Город и ветер

Непоседливые, словно солнечные зайчики, в игру вступили близнецы. Добавленные ими образы были нечёткими, быстро меняющимися, отражающими как неумение сосредотачиваться на чём-то одном, так и непрекращающуюся мысленную драку за то, чья идея победит. Летающий остров (точно как на картинке в одной из книг) сменился летающим замком (подозрительно похожим на увеличенный игрушечный дворец, когда-то стоявший в королевской детской), потом драконом (как на гобелене), потом у дракона появилась ещё одна голова (другого цвета, как на другом гобелене), потом почему-то тарелкой, куском торта, и в следующий момент по голубому небу уже летали разнообразные блюда, наполненные самыми различными кулинарными шедеврами.

Стараясь не обращать внимание на урчание в животе, Тэйон попытался увеличить поток энергии, идущей от него к кристаллу, чтобы расширить иллюзию. Нить, связывающая их, стала толще… ещё толще… Виски пронзило болью, когда энергия вырвалась из-под его контроля, заставив камень ярко вспыхнуть, а магистра, точно пронзённого ударом хлыста, со стоном обмякнуть в кресле. Тавина, даже не заметив, что он покинул иллюзию, рассеянным, неосознанным усилием сама влила в кристалл дополнительную подпитку, и вот уже вместо стен кабинета кругом мерцали непропорционально многочисленные детские воспоминания о торжественных ужинах, сопровождаемые (что было, вообще-то, невозможно) вкусовыми ощущениями и запахами, а звенящие голоса близняшек взволнованно обсуждали, что же сегодня будет на обед.

Внешне спокойным движением магистр развернул кресло, отворачиваясь. Тело скрутило низкой и недостойной завистью.

Ножом в сердце вошли собственные воспоминания.

Маленький лэрд, затаив дыхание, слушающий, как бабушка Лия читает на ночь легенду о полёте его знаменитого прапрапрадедушки. И затем, ночью, выскользнувший из детской, чтобы пробраться на самую высокую башню и как и все его предки, превратиться в самого настоящего сокола. Один из стражников тогда заметил его и, в последний момент перед прыжком успев ухватить за рубашку, притащил, возмущённо пыхтящего и пинающегося, к Лии. Магистр Алория до сих пор помнил чувство недоверия и горящего, обжигающего разочарования, когда бабушка, обняв лэрда, сказала, что ему никогда не дано будет обрести истинную форму. Никогда, никогда, никогда…

Подростковые годы, одинокие часы на крепостной стене и голодные, затуманенные слезами глаза, устремлённые в небо. Спрятанная от посторонних глаз и оберегаемая пуще секретов клана тетрадь со стихами.

И те же слёзы, тот же обжигающий взгляд, но уже не его, а Таш, которую застал однажды ночью на том же месте той же самой стены.

А потом — резанувший по сердцу ужас, когда, вопреки всем приказам, в его лабораторию ворвалась нянька с криком: «Терр исчез! Он поднялся на башню!» Он не помнил, как удержал и завершил тогда заклинание, как, опрокинув неподъёмный стол, выскочил из комнаты, поднял по тревоге замок. Суматошный обыск пустых коридоров, допросы стражей, бледное лицо Таш. Чей-то крик, и он выбежал во двор, чтобы увидеть, как неуклюжий птенец сокола спланировал откуда-то с неба, упал на камни, покатился, превращаясь в худого исцарапанного мальчишку, побелевшими пальцами сжимавшего сломанное бедро.

«У меня получилось! Отец, матушка, получилось! Я летал! Летал!!! У меня были крылья! У-уй, больно!»

Белое лицо и раненые глаза Таш, внезапно отвернувшейся и напряжённо зашагавшей по направлению к своим покоям. Понимание содеянного. И чёрная, разъедающая изнутри зависть.

Холодный взгляд, оборвавший торжество ребёнка.

«Вы испугали вашу мать и испортили моё заклятие, вер. Такое поведение неприемлемо для наследника соколов».

И стиснувший зубы отец, недрогнувшим шагом уходящий от плачущего от боли и предательства сына.

Магистр Алория запрокинул голову. Прошлое нельзя исправить, но… он презирал себя за это поражение.

