Город выстуженной любви, или Клеймённые жизнью

Вздохнул.

Забыл он тогда, в поезде, про этот паспорт. Лежит себе во внутреннем кармане и лежит… И лишь на второй день после возвращения домой вспомнил.

Достал, раскрыл. Вгляделся в лицо. И вправду похожа! Перевернул страницу… Вот тут-то ручонки и задрожали!

Это была она! Иринка Галямова!

Он никогда не доверял совпадениям. Жизнь научила его надеяться только на себя, на друзей, на близких. И немного на удачу… Хотя… удача… Тоже та ещё девица. Не очень-то с ним дружила.

А совпадений боялся. Было такое ощущение внутри, что тебя исподволь толкают к чему-то… к чему ты ещё не готов. И ты не знаешь, что впереди: счастье ли, горе… А тебя толкают!

Напился он тогда. Сидел вот так же, за этим же столом, на этом же стуле – и напивался. Иринка смотрела на него с паспортной фотографии серьёзными глазами и будто спрашивала: что дальше? И он решился.

Трусливо, по-паскудному, но решился… Сходил к соседу – Сашке Привалову, беспробудному пьянице – выклянчил у того за бутылкой паспорт. Да тезка и без бутылки бы дал, но Александр посчитал себя обязанным. Написал короткое письмо и на следующий день отправил вместе с Иркиным паспортом в Новосибирск.

А вчера получил ответ. Как прилюдную пощёчину! И сразу захотелось ответить! Так, чтобы ей мало не показалось! И опять заметил: задрожали пальцы. И остановился. И слава Богу… Вон, утро целое впереди… И ты спокоен… Вот и пиши сейчас, если хочешь… Но нормально и без хамства… Она-то в чём виновата?..

Александр взял ручку.

«Извините, что не смог переслать Ваш паспорт раньше. Поздравляю с получением нового. А в следующий раз, конечно, буду думать лучше. Спасибо, что хоть «всего недоброго» не пожелали.

Александр».

Аккуратно и медленно запечатал конверт.

Стёкла в доме напротив заалели восходом.

Оделся.

– Эльза! – крикнул из прихожей.

Из спальни нехотя и лениво появилась собака. Овчарка. Старая, седая.

– Гулять!

Видно было: ничего собаке не хочется, только спать. Но она покорно сунула морду в ошейник и поплелась за хозяином.

Спустились во двор. Тут только Александр понял, что не знает, где у них почтовый ящик. Так и добрели безлюдными пока ещё улицами до самой почты. Александр бросил письмо.

И почему-то сразу полегчало на сердце! Ниточки в прошлое оборвались – а на сердце полегчало!

«Неопределённости не стало», – подумал он. Поднял глаза и прищурился на восходящее солнце.

А может, и утро – свежее, ласковое, пахнущее цветущей липой, – так на него подействовало.

Рядом тяжело, с одышкой, медленно брела собака.

…А вечером из Новосибирска пришло второе письмо…

Глава 2

Ирина не ожидала, что история с присланным из Челябинска паспортом так её растревожит. Почему-то ей казалось, этот неизвестный Александр, человек, о котором она не знала ничего, обязательно ещё напишет. Умом понимала, что не будет никакого письма, но каждый день вечером поднималась на пять ступенек вверх от лифта, чтобы заглянуть в ящик. Вдруг издали письмо не будет видно?

Похоже, устала она от одиночества. А ведь недавно ещё оно казалось таким желанным. Тогда, три года назад, единственное, чего она хотела, – это чтобы все оставили её в покое, забыли о ней, вычеркнули её из своей жизни, а вернее, исчезли из её, Ириной, жизни. Так и получилось, как хотела. Когда очнулась, пришла в себя, – вокруг уже не было никого. И никто не мешал ей спокойно и тихо ждать, когда жизнь пройдёт, наступит старость, а после – желанное освобождение: смерть, которой она тогда так хотела, но не смогла, не решилась, струсила.

Думала, так будет всегда. Потому и понять не могла себя: чего ж так тянет её к почтовому ящику? А просто через ящик получила она весточку из мира, от которого так долго и старательно отгораживалась. Оказалось, этот мир ей снова нужен. Только она ему больше не нужна. Добиться одиночества легко, а вот избавиться от него – трудно. И в ящик заглядывать изо дня в день смысла нет. Глупо это, несерьёзно.

Однако письмо пришло! Не должно было приходить, а пришло! Ничего в нём радостного и приятного не было, но Ирина, когда писала ответ, улыбалась.

«Здравствуйте, Александр. Вы всё-таки обиделись на меня. Да и поделом. Заработала. Я уже извинялась перед Вами, но хочу объясниться ещё раз. Понимаете, последние три года я веду очень замкнутый образ жизни. У меня нет родных, друзей, знакомых. Ко мне никто не звонит, не приходит в гости. Я сама так хотела. Конечно, я работаю. Но и работу нашла себе такую, где светские манеры не востребованы. Короче, я просто разучилась общаться, одичала. Поэтому постарайтесь всё же простить меня. И спасибо Вам. Даже не за паспорт. Хотя и за паспорт тоже. Но главное – за то, что Вы есть. Знаете, я сегодня улыбалась. Вы, наверное, подумаете, что я не только дикарка, но ещё и сумасшедшая, раз докладываю о таком обычном деле чужому человеку. Но для меня это не простое дело. Я не улыбалась так давно, что разучилась это делать. А Вы своим сердитым письмом заставили меня улыбаться. Спасибо! Ирина».

***

А вечером из Новосибирска пришло второе письмо.

Будто кто-то свыше пытался связать гнилые порванные нити в прошлое.

Он как раз доклеивал рамки для фотографий, когда позвонили в дверь.

– Сань, это тебе, наверное… Ещё одно… – подал письмо сосед. – Опять в мой ящик почему-то положили, – глаза его, мутные, водянистые, выжидательно глядели в лицо Александра. – Иду, думаю: за квартиру платёжка… А это тебе, опять из Новосибирска…

– Спасибо, – Саша начал закрывать двери. Глаза Привалова продолжали на него смотреть, но уже с тревогой. – Чего тебе? Нет у меня! Кончилось! И денег нет, зарплата через неделю.

Но Привалов стоял и не уходил.

Сашка не мог спокойно видеть таких глаз. У самого иногда такие были. Раньше. Они не просят, не молят. Они в душу заглядывают своей безнадёгой и обречённостью.

– Галка мне голову оторвёт, – сказал он, призывая на помощь последний никчемный аргумент.

– Не оторвёт, – тихо ответил тёзка. – Ушла Галка. Насовсем ушла… С вещами.

Александр молча посторонился, пропуская соседа. Достал из холодильника початую бутылку.

– Составишь мне компанию? – не глядя на него, спросил Привалов.

– Нет. Мне к завтрему рамки докончить надо, приедут забирать. Пей. Там, в чашке, лечо… И хлеб возьми…

Сам же отошёл к окну, закурил и распечатал письмо.

Привалов, видимо, что-то почувствовал. Он, внутренне весь трясясь от близкого и мгновенного облегчения, почти донёс до рта налитую рюмку, как вдруг, неожиданно для себя, посмотрел на Сашку.

Конец ознакомительного фрагмента.