Город мясников

– А зачем мне это надо?

– Ты сможешь полететь на другую планету. Ты станешь настоящим космонавтом. Миллионы парней мечтают об этом.

Молчание длилось еще долго.

– Ладно, я выйду, – прозвучало из подземелья. – Только учтите, если вы меня вздумали продать… мне нечего терять, потому что у меня ничего нет. Я дешево не дамся.

– Не сомневаюсь, – сказала женщина. – Именно поэтому мы с тобой и возимся. Кстати, чтобы тебе было проще общаться, я твой командир на ближайшие десять недель. Зови меня Кузнечик.

36 УЛЫБКА ФЛАМИНГО

Добродетель, которая

противится грядущему злу, называется храбростью.Цицерон

…Это была девушка, младший стрелок Медок, из второй декурии. Корпус ее шагателя выглядел так, словно его в течение часа в упор расстреливали из эвфитона малого калибра. Но нигде рядом не валялось даже осколка металла. Вдоль шоссе громоздились красные наросты, похожие на застывшие языки лавы, остроконечные холмы и розовые ракушки застилали обзор. Кое-где радовали взор кучки бытового мусора, оставшегося после аборигенов, и протоптанные ими в паутине узкие тропки. Над головой нависали бесконечные переплетения улиц-труб, с которых тоскливо капала вода. Позади нас зияло черное жерло грузовых ворот. Я снова видел опрокинутую створку с гигантской цифрой пять. Шоссе упиралось в эти ворота.

Деревянный выпустил очередь по птице. После его выстрелов у фламинго уже не осталось тела, а изящная голова на длинной изогнутой шее упала прямо на дорогу. Сегментированный хобот продолжал сокращаться, по нему стекали человеческие мозги. Клюв у этой пакости и вся ее узкая голова были устроены как-то нелепо, неправильно.

Мы перевернули шагатель, его ходули бессильно раскинулись, броневой щиток был превращен в кашу. Аэрозольное атмосферное облако все еще плавно колыхалось вокруг мертвого бойца.

– Я тебе говорил, я тебе говорил, – как заведенный повторял Хобот. – Они кинулись на меня там, в темноте…

– Спаси нас мать Гера! – залепетал молитву Мокрик, когда я поручил ему вытащить клибанария из седла.

– Волкарь, это Медок, ее номер…

– Сам вижу. Мамонт, Бауэр, проверьте впереди. Не удаляться из зоны видимости. Мамонт – старший.

– Ясно, исполняю.

У убитого клибанария практически отсутствовала голова. Осталась только нижняя челюсть, обглоданная почти начисто. Грудную клетку тоже выгрызли, вместе со скафандром, или…

– Выклевали, – закончил мою мысль Хобот. – Ее клевали, это не пули и не картечь.

– Волкарь, она улыбалась… – всхлипнул Деревянный.

Я ощутил непреодолимое желание дать Деревянному по роже. Вначале ему, затем – Хоботу и прочим паникерам. До меня внезапно докатилась одна простая, но пугающая истина – мы привыкли воевать, но не привыкли проигрывать.

Звездный штандарт везде побеждает!

– Деревянный, прекрати! Мамонт, ты у нас спец по местной фауне. Здешние птицы могут улыбаться? Ты видел хоть одно изображение улыбающейся цапли?

– Это не цапля, скорее фламинго, – задумался Мамонт. – Но ближайший фламинго находится в двух миллионах миль отсюда, в зверинце на Гамме. Однако на берегах здешних ручьев водится что-то похожее. Только они не розовые, и уж точно не улыбаются. Пугливые, нелетающие, питаются пиявками и прочей…

– Эта была не из пугливых, – зло отреагировал Деревянный. – И я пока не рехнулся. Она ржала мне в лицо!

– Кадмий, остынь! Никто не считает, что ты рехнулся. Вероятно, это был очередной очаг. Слушайте все! – я повысил голос. – Не ждать команду. Стреляйте во все, что кажется подозрительным.

– Господин декурион, а туземцев тоже считать подозрительными?

Хороший вопрос. Естественно, задал его Мокрик. Кто еще мог задать столь остроумный вопрос, памятуя о параграфе втором, часть «А», запрещающем использовать боевые тазеры на поражение при отсутствии явной угрозы?

– Младший стрелок Бор, – произнес я. – Если вам нужны персональные разъяснения, после возвращения в расположение части разрешаю вам обратиться к командиру центурии. Все ясно?!

– Да, ясно, господин декурион.

– Парни, за мной! Движемся к воротам комбината!

Следующие два клибанария, уткнувшиеся физиономиями в обочину, тоже умерли неприятной смертью. Похоже, от второй декурии мало что осталось… Целая стайка грациозных розовых птиц покачивалась над мертвыми десантниками, запустив в их вскрытые черепа длинные тонкие хоботы. Когда ходуля моего шагателя высекла искры из гладкого композита, птицы отпрыгнули бочком и недовольно распушили перья.

Мы сожгли их, но легче от этого не стало.

– Волкарь, тут еще двое убитых из второй декурии, – издалека доложил Мамонт. Его шагатель казался муравьем на фоне упавших желтых ворот. – Номера шесть и три…

Мне захотелось завыть. Номером третьим был Бериллий, командир второй декурии и мой хороший приятель.

– Никого не заметили?

– Вокруг чисто. Похоже, створку вынесли направленным зарядом или взорвался реактор одного из грузовых модулей. В шлюзе нулевая активность, аварийный свет горит. Мы выставили маячки.

Номера третьего я узнал сразу. Его шагатель разорвали на части, словно это была детская плюшевая игрушка. Самого Бериллия скрутили в штопор, не вынимая из скафандра, а потом несколько раз приложили о гладкую поверхность шоссе. Второй клибанарий выглядел не лучше. Оба долго отстреливались, по положению стволов на турелях я сразу определил, что огонь вели из крайне неудобной позиции. Они стреляли почти вертикально вверх.

– Волкарь, так погнуть ходули нереально… – заметил Карман.

– Я знаю. Но их погнули.

– Это не птицы. Это что-то другое. Их не клевали.

– Вижу, не трогайте.

– Командир, у них пустые картриджи. Выпустили весь боезапас. Они не могли промазать… Командир, не лучше ли нам закрепиться в здании комбината?

Это снова произнес Карман, уж он-то знал, что говорит. Потому что Карман один выходил против троих в учебных боях на арене и прикрывал нас со Свиной Ногой, когда мы удерживали посольство на Альфе Геркулеса от взбесившихся опиумных фанатиков из клана Орла… Кармана не упрекнешь в трусости, поэтому я промолчал. Но я прекрасно понял, на что он намекал.

Даже если внутри внешнего шлюза комбината что-то враждебное и скрывается, там можно спрятаться и пересидеть, периодически требуя подкрепления. Потому что это искусственное сооружение. Там не должно быть глюков. За карантинные шлюзы лазаретов глюки не проникают.

Раньше не проникали.

В наушниках заплакал ребенок, затем зашелестели мягкие лапки с коготками. Восьмикратно ослабленный фильтрами в ноздри лез запах обветренного сырого мяса. Дождь колотил по иссиня-черному полотну дороги, в улицах-трубах заунывно хлопали окна. Ажурная сеть, окружавшая дорогу цепью серебристых обручей, повисла рваными лохмотьями. Впереди, за поворотом, лежал еще один мертвый клибанарий.