Мастер ветров не был больше мальчишкой, снедаемым обидой и невозможностью следовать своей мечте, слишком юным для свалившейся на него ответственности. И не собирался дважды повторять одну и ту же ошибку.

Когда маг вновь повернулся к своим соученикам, лицо его было спокойно, сердце билось ровно и размеренно, а эмоции ограничивались в основном лёгким голодом.

— Блестяще, Тави. Нита, ты вне всяких похвал. Это какой-то овощ? Ах, вишни. А почему синие? Да, вы правы, так гораздо вкуснее. Вношу деловое предложение: как насчёт обеда? — поинтересовался он, чуть постукивая для важности пальцами по подлокотнику.

Близнецы издали дружный восторженный крик. Тэйон послал слишком много замечающему ди Крию самую мерзкую из своих улыбок.

— В таком случае я уверен, ваш защитник будет рад сообщить госпоже Укатте, что их высочества проголодались.

Целитель, судя по всему, уже имел несчастье познакомиться с дамой, заведовавшей кухней Тэйона. Или, быть может, он просто знал, кому принадлежал безвинно пострадавший кот. Во всяком случае предложение встретиться с ней вызвало у явно голодного студиозуса подозрительно вялый энтузиазм.

— Я уверен, магистр, что общаться с вашим собственным персоналом лучше всего вам!

— Ни в коем случае, — возмутился Тэйон. — Для всего мира, за исключением здесь присутствующих, я сижу в темнице, а вовсе не в своих покоях. Уверен, вас не затруднит прислать мне наверх лишнюю порцию. Однако госпоже Укатте совершенно не обязательно знать, кому именно она предназначается.

— Она же ваша повариха! — в обвиняющие интонации сами собой прокрались жалобные нотки.

— Вы можете нанять ещё одну. Но тогда вам же придётся сообщить госпоже, что её стряпня неудовлетворительна, — невинно посоветовал поднаторевший в интригах лэрд.

— Но… — вновь начал ди Крий, но непробиваемый взгляд мастера ветров остановил его. — Это просто мелочно с вашей стороны, магистр!

— О, это зависит от точки зрения. С моей, такое решение кажется невероятно разумным. А я — хозяин дома. Смиритесь.

Ди Крий поднялся и отвесил придворный поклон. Однако перед тем как покинуть кабинет, держа на каждой руке по болтающему ногами ребёнку, он повернулся и одарил магистра пылающим обещанием реванша взглядом.

— Вы, безусловно, хозяин дома. Однако как телохранитель их величеств я вынужден взять на себя смелость найти для принцесс наиболее безопасные покои в резиденции.

И вышел.

— Наиболее безопасные? — подозрительно пробормотал себе под нос Тэйон, пытаясь понять, что же скрывалось за произнесённой столь многозначительным тоном угрозой.

После сытного обеда, добравшись наконец до спальни и улёгшись в свою поменявшую привычное расположение, но по-прежнему удобную постель, мастер воздуха расслабился, предвкушая первый за долгие дни настоящий отдых. Как у него всё болело! Маг уже почти погрузился в блаженное забытье, когда что-то скребущее лапами и мяукающее шлёпнулось на кровать рядом с ним. Тут же сверху на отчаянно пытающегося вырваться кота упало одно шестилетнее чудище, а затем и второе.

Рванувшись к оружию, магистр отпустил своё магическое зрение, пытаясь понять, что происходит и почему ужасные близнецы не падают жертвами тёмной, завязанной на крови магии, защищавшей эту комнату. Свою спальню, которая должна была быть убежищем в минуты наибольшей уязвимости, Тэйон ограждал от любой опасности, не считаясь ни с какими моральными запретами. Посторонние должны были бы уже упасть замертво…

Ему потребовалось несколько долгих, мучительных минут, чтобы заметить странные, не похожие ни на что виденное ранее, щиты, которыми ди Крий опутал детей. С приглушённым ругательством магистр уткнулся в подушку. «Наиболее безопасные покои», да? Что ж, логика была безукоризненна — помещения более безопасного, чем эта комната, в доме не было. Стихии бы побрали подлого, хладнокровного, умного интригана!