Город Z. Книга вторая

Лицо следователя покрылось красными пятнами от рвения и негодования:

– Значит буква закона для вас бред Николай Воронин? Я думал вы более разумный человек, но вижу, что диалога у нас не получается. Вы задержаны на несколько суток до выяснения всех обстоятельств. Будет время подумать.

Когда Николая вели по красной дорожке коридора судебного департамента, он не мог прийти в себя от нелепости ситуации, ему это казалось бредовым сном, и вот он сейчас проснется и все закончится.

Но его усадили в машину и сопроводили в здание судебного изолятора. Серые бетонные стены одиночной камеры сразу сузили его жизненное пространство, а потолок давил, и делал его меньше ростом.

Сначала Николай зло стучал кулаками и пинал стены, но на него никто не обратил внимания, толщина бетона оказалась такая, что хоть убивай, никто не заметит.

У него отобрали все, включая телефон. На запрос о звонке ответили отказом. Хорошо еще, что он успел позвонить и сказать Мише, куда его сегодня утром вызвали. Арине он говорить не стал, не хотел заранее ее беспокоить, думал неприятность крупная, но разрешимая. Теперь он боялся за нее, а что, если эти гаденыши и ее в судебный департамент потащат? При мысли об этом он дико злился от бессилия и не возможности ее защитить.

Минуты в бетонном склепе, как Николай прозвал камеру, тянулись мучительно, он не знал, сколько времени прошло, наручные часы тоже сняли.

Он присел на косой видавший виды железный стул и закрыл глаза, старался успокоить дыхание, а за ним и ум. Паника сейчас ни к чему.

Николай начал обдумывать, как действовать дальше. И единственное решение, к которому он пришел, это ждать вестей от Миши.

Прошло тягучих несколько часов, за маленьким решетчатым окном стало темнеть, и можно было предположить, что он здесь приблизительно двенадцать часов, в судебный департамент он отправился в восемь утра.

Но никаких вестей не было. Он по- прежнему сидел на стуле не в силах шелохнуться, хотя ноги и спина затекли, двигаться не хотелось.

Глава восемьдесят седьмая «Не сон».

Утром Николай обнаружил себя сидящим на стуле, голова во сне упала на грудь, а руки безжизненно свисали вдоль тела, икры за ночь затекли от сидения и стали твердыми как металл.

Взгляд упал на грязный топчан, застеленный тонким вонючим матрасом. В углу стоял ржавый умывальник. Он встал, и тысячи иголок пробежали по ногам, поморщившись, добрался до раковины и умылся тонкой струйкой бурой воды.

Дверь в камеру открылась тихо, хотя была старой и массивной, казалось, она должна отвратительно лязгнуть. Охранник повел его в неизвестном направлении, шли не долго.

Он оказался в не большой, светлой комнате, обстановка которой состояла из стола и двух стульев.

Через несколько минут в комнату вошел мужчина средних лет с аккуратной русой бородкой и в круглых очках в тонкой оправе. «Адвокат?» – подумал Николай. Ему казалось, что адвокат должен выглядеть именно так. И он не ошибся.

Мужчина представился:

– Илларион Степанович. Я Ваш адвокат.

– Не могу сказать, что мне очень приятно, учитывая то, что я оказался в таком положении, – ответил Николай.

– Понимаю ваши чувства. И постараюсь сделать все возможное в самые короткие сроки, чтобы вытащить вас отсюда. И вот еще что – он протянул Николаю белый лист бумаги сложенный вчетверо, – это записка от Миши. А это…– вытащил белый конверт – Это передала Вам Арина.

Николай поспешно выхватил записки из рук адвоката, как будто они могли вмиг исчезнуть.

– Мне не вернут телефон?

– К сожалению пока нет. Но я договорился, что Вы сделаете сегодня вечером телефонный звонок домой.

Илларион Степанович задал Николаю ряд вопросов, относящихся к делу об освобождении его бывшего подопечного Кима. Он фиксировал все на крошечный диктофон, сверкающий отполированной поверхностью драгоценного металла похожего на платину. На его лице не отражалось никакой эмоции кроме удивления.

В конце встречи он сказал:

– Ваше дело Николай, яйца выведенного не стоит. Все имеющиеся на данный момент свидетельства абсолютно пусты и бездоказательны, и те, кто упрятал вас сюда, об этом знают. Они могут удержать вас максимум на двое суток. Так что скоро увидимся снаружи этого заведения.

Встреча с адвокатом вселила надежду Николаю. Весь день он ходил по камере и делал физические упражнения. Есть отказывался. Вечером, как и сказал адвокат, ему разрешили позвонить домой.

Николай уже давно не видел такого телефона, в памяти всплыл аппарат его бабушки, но кремового цвета, а этот был зеленый с отломанными отверстиями для пальцев, для набора номера.

Николай поднял трубку и с волнением стал накручивать номер Арины, прошел один гудок, второй, третий…и наконец, он услышал ее голос:

– Коля! Коля! Это ты? Я не слышу тебя!

Он стал кричать, что есть сил:

– Арина! Это я!

В трубке раздались хриплые помехи, и наконец, она его расслышала:

– Коля, милый, любимый, Коля! Меня не пустили к тебе. Я написала письмо, его передал адвокат?

– Да, и я его читаю все время. Арина, как ты? Тебя не трогают? Если что- то случится, сразу говори мне!

– Коля, я тебя люблю, – он услышал, как Арина еле сдерживается, чтобы не заплакать. – Коля, я тебя очень люблю.

– Арина, милая моя, мы скоро увидимся, не плачь, – но последние слова она не услышала, в трубке опять что- то затрещало и их разъединили.

Глава восемьдесят восьмая «Не все так просто».

За Николаем пришли через сутки, но не выпустили на свободу, как он предполагал, а перевели в другую камеру более просторную, с чистой кроватью и отдельно стоящей душевой кабиной. В первые несколько секунд после того, как охранник молча захлопнул за ним дверь, Николай не мог поверить в происходящее.

Адвокат говорил, что с имеющимися фактами его продержат не более двух суток. Что тогда произошло? Почему дело приняло такой оборот? Он сидел, сцепив кисти рук перед собой, хотелось немедленно что- то предпринять, но вот что?

К счастью, неведение длилось не долго, все тот же охранник пришел за ним, и они оказались в знакомой уже комнате свиданий. Его ждали.

– Илларион Степанович, что произошло? Почему меня не выпустили? – Николай стразу задал вопрос, мучавший его все утро.

Адвокат внешне старался казаться спокойным, но заметно, что он также оказался в некотором замешательстве: