходили средь бела дня, – открывали мне далекое прошлое. Я становился свидетелем преступлений Небесного, о которых никто даже не подозревал. А такие сомнительные факты, как существование диверсанта и легендарного шестого корабля под названием «Калеуче», как принадлежность Небесного к числу пассажиров-бессмертных, – тайна, которую раскрыл ему Тит? Но разве Небесный Хаусманн не умер? Разве не его распятое тело я видел в Нуэва-Вальпараисо? Даже если это подделка, никто не может отрицать, что вскоре после приземления Флотилии он был арестован, заключен в тюрьму, подвергнут пыткам, осужден и казнен на глазах у тысяч людей.

Тогда почему я уже сомневаюсь в его смерти?

Это просто индоктринационный вирус, сказал я себе. Он морочит тебе голову, Таннер Мирабель.

Впрочем, засыпая, я думал не только о Небесном.

На этот раз мне приснилось прямоугольное помещение – не то тюремная камера, не то арена для крысиных боев. Я стою на смотровой площадке, огороженной перилами. Сверху льется ослепительный белый свет, стены и пол отделаны керамической плиткой и украшены огромными лоснящимися листьями папоротника и искусно декорированными древесными ветками, – очевидно, это должно изображать джунгли. Среди растений на полу – человек.

Как будто бы я узнал эту комнату.

Человек был наг, он лежал, скорчившись в позе эмбриона. Похоже, его вначале поместили сюда, а затем дали очнуться. Бледная кожа была покрыта пленкой пота, словно сахарной глазурью. Вот он приподнял голову, открыл глаза, огляделся и попытался встать, но тут же пошатнулся и принял исходное положение, то есть съежился на полу. Он не мог стоять, потому что одна из ног ниже щиколотки заканчивалась чистым бескровным обрубком и походила на аккуратно разрезанную колбасу. Человек повторил попытку и на этот раз ухитрился добраться до стены прыжками, но снова не удержал равновесия. Потом лицо исказилось от невыразимого ужаса. Человек вскрикнул.

Его сотрясала дрожь. В противоположном конце помещения, в темной нише, кто-то шевельнулся. Неведомое существо двигалось медленно и тихо, но человек ощущал его присутствие. Теперь он уже не вскрикивал, а визжал, точно свинья под ножом. Раздался звучный шлепок – из ниши на пол вывалилась груда темных колец толщиной с человеческое бедро. Не прекращая неспешного движения, тварь подняла украшенную капюшоном голову, словно принюхиваясь; туловище продолжало выползать из ниши. Вопли стали прерывистыми – человек задыхался – и от этого все более жуткими. Нет, сам-то я ничего не чувствовал, просто ждал в некоем странном напряжении, как будут развиваться события. Гамадриада подползала все ближе, и бежать было некуда.

Я проснулся в холодном поту.

Спустя некоторое время я вышел на улицу. Я проспал почти весь день. Не могу сказать, что хорошо отдохнул – мои мысли пребывали в крайнем смятении, – но по крайней мере не валился с ног от усталости. Прогуливаясь по улицам Мульчи, я наблюдал за городским движением. Кругом сновали пешеходы, рикши, экипажи на паровой тяге и на метане, изредка встречались паланкины, воланторы или фуникулеры, впрочем последние не задерживались здесь надолго. Я заметил, что уже не привлекаю к себе такого внимания, как при первом появлении в Городе. Небритый, с провалившимися усталыми глазами, я теперь больше походил на жителя Мульчи.

