Город Зверя(сборник фантастических романов)

— Она умирает, — сказал он. — Просто чудо, что она так долго прожила с такой раной.

Словно в ответ на его голос, веки Оры Лис затрепетали и глаза открылись. Они были остекленевшими, кода она увидела Хула Хаджи.

Из горла девушки вырвались сдавленные рыдания, и она проговорила с трудом, почти шепотом.

— О мой Бради!

Хул Хаджи погладил ей руку, пытаясь понять ее слова. Он винил себя в этой трагедии.

— Мой Бради, я сожалею!

— Сожалеешь? Не тебе, Ора Лис, следует испытывать сожаление, а мне, — проговорил Хул Хаджи.

— Нет! — Ее голос приобрел силу. — Ты не понимаешь, что я наделала. Есть ли у вас время?

— Время? Время для чего? — Хул Хаджи был озадачен, хотя в моей голове начало что–то проясняться.

— Время удержать приоза.

— От чего?

Ора Лис закашлялась, и кровь выступила на ее губах.

— Я сказала им, где ты находишься… Тут она попыталась приподняться.

— Я сказала им, где ты был, неужели ты не понимаешь? Я рассказала им о собрании. Я была без ума. Это из–за моего горя. О…

Хул Хаджи снова посмотрел на меня глазами, полными несчастья. Теперь он понял: Ора Лис предала нас, отомстила Хулу Хаджи за то, что он отверг ее.

Он посмотрел на нее. То, что он сказал ей тогда, запомнилось мне навсегда. Он показал ей, что был человеком в полном смысле этого слова — человеком, наделенным силой и жалостью.

— Нет, — сказал он. — Они ничего не сделают, мы предупредим деревню сейчас же.

Она умерла, больше ничего не сказав. На ее губах была улыбка облегчения.

Мы похоронили родившуюся под несчастной звездой девушку в глинистой почве холмов. Мы не отметили ее могилы. Что–то в нас, казалось, приказало не делать этого — хороня Ору Лис, мы словно пытались похоронить весь этот трагический эпизод.

Это было, конечно, невозможно.

***

В тот же день к нам присоединились еще несколько спасающихся бегством мендишаров. Мы узнали, что приоза охотились за всеми уцелевшими, что они буквально шли по следам спасшихся воинов. Мы также узнали, что был взято несколько пленных, хотя уцелевшие не могли назвать их, и что деревня была стерта с лица земли.

Один из городских представителей, воин среднего роста, звавшийся Кал Хира, сказал, когда мы скакали:

— Хотел бы я знать, кто нас предал. Я ломал над этим голову, но не могу найти никакого объяснения.

Я быстро взглянул на Хула Хаджи, а он на меня. Наверное, в этот момент — хотя может быть и раньше — мы вступили в молчаливое соглашение: ничего не говорить об Оре Лис. Пусть это останется тайной. Истинными злодеями были приоза. Остальные — жертвами судьбы.

Мы вообще не ответили Калу Хире. А он больше не говорил на эту тему.

Никто из нас не был расположен говорить.

Холмы уступили место равнине, а равнина — пустынной местности. Мы бежали, потерпев поражение от приоза.

Они не поймали нас, но, конечно, стремились к нашей смерти.

Глава 5. БАШНЯ В ПУСТЫНЕ

Губы Кала Хиры были распухшими, но твердо сжатыми, когда он осматривал пустыню.

Это была именно пустыня — не голая пустыня с потрескавшейся землей и камнями, а черный песок, который шевелился под непрекращающимся ветром и двигался, словно живой.

Мы больше не находили луж с солоноватой водой, не знали даже приблизительно, где находимся, кроме того, мы по–прежнему двигались на северо–запад.

Наши крепкие одры ослабели, как и мы. Небо здесь было безоблачным, а солнце — пульсирующим обжигающим врагом.

Пять дней мы бесцельно ехали по пустыне. Наш разум был ошеломлен неожиданным поворотом событий в деревне. Мы все еще были деморализованы, и если мы не сумеем вскоре найти воду, то погибнем. Наши тела покрылись черным песком пустыни, мы качались в седлах от слабости.

Нельзя было ничего делать, кроме как двигаться дальше, продолжая безнадежный поиск воды.

Был шестой день, когда Кал Хира свалился с седла. Он не издал ни звука, когда мы подъехали помочь ему. Мы обнаружили, что он мертв.

На следующий день умерли еще двое. Помимо Хула Хаджи и меня самого, в живых осталось еще трое, если живые — то слово, которое можно употребить в данном случае. Это были Джил Дира, Вас Ула и Бак Пури. Первый был крепким воином, более немногословным, чем его собратья, и очень низкорослым для мендишара. Двое других были высокими молодыми людьми. Бак Пури начал первым показывать признаки недомогания. Я не мог его винить — очень скоро это палящее солнце всех нас должно было свести с ума, даже если оно не убьет нас совсем.

Бак Пури начал что–то бормотать, и глаза его странно вытаращились. Мы делали вид, что не замечаем, частично из–за него, частично из–за самих себя. Его состояние, казалось, пророчило то положение, которого мы все достигнем.

И тогда мы увидели башню.

Я не видел ничего подобного ей на Марсе. Хотя она была разрушена и казалась невероятно древней, на ней не было и следа эрозии. Ее разрушение, казалось, было результатом бомбардировки, в ее верхних секциях были огромные дыры, пробитые на определенном этапе ее истории.

Башня предоставляла убежище, так как не было ничего другого. К тому же свидетельствовала о том, что некогда здесь было поселение, а где было поселение, там могла быть и вода.

Достигнув башни и коснувшись ее, я был поражен: она состояла не из естественного камня — по крайней мере, не из того, что я мог бы узнать. Она, казалось, была сделана из чрезвычайно прочного пластика, такого же крепкого, как сталь, — крепче, наверное, раз она выдержала всякого рода повреждения от способствующего коррозии песка.

Мы вошли, и мои спутники вынуждены были пригнуться. Песок набился в башню, но в ней было прохладно. Мы повалились наземь и, ни слова не говоря, почти сразу же уснули.

Первым проснулся я. Это было, вероятно, потому, что я еще не привык к длинной марсианской ночи.

Заря едва взошла, и я еще чувствовал себя усталым, хотя и посвежевшим.

Даже в том состоянии, в каком я был, я испытывал чувство любопытства относительно башни. Примерно в четырех метрах от моей головы был потолок, но никаких средств добраться до верхнего этажа, который определенно должен находиться там, я не видел.