Город, где умирают тени

— Ты имеешь в виду автоматы?

— Да. И кое-кого еще. Харт нахмурился:

— Мне не все понятно. Что же делает его таким могущественным? И как он справляется в тех делах, которые не по силам его агентам?

— Честное слово, все гораздо проще, чем ты думаешь: чаще всего он просто отправляет сообщение через автомат, и этого оказывается достаточно. Кому охота злить Время? В редчайших случаях, когда кто-то отказывается следовать его рекомендации, Время направляет к нему Джека Фетча. Надеюсь, тебе повезет и ты никогда не встретишься с ним. Это… довольно жуткий тип.

— А как ко всему этому относится шериф? — медленно проговорил Харт. — Я о том, что шериф здесь вроде как представитель законной власти?

— Время более могуществен, чем закон. Закону не по силам справиться с таким укладом жизни, как в Шэдоуз-Фолле, закон негибок. Все это принимают, хотя не все — как, например, наш славный шериф — с этим согласны. Однако большинство людей имеют достаточно здравого смысла не слишком раскачивать лодку. Время добросовестен и честен, он с головой в трудах, и ему абсолютно все равно, что люди думают о нем. Или о том, сколько подошв ему надо стоптать, чтобы выполнить какую-то работу. Шериф и Время почти всегда ужасающе вежливы друг с другом и изо всех сил стараются как можно реже объединять свои усилия.

Эш вдруг замолчал, и оба резко остановились, когда им навстречу неожиданно выплыл автомат и стал как вкопанный прямо перед ними. Фарфоровая голова повернулась сначала к Эшу, затем — к Харту. На лице были нарисованы усы и монокль, и Харту хватило мгновения понять, что они делают лицо автомата много реальнее, чем лица других слуг Времени. Джеймс спокойно и уверенно выдержал взгляд маски; у него не было сомнений, что плоскими глазами автомата его пристально разглядывает кто-то другой.

В автомате что-то прожужжало и щелкнуло, будто он обработал какую-то команду, и тут в голове Харта, словно истекшие из-под купола массивного колокола, гулко зазвучали слова — четко, ясно и настолько громко, что заставили его вздрагивать при каждом произнесенном слоге. Вот так же, наверное, Господь Бог гудел в голове ветхозаветного пророка, когда хотел завладеть его вниманием.

«Леонард Эш. Ты прибыл наконец, чтобы пройти через Дверь в Вечность?»

— Нет, — спокойно ответствовал Эш. — Я просто решил еще раз воспользоваться вашим радушием. Я привел кое-кого познакомиться с вами. Пришельца зовут Джеймс Харт. Правда, он здесь не совсем новичок: когда ему было десять лет, он покинул Шэдоуз-Фолл с родителями. Помните, было пророчество…

«Да, я помню. Веди его ко мне. Кукла укажет дорогу. Ступай строго за ней — это в интересах вашей безопасности».

Голос резко прервался, и Харт оторопело помотал головой. В ушах звенело — будто он только что ушел с рок-концерта, где стоял у самых динамиков. Харт глянул на Эша — тот понимающе улыбался. Вещий голос, похоже, его абсолютно не взволновал.

— Что, ошарашила неопалимая купина? Не робей, он всегда так наезжает на новеньких. Одна из его причуд. Время придает большое значение тому, чтобы произвести правильное впечатление. А сам любит быть грубым с людьми. Одно из немногих преимуществ его работы.

Автомат дважды громко прожужжал, плавно развернулся на каблуках и зашагал по коридору. Харт и Эш поспешили следом. Некоторое время они шли молча, затем Харт вздохнул обреченно:

— Ну хорошо, Эш, что же тогда ты так беспокойно высматриваешь? Эта кукла ведет нас туда, куда мы с тобой и шли, так ведь?

— Так, но именно это меня и тревожит. Честно говоря, я ждал возражений: Время ведь терпеть не может визитеров. А больше визитеров он не терпит лишь чужеземцев, а ты олицетворяешь собой и тех, и других. Думаю, мы не ошибемся, если предположим, что он заранее знал о твоем приходе.

— Погоди-ка, — сказал Харт. — Если он увидел меня через одну из своих картин, мог он тут же узнать, кто я такой и кто были мои родители, а?

