Город золотых теней

Мгновение темноты, мгновение яростной белизны – темнота, вспышка, темнота, вспышка сменяли друг друга во все ускоряющейся стробоскопически последовательности. Пол падал сквозь что-то – падал междучем-то. Где-то совсем рядом он ощущал Гэлли и охвативший мальчика ужас, но помочь ему ничем не мог.

Внезапно Пол остановился, уперевшись руками и коленями в твердый холодный камень.

Пол посмотрел вверх. Перед ним тянулась белая стена – безликая, если не считать огромного красно-черно-золотого знамени. Щит, оплетенный розами. Над щитом корона, внизу изящными буквами написан девиз: «Ad Aeternum».

– Я… уже был здесь прежде. – Хоть он и произнес это шепотом, его медленные и удивленные слова негромким эхом отразились от высокого потолка. Глаза Пола наполнились слезами.

И дело было не только в знамени и все нарастающем ощущении знакомости. На него нахлынули другие мысли, образы и ощущения, живительным дождем пропитывая пересохшую почву памяти.

«Я… Пол Джонас. Родился… в Суррее. Моего отца звали Эндрю. А мать – Нелл, и она была очень больна».

Воспоминания укоренялись в прежней пустоте, пускали побеги, расцветали. Прогулка с бабушкой, юный Пол возвращается из школы и прячется за изгородью, изображая рычащего медведя. Его первый велосипед, спущенная шина и погнутый обод; ужасное чувство стыда при виде сломанной вещи. Мать с респиратором на лице и выражением усталой отрешенности в глазах. Луна, висящая в обрамлении ветвей цветущей сливы возле их лондонской квартиры.

«Где я?» Он осмотрел голые белые стены и знамя, странным образом меняющее цвета. Пробились новые воспоминания, резкие, яркие и острые, словно осколки разбитого зеркала. Война, тянущаяся столетия. Грязь, страх и бегство через странные земли, населенные странными людьми. И это место. Он здесь уже бывал.

«Где я был? Как я сюда попал?»

Старые и новые воспоминания крепли, но их разделял шрам, голая полоса, которую они не могли прикрыть. Путаница в голове была ужасной, но еще ужаснее оказалась эта пустота.

Он присел, зажмурился и закрыл лицо руками, пытаясь разобраться. Что могло произойти? Его жизнь… его жизнь была самой обычной. Школа, несколько любовных интрижек, слишком много времени, проведенного с друзьями, у которых денег было больше, чем у него, и им проще было оплачивать долгие хмельные вечера и ночи. Без особых усилий полученная степень по… надо вспомнить… истории искусств. Работа младшим ассистентом куратора в Тейте, строгий костюм, жесткий воротничок, экскурсанты, кудахчущие над устройствами «нового геноцида». Ничего необычного. Он был Полом Робертом Джонасом, но это не делало его кем-то необычным. Он был никем.

Так почему это?

Безумие? Ранение головы? Может ли безумие быть настолько ясным и четким? Правда, не всегда оно было настолько спокойным. Он видел и жутких чудовищ – Пол помнил их так же четко, как и веревку для просушки белья за окном своей университетской квартирки. Чудовища…

«… Громыхающие, лязгающие, плюющиеся паром…»

Пол встал, внезапно испугавшись. Он здесь уже был, а тут обитает нечто ужасное. И если только он не одурачен ложными воспоминаниями, эдаким зубастым deja vu, он был здесь, а это опасное место.

– Пол! – – Голос был слабым, далеким и полным отчаяния, но он узнал его даже быстрее, чем вспомнил, какой из его жизней этот голос принадлежит.

– Гэлли? – Мальчик! Ведь он был с ним, когда они выпали из летающего корабля, но Пол позабыл о нем, ошарашенный потоком возвращающихся воспоминаний. Неужели ребенка схватило то огромное непостижимое существо, машина-великан? – Гэлли! Ты где?

Ответа нет. Пол заставил себя торопливо приблизиться к двери в дальнем конце зала. За ней его ждало новое наложение реальности и воспоминаний, почти болезненно сильное. Пыльные растения тянулись во всех направлениях, подпирали потолочные балки и почти заслоняли высокие окна. Пол затерялся в домашних джунглях. Где-то впереди – он знал, он помнил! – затаился великан…

… И женщина, непостижимо прекрасная крылатая женщина…

– Пол! Помоги!

Он бросился на голос мальчика, разводя руками сухие упругие ветви. От его прикосновений листья рассыпались в прах, присоединявшийся к клубящейся при каждом движении пыли. Чаща расступалась перед ним, ветви отваливались, падали, некоторые рассыпались от легчайших касаний. Он увидел клетку с тонкими золотыми прутьями, измазанными чем-то черным и серым. Между прутьями тянулись темные щупальца растений. Клетка была пуста.

Несмотря на страх за мальчика, Пол ощутил шок разочарования. Здесь была она. Он ясно вспомнил ее облик, сияние ее крыльев и глаз. Но сейчас клетка была пуста.

Нет, почти пуста. В центре ее, почти похороненное под переплетением лиан и корней и присыпанное опавшими листьями, что-то блестело. Пол присел и сунул руку между прутьями, пытаясь дотянуться до центра. Его пальцы нащупали что-то гладкое, прохладное и тяжелое. Когда он поднял предмет и вытащил его между прутьями, прозвучал аккорд.

Это была арфа, изогнутая золотая петля с золотыми струнами. Пока Пол ее разглядывал, она потеплела под пальцами и стала съеживаться, скручиваясь, как лист над очагом. Через несколько секунд она уменьшилась до размеров двадцатипенсовой монеты.

– Пол! Я не могу… – Вслед за словами послышался резко оборвавшийся крик боли.

Пол встал, испуганный до дрожи, зажал золотой предмет в кулаке и стал яростно пробиваться сквозь крошащиеся заросли. Всего через несколько шагов перед ним возникла огромная – в пять раз выше него – дверь. Пол прикоснулся к ней, и она распахнулась внутрь.

За ней оказалось огромное помещение размером с ангар, с потолочными балками из цельных бревен и стенами из неотесанных камней. Медленно вращались гигантские колеса; вверх-вниз двигались рычаги. Шестерни размером с двухэтажный автобус вращали еще более крупные шестерни, которые нельзя было разглядеть целиком – их зубчатые ободья протискивались сквозь высоченные щели, прорубленные в стенах. Пахло маслом, молниями и ржавчиной. Шум, низкий и равномерный рокот, сотрясавший массивные стены и напоминающий непрерывное и медленное уничтожение, разбавлялся монотонным буханьем чего-то массивного, и был песней невообразимого вечного голода машинерии, способной пожрать даже фундаменты Времени и Пространства.

Гэлли стоял на единственном свободном пятачке в центре помещения. А рядом – две фигуры. Одна тощая, другая поразительно толстая.

Пол шагнул вперед, в глазах у него потемнело от отчаяния. Гэлли вырывался, но парочка удерживала его без особых усилий. Тощий был сделан из блестящего металла, нечеловеческие руки оканчивались крюками, безглазая голова напоминала поршень. Его компаньон был настолько жирен, что его туго натянувшаяся кожа стала почти прозрачной и светилась собственным желтовато-серым светом, как застарелый синяк.