Ночные торговцы устанавливали палатки, некоторые уже развешивали фонари, готовясь к приходу сумерек. Наполненный метаном дирижабль, похожий на уродливую гусеницу, гордо парил в небе. Какой-то тип, высунувшись из гондолы, выкрикивал в мегафон невнятные лозунги. Под днищем гондолы висел проекционный экран, на нем менялись расплывчатые пестрые картинки. Я слушал, как над Мульчей разносится пронзительный голос муэдзина, созывая верующих на молитву или на какое-то иное богослужение. Потом заметил человека, чьи уши отвисали под тяжестью драгоценных камней. Его передвижной прилавок был увешан тростниковыми корзинками, в них шевелились змеи всевозможных размеров и раскрасок. Торговец приоткрыл одну из клетей и потыкал палочкой в змею из тех, что потемнее. Когда она начала нехотя разворачивать свои кольца, я вспомнил отделанную белым кафелем камеру, которую видел во сне.

Это был резервуар, где Кагуэлла держал молодую гамадриаду. Я мог только догадываться, что бы это могло значить, но мне стало страшно.

Чуть позже я купил себе оружие.

Оно не было громоздким и не бросалось в глаза, то есть не обладало теми недостатками, из-за которых пришлось продать ружье, украденное у Зебры. Приобретение было столь мало, что помещалось в кармане сюртука. Это был пистолет, изготовленный в другой планетной системе и предназначенный для стрельбы ледяными пулями, – их разгоняли до сверхзвука последовательные магнитные импульсы, возникающие в обмотке внутри ствола. Ледяные пули не менее опасны, чем металлические или керамические, но обладают одним преимуществом: попав в тело, они тают в течение нескольких секунд. Кроме того, для их изготовления достаточно стакана воды, желательно чистой. К пистолету прилагалась специальная обойма с портативным криогенным элементом. После того как преступление совершено, выследить владельца такого пистолета почти невозможно – идеальное орудие убийства. Не важно, что пули не снабжены системой самонаведения и не могут пробить некоторые типы брони. Сверхмощное оружие вроде ружья Зебры пригодно лишь для стрельбы с большого расстояния. В моем случае это весьма маловероятно. Я не в той ситуации, когда можно часами сидеть у окна, щуриться в мощную оптику и ждать, когда в прицельной сетке покажется силуэт, размытый многокилометровой толщей воздуха и тепловыми излучениями. Настоящая работа выглядит совсем иначе. Ты входишь в комнату и пускаешь единственную пулю с расстояния достаточно близкого, чтобы увидеть белки расширившихся от ужаса глаз.

На Мульчу опустился вечер. Повсюду, кроме улиц по соседству с базаром, поток пешеходов заметно редел. Корни Полога тянулись вниз, отбрасывая зловещие тени, и эта картина вызывала чувство неотвратимой угрозы.

Мне предстояло поработать.

Повозкой управлял рикша – либо тот же самый паренек, что в прошлый раз привез меня в Мульчу, либо его брат-близнец. Во всяком случае, он испытывал к месту, которое я назвал, точно такое же отвращение. Юнец наотрез отказывался доставить меня туда, пока я не пообещал щедрые чаевые. Нельзя сказать, что это сильно подняло его настроение. Скорость, с которой мы двигались по темнеющим закоулкам Города, указывала на страстное желание возницы поскорее закончить рейс и отправиться восвояси. Отчасти его беспокойство передалось и мне. То и дело моя рука непроизвольно опускалась в карман, чтобы прикоснуться к холодному пистолету, точно к какому-то талисману. Это действительно успокаивало.

– Зачем вам туда, господина? Все знать, что эта часть Мульча плохой и лучше держаться отсюда подальше, если вы умный.

– В который раз уже это слышу, – вздохнул я. – Ладно, считай меня не слишком умным, если тебе от этого будет легче.

– Я не говорить про вас так, господина. Вы хорошо платить – значит, вы очень умный. Я просто давать совет.

– Спасибо. Я тоже хочу дать тебе совет: поезжай и следи получше за дорогой. Об остальном позабочусь я.

На этом наш разговор закончился. Впрочем, мое настроение и не годилось для беседы о пустяках. Я смотрел, как мимо ползут темные стволы зданий. Их уродливые очертания понемногу делались привычными – странно, но мне казалось, что все города в конечном итоге должны стать такими.