Эш вздохнул, задумчиво глядя в спину автомата:

— Время знает многое из того, что, по нашим соображениям, знать не может. Это одно из его самых неприятных преимуществ. Я уже начинаю сомневаться, правильно ли я поступил, приведя тебя сюда. Насколько я слышал, пророчество о каком-то отношении вашей семьи к уничтожению города довольно специфично. Вдруг он решил, что ты слишком опасен, чтобы разрешить тебе свободно разгуливать по Шэдоуз-Фоллу. А у Времени есть очень неприятные способы ведения дел с опасными личностями.

Харт остро глянул на Эша:

— Что умолк? Выкладывай, какие такие у него методы для тех, кого он считает опасным? Сажает в клетку? Командирует в юрский период играть в прятки с динозаврами? А?

— Посмотри налево, — ответил Эш.

Харт посмотрел и замер. Эш тоже остановился, а в нескольких шагах впереди плавно притормозил автомат: он не стал разворачиваться и смотреть, что делают люди, — просто терпеливо ждал, когда они продолжат движение. Впечатление складывалось такое, что он готов прождать их целую вечность, если потребуется. Харт, однако, не замечал ни Эша, ни автомата Его взгляд был прикован к портрету напротив. Сперва ему показалось, что на картине очередное незнакомое лицо, но в то мгновение, когда Харт встретился со сверлящим взглядом исступленных глаз, которым они смотрели на мир, он понял, что здесь стряслось нечто ужасное. Рот был искривлен непреходящей досадой, руки мужчины были в ярости стиснуты в кулаки так, что побелели костяшки пальцев, но сам он при этом оставался неподвижен. Неправдоподобно неподвижен, словно застигнутый между двумя мгновениями: шагнув из одного, не успел войти в следующее.

— Его «удалил» Время, — пояснил Эш, осторожно понизив голос. — Замуровал в мгновении, как муху в янтаре. Он торчит здесь в галерее, а время идет дальше без него. Все, кого он когда-либо знал, умерли. Его друзья, родные, знакомые — канули в лету так давно, что уже и праха не осталось. А он так и стоит здесь, в галерее: наглядный урок каждому, кто осмелится думать, что может противиться Времени.

— И как долго Время собирается его так держать? — помолчав, спросил Харт.

— Не знаю. Старик пока еще никого не отпустил. Пошли, Джеймс. Давай не будем испытывать его терпение.

Харт с трудом вызволил взгляд из капкана неистовых глаз застывшей на портрете фигуры и отрывисто кивнул Эшу. Возобновил движение автомат, даже не озаботившись оглянуться, следуют за ним гости или нет. Харт быстро зашагал за куклой, хмуро глядя в ее бесчувственную спину. Он не смотрел на Эша, безмолвно шедшего рядом и погруженного в свои мысли. Харт хмурился. Он доверился Эшу. Эш ему понравился, и он ему доверился. Он хотел поверить, что наконец-то в этом ненормальном городе у него появился хотя бы один человек, друг, знавший его когда-то мальчишкой. Еще он хотел поверить, что у Дедушки-Времени найдутся ответы на его вопросы, что Время поведает ему, кто он есть на самом деле. В результате же получается, что Эш не друг, а предатель, и у Времени не найдется для него ничего лучше, чем заморозка на веки вечные в этой картинной галерее Ужасов. Мелькнула мысль о бегстве, но куда бежать-то? Он даже не знает, как вернуться в Шэдоуз-Фолл без помощи Эша. Он проделал колоссальный путь, он так верил и надеялся — и все напрасно! Неожиданно Харт улыбнулся, хотя в этой его улыбке веселого было мало. Он еще не сломлен, и если Время думает иначе — старика ожидает неприятный сюрприз. Харт не знает слово «сдаваться».

— И много народу он вот так заморозил? — спросил наконец Харт, все еще не глядя на Эша.

— Неизвестно. Вернее, известно ему, Времени. Однако в склонности обсуждать эту тему он замечен не был.

— Иными словами, он тут и судья, и присяжные, и палач — и все смотрят на это сквозь пальцы?

— А кому придет в голову его остановить? Это же смысл его бытия — служить городу и защищать его от опасностей.

— Но ведь Время в одиночку решает, кто виновен, а кто опасен. Или потенциально опасен.