Город гибели

Следующий шаг, предпринятый Линквортом до возвращения жены, был логичным и продуманным. Он упаковал все вещи, принадлежавшие матери, отвез их на вокзал и сдал в пассажирский поезд до Лондона, а вечером пригласил нескольких знакомых на ужин и рассказал им об отъезде матери. Он не притворялся, что сожалеет (что также было логично и соответствовало тому, что знакомые наверняка и так знали), заявив, что его отношения с матерью никогда не складывались хорошо и благодаря ее отъезду в доме воцарится спокойствие и согласие.

Ту же самую историю он рассказал и жене после ее возвращения, добавив только, что ссора была очень резкой и мать не оставила ему даже своего адреса. Это также был ловкий ход, так как тем самым он отбирал у жены возможность написать свекрови письмо. Жена, как кажется, восприняла этот рассказ без каких-либо подозрений. И действительно, в нем не было ничего странного или подозрительного.

В течение какого-то времени он держал себя в руках и вел себя хитро — эти черты характера большинство преступников проявляют до определенного момента, и их потеря бывает наиболее частой причиной того, что преступление вскрывается. Он, например, не сразу выплатил свои долги, даже принял молодого жильца, который поселился в комнате матери, и уволил из магазина помощника, взяв на себя полностью обслуживание в нем. Тем самым он создал видимость экономии и одновременно начал громко рассказывать об оживлении в торговле и до конца месяца не израсходовал ни одной из банкнот, найденных в замкнутом на ключ ящике стола в комнате матери.

И только потом он разменял две банкноты по пятьдесят фунтов и расплатился с кредиторами. С этого момента он потерял и голову, и хитрость. Он открыл счет в банке и, вместо того чтобы терпеливо класть фунт за фунтом, сразу положил четыре банкноты по пятьдесят фунтов, а кроме того, начал беспокоиться насчет того, что он закопал в садике за домом на совершенно безопасной глубине. Чтобы еще лучше подстраховаться с этой стороны, он заказал телегу шлака и камней и проводил летние вечера после работы, строя на этом месте с помощью жильца что-то вроде миниатюрного горного ландшафта.

Затем случилось несчастье, которое стало настоящей искрой, приведшей к ужасному взрыву. В камере хранения потерянного багажа на вокзале Кингс-Кросс (откуда ему надо было получить вещи своей матери) вспыхнул пожар, который частично уничтожил один из двух ящиков. Так как железнодорожная компания была обязана компенсировать ущерб, то вышитая на белье фамилия матери, а также письмо, адресованное в Шеффилд, явились причиной поступления чисто официального письма, в котором подтверждалась готовность покрыть ущерб. Письмо было адресовано миссис Линкворт, и по этой причине его получила и прочитала жена Чарлза Линкворта.

Внешне это был совершенно невинный документ, но в сочетании со всем прочим он означал приговор к смерти. Ибо Линкворт никоим образом не был в состоянии объяснить, почему багаж матери все еще находился на вокзале Кингс-Кросс. Он смог выдвинуть единственное предположение, что с матерью что-то случилось. Было ясно, что он должен отдать дело в руки полиции с намерением отыскать ее след. И если бы оказалось, что ее нет в живых, то заявить о своих правах на деньги, которые она предварительно сняла в банке. Во всяком случае, придерживаться такого поведения ему советовала жена, а также жилец, присутствующий при зачитывании письма из железнодорожной конторы, и Линкворт никак не мог открутиться от принятия их совета.

И тогда сдвинулась с места тихая, бесшумная, типично английская машина правосудия. Неброского вида люди начали крутиться по Смит-стрит. Они заходили в банки, наблюдали за якобы растущим оборотом торговли в магазинчике и из соседнего дома заглядывали в садик, в котором искусственный ландшафт уже успел зарасти папоротником.

Затем наступил арест, не очень долгий судебный процесс, и в одну из суббот вечером пал приговор. Элегантные люди в огромных шляпах внесли оживление в зал суда, но во всей этой толпе не было ни одной особы, сочувствующей молодому человеку с внешностью атлета, который на их глазах был приговорен к смерти.

Среди зрителей было множество пожилых, почтенных матерей, и ввиду того, что убийство было надругательством над материнством, они с огромным одобрением следили за неопровержимым потоком обвинений. Они ощутили легкую дрожь, когда судья, надев на голову свой абсурдно выглядевший черный берет, зачитал вынесенный Богом приговор.

Линкворт отправлялся на эшафот, чтобы понести наказание за свое чудовищное деяние, и никто из слышавших обвинительный акт не сомневался, что он виновник, — с тем же самым равнодушием, которое характеризовало все его поведение с момента отказа в его просьбе о помиловании. Тюремный капеллан, который перед этим посещал его, всеми средствами старался склонить его к признанию вины, но его усилия не дали никакого эффекта, и Линкворт, хоть и не давал никаких присяг, все же до последнего мгновения упорствовал в своей невиновности.

И в одно прекрасное сентябрьское утро небольшая, вызывающая ужас процессия пересекла под теплыми лучами солнца тюремный двор, направляясь в барак, где была установлена смертоносная машина. Вскорости после этого доктор Тисдейл констатировал мгновенную смерть. Стоя на эшафоте он видел, как открывается люк и вниз обрушивается на веревке фигура с капюшоном на голове. Он услышал свист и хлопок веревки, натягивающейся под действием тяжести, и, поглядев вниз, он увидел странные подрагивания повешенного тела. Но это длилось всего лишь несколько секунд — экзекуция была проведена безупречно.

Спустя час он произвел осмотр тела, который и подтвердил его предположения: Линкворт безусловно умер мгновенно вследствие того, что сломались позвонки. По сути дела, вскрытие было не нужно, но ради формальности он его произвел. И тогда-то он вынес впечатление, странное и чрезвычайно сильное, что душа уже покинувшего этот мир человека находится рядом с ним, словно не желая расставаться со своей убитой телесной оболочкой. А ведь тело, вне всяких сомнений, было мертвым: жизнь покинула его час назад.

Затем случилось другое странное происшествие, которое в первый момент показалось малосущественным, хотя и непонятным. Один из охранников пришел узнать, не унесли ли случайно использованную час назад веревку, которую следовало вернуть палачу, вместе с трупом в морг. Но веревка, на удивление, исчезла бесследно: ее не было ни в морге, ни на эшафоте. И хотя дело это не имело существенного значения, оно осталось невыясненным.

Доктор Тисдейл был холостяком, человеком финансово независимым. Он жил в обширном, светлом доме на Бедфорд-сквер, где несравненного совершенства кухарка заботилась о его питании, а муж кухарки — о его особе. Доктору вообще не было необходимости заниматься врачебной практикой, и свои обязанности в тюрьме он выполнял исключительно ради изучения ментальности преступников.

Он считал, что большинство преступлений, то есть нарушений норм поведения, вызывается или психическими отклонениями, или же нищетой. Кражи, например, он не относил в счет одной только причины. Бедность, правда, часто является их причиной, но в большинстве случаев они диктуются какой-то неизвестной болезнью мозга. Более очевидные случаи такого типа именуются как клептомания. Доктор, однако, был убежден, что желание удовлетворения материальных потребностей также не выясняет множество других правонарушений.