Город призраков

«Дурак ты, Стрый, — подумал Пиночет. — Что там может в углу быть? Здесь ведь только я... и кошки».

А потом он заметил, что угол и вправду не пустой. Там царила тьма, но у этой тьмы была своя форма. В углу пустой квартиры Пиночета стоял человек. Отсюда даже можно было разглядеть, что он очень высокий и одет в некое подобие плаща. Теперь и Пиночет вытаращил глаза и повторил вопрос напарника:

— Ты кто такой?

Человек повел плечами и сделал шаг вперед. Свет с улицы упал на него, и стало видно, что он действительно одет в плащ — светло-бежевый и поношенный. Лица пришельца разглядеть не удалось, его скрывала темень. Это показалось напарникам очень странным: как же так — плащ виден, а лицо нет.

— Так-так, — сказал человек, — страдаете? — Он мягко усмехнулся в темноте. — Как говорится — «нет покоя без боли, и проходя через страдание, мы обретаем спасение». Я бы сказал вам, чье это выражение, но вы все равно его не знаете.

И тут Пиночет понял, что пришелец — не глюк. Откуда галлюцинации, плоду его, пиночетова расстроенного мозга, знать такие выражения. Этот тип в старом плаще и вправду был тут.

Стрый тоже это понял, он активней заворочался у себя в углу, попытался отползти. Сам Васютко вспомнил про кошек и в мгновенной панике огляделся вокруг. Но кошки исчезли. Они, в отличие от ночного гостя, были ненастоящими.

— Да ты кто вообще? — выдавил Николай через силу, он попытался приподняться над матрасом, но руки его не держали, и он упал назад, отирая выступившую на лбу обильную испарину. Где же лицо посетителя, почему он его не видит?

Тот как раз переместился поближе к окну, и мутно-оранжевый свет заоконного фонаря ломким квадратом упал ему на грудь — сразу стало видно, что плащ посетителя не только поношенный, но и испачканный какой-то черноватой дрянью, напоминающий загустевший мазут. А лицо осталось в тени. Гость усмехнулся там, в темноте, и произнес:

— Избавитель. Ваш избавитель. — Потом он сделал еще шаг и оказался прямо над Пиночетом. Гость казался высоким, очень высоким и даже становилось странно, как он умудряется с таким ростом стоять прямо и не сгибаясь. — Получай аванс. Да не разбей, второго пока не получишь.

Что-то легкое и гладкое упало Николаю на лицо, скатилось по левой щеке и с легким стуком шлепнулось на матрас. Пиночет протянул скорченную от ломки руку и зашарил по грязной ткани, силясь отыскать подарок. Он не верил, боялся поверить в то, чем был этот стеклянный предмет, но безумная надежда уже вовсю полыхала в узкой груди опустившегося наркомана. Наконец пальцы ощутили гладкость стекла, закругленные формы. Это было она, та самая, вожделенная, за которую отдать жизнь так же просто, как сделать вдох.

Ампула.

С морфином, наверняка с ним! Чувствуя, как бешено колотится сердце, Пиночет приподнял ампулу, чтобы на нее упала толика света. Синие латинские буквы на стекле: M-0-R-P-H-I... Да, это он, кроткий бог сновидений, приносящих покой. Николай почувствовал, как слезы начинают капать из глаз (и, хотя он этого не заметил, у него началось еще и неконтролируемое слюноотделение, как у собаки Павлова по звонку), горячие, едкие. Он пожирал глазами эти синие буквы, не в силах поверить в привалившее вдруг счастье. Нет, так не бывает. Это все равно что к страдающему тяжелой формой малярии пациенту вдруг приходит врач и виновато сообщает, что на самом деле у того фантомная лихорадка, от которой довольно трудно переселиться на небеса.

Морфин. Пиночет повернулся на бок и лихорадочно зашарил по полу в поисках шприца (он был один, второй разбил на прошлой неделе дурила Стрый). Он нашел его, когда иголка впилась в ладонь. Боли не чувствовалось, вернее, она потонула в океане других, более насыщенных болей.

А потом вдруг оказалось, что ампулы в его руке больше нет.

— Где?! — крикнул Пиночет в панике. Слезы моментально высохли и, казалось, застыли на щеках ледяными дорожками. — Где она?!

— У меня есть условие, — произнес посетитель.

— Любые условия! — простонал из угла Стрый. — Говори, только отдай ее!

Гость качнул головой — смутное, едва угадываемое движение:

— Да они, в общем-то, простые. Вам надо пойти в Верхний город. Найти там фирму «Паритет». Это проще некуда, она там целый дворец занимает, и выкрасть кое-какие документы. Хотя нет, сожгите-ка здание целиком. Канистра бензина, славный пожар, все уничтожено! Это здорово! А уж сколько радости для недобросовестных сотрудников, правда? Ну что, вы окажете мне эту услугу?

Пиночет закивал головой так яростно, словно вознамерился таким образом стряхнуть ее с плеч. Большинство слов гостя прошло мимо его ушей, но Николаю было на то наплевать. Время давно уже разделилось у него на до и после — собственно, до приема сонного зелья и после него. То, что будет после — его совершенно не интересовало.

— Ну, я вижу — вы согласны, — сказал посетитель, — и неважно, что вы ничего сейчас не поняли. По возвращении из страны грез вас будет ждать подробная инструкция. Кстати, Николай, ваша капсула уже у вас.

И это было действительно так! Ампула была здесь, у Пиночета в руках, и как только он мог ее не заметить?

Неважно! Сейчас — за дело. Не обращая больше внимания на неподвижно стоящего гостя, Пиночет зубами отломал тонкую шейку ампулы и лихорадочно принялся наполнять экспресс-поезд, который донесет умиротворяющую влагу внутрь вен, — шприц.

И, уже улетая на мутном сером приходе прочь из сознания, Николай с вялым удивлением заметил, как гость спокойно уходит прочь, в ободранную стену напротив, и сливается с ободранной штукатуркой.

11

Июль, 15.

Новый день. Точно такой же, как и предыдущий. Хотя нет, сегодня вышло солнце, и против воли у меня поднимается настроение. Думаю, как и у всех живых существ. А ночью была видна луна — изящный такой полумесяц. Появлялся из-за туч, пепельного цвета и словно нарисованный на фоне ночного неба.

Днем я люблю дождь. Ночью нет. А этой ночью под окнами кто-то кричал. Да, нет — даже орал, словно его резали тупым ножом. Я выглянул посмотреть, но увидел лишь пустынную улицу. Улица Школьная, потому что одним торцом она упирается в мою бывшую школу — как же я ее ненавидел в свое время! Эти угрюмые кирпичные стены, облупившиеся фрески над входом. Кто там был? Я не помню, но сейчас они смотрятся как химеры. Каждый раз они мне приходят на ум, эти химеры. Как в Кельнском соборе.

Окно большой комнаты нашей квартиры выходит на улицу имени Семена Стачникова. Не забыть бы спросить, кто он такой. Хотя в любом случае — это грязная и убогая улочка, на которой никогда не горят фонари. В отличие от Школьной, народ по ней не гуляет.

Побил рекорд по сну. Мне самому противно так долго спать. Первый раз проснулся в десять, с больной головой. Вставать не хотелось, но мерзкое солнце (ненавижу его, это светило, оно бесцеремонно лезет мне в глаза каждое утро, несмотря даже на плотные шторы), не дало залеживаться, а с улицы уже вовсю шумели машины.