Город золотых теней

Пол цеплялся за созданный им самим мрак. У него не хватало храбрости снова увидеть туман. Перед его мысленным взором появилось бледное лицо женщины-птицы – не холодное и пустое, каким оно было на кладбище, а тот нежно скорбящий образ, столь долго преследовавший его в снах.

А может, все это безумие? Может, он вообще не здесь, а лежит на грязном дне траншеи или рядом с другими неудачниками в морге полевого госпиталя?

Медленно и словно сама по себе, его ладонь медленно скользнула по грязной ткани форменного френча. Когда она коснулась нагрудного кармана, Пол внезапно понял, что она – то есть он сам – ищет. Рука замерла, скованная ужасом. Пол испугался того, что может обнаружить.

«Но ничего другого не остается».

Пальцы пошарили в кармане, сомкнулись. Когда Пол открыл глаза и посмотрел на ладонь, перышко в тусклом свете замерцало зеленью.

Оно было настоящим.

Пока Пол смотрел на перышко, начало разгораться другое мерцание. Неподалеку – или ему лишь показалось так в этом мире без ориентиров – туман осветился изнутри расплавленным золотом. Пол медленно встал, почти позабыв об усталости и ранах.

Нечто – что-то вроде двери или отверстия – формировалось в тумане. Пол ничего не мог различить внутри, кроме янтарного света, колышущегося, словно масло на воде, но внезапно с непоколебимой уверенностью понял, что по ту сторону света что-то есть. Дверь куда-то ведет. И он шагнул к золотому сиянию.

«Куда торопишься, Джонси?»

«Ведь ты не уйдешь, ничего не сказав друзьям, правда?»

Пол остановился, медленно повернулся. Из завесы тумана медленно вышли две фигуры, большая и маленькая. На одном из расплывчатых лиц что-то блеснуло.

– Ф-Финч? Маллит?

Большая фигура расхохоталась:

– Мы пришли показать тебе дорогу домой.

Рассеявшийся было ужас нахлынул вновь. Пол шагнул к золотому сиянию.

– Не делай этого! – резко бросил Финч и уже мягче добавил: – Брось, старина, не усложняй себе жизнь. Если вернешься по-хорошему, мирно… так уж и быть, скажем, что у тебя был шок после взрыва. Может, тебя даже отправят ненадолго в госпиталь, чтобы ты пришел в себя.

– Я… не хочу возвращаться.

– Значит, дезертируешь? – Маллит приблизился. Он казался крупнее обычного, поразительно округлым и странно мускулистым. Рот не мог полностью закрыться, в нем было слишком много зубов. – Скверно, очень даже скверно.

– Будь разумным, Джонси. – Стеклышки очков Финча поблескивали, не давая разглядеть глаза. – Не делай себе хуже. Мы же твои друзья. Мы хотим тебе помочь.

Полу стало не хватать воздуха. Голос Финча словно притягивал.

– Но…

– Знаю, тебе нелегко пришлось. В голове все перепуталось. Даже показалось, будто сходишь с ума. Тебе просто надо отдохнуть. Выспаться. Мы о тебе позаботимся.

Финч прав, отдых ему нужен позарез. Они ему помогут. Конечно, помогут. Они друзья. Пол пошатнулся, но не отступил, когда они приблизились. Золотое сияние за спиной замерцало и слегка потускнело.

– Дай мне то, что у тебя в руке, старина. – Голос Финча звучал успокаивающе, и Пол поймал себя на том, что протягивает ему перышко. – Правильно, давай его сюда. – Золотой свет еще больше потускнел, отраженный блеск на очках тоже стал слабее, и Пол сумел заглянуть за стекла. У Финча не было глаз.

– Нет! – Пол отпрянул и взмахнул руками. – Оставьте меня!

Фигуры перед ним заколыхались, исказились. Финч стал еще более тощим и похожим на паука, а Маллит начал разбухать, пока его голова не исчезла между плеч.

– Ты принадлежишь нам! – крикнул Финч. Теперь он совсем не напоминал человека.

Пол Джонас крепко сжал перышко, повернулся и прыгнул в золотой свет.

СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Угроза рыбьей чумы в Тихом океане.

(Изображение: шотландские рыбаки вытряхивают сети в порту.)

ГОЛОС: Паразиты-динофлагеллаты, десять лет назад погубившие сотни миллионов особей промысловых рыб в Северной Атлантике, возвращаются, мутировав, на рыбные промыслы, но уже Тихого океана.

(Изображение: мертвые рыбы с изъеденной язвами кожей.)

ГОЛОС: Представители ООН выражают опасения, что эта форма организмов может оказаться устойчивой к искусственному вирусу, остановившему кровавое царство динофлагеллат в прошлый раз…

Глава 7 Оборванная нить

Стивен лежал неподвижно, утонув в мутных глубинах пластмассовой палатки, как муха в янтаре. Трубки вставлены в нос, в рот, в вены. Рени казалось, что он медленно становится частью больницы. Еще одной машиной. Приспособлением. Она стиснула кулаки, борясь с приступом отчаяния.

Ксаббу вложил руки в перчатки защитной камеры, вопросительно глянул вверх, на Рени. Она молча кивнула, не доверяя собственному голосу.

– Он очень далеко, – прошептал бушмен. Странно было видеть его светлое лицо за пластиковым щитком. Рени внезапно ощутила укол страха, пробивший даже отчаяние и ужас от неизменной комы брата. ВР, карантин – она только и показывает Ксаббу новые способы отчуждения. Не противно ли ему это? И не ослабеет ли его дух?..

Она отринула эту мысль. Ксаббу был самым устойчивым психически, самым нормальным человеком, которого она знала. Она испугалась, потому что ее брат и ее друг были одного роста и оба – запакованы в многослойный пластик. Ее терзала собственная беспомощность. Она сделала шаг и дотронулась до плеча Ксаббу. Его рука касалась Стивена, ее пальцы – плеча бушмена, значит, Рени касалась Стивена – по цепочке.

Пальцы Ксаббу скользили по спокойному лицу Стивена – движения их были точны и легки, словно он делалчто-то, а не просто поглаживал больного, – потом двинулись по шее к грудине.

– Он очень далеко, – повторил Ксаббу. – Это похоже на глубокий шаманский сон.

– Что-что?

Ксаббу не ответил. Рука его лежала на груди Стивена, а Рени продолжала стискивать плечо бушмена. Долгое мгновение живая цепочка оставалась неподвижна. Потом Рени ощутила легкое шевеление под мешковатым энкостюмом. Ксаббу начал покачиваться. Тихие звуки, как мерное гудение и стрекотание насекомых в траве, поднимались и смешивались с механическим гулом системы жизнеобеспечения. Только через пару секунд Рени поняла, что бушмен поет.

Когда они выходили из госпиталя, Ксаббу был тих. На остановке он остался стоять, а Рени шлепнулась на скамейку и уставилась на проезжающие машины, точно пыталась отыскать в их движении ответ на какой-то очень сложный вопрос.

– Шаманский сон трудно объяснить, – сказал наконец Ксаббу. – Я бывал в городских школах. Они называют это «самогипноз». Но я могу сказать и как это зовется в болотах Окаванго: шаман уходит туда, где может говорить с духами и даже с богами. – Он прикрыл глаза и помолчал чуть-чуть, словно готовясь войти в транс. Потом открыл глаза и улыбнулся. – Чем больше я узнаю о науке, тем больше уважаю мудрость своего народа.