Город
Шрифт:
Вот теперь стало ясно, что мнимые монахи врали — никакой оборотень не смог бы выбраться за пределы Города, украсть монаха и вернуться обратно. А если бы и смог, то монах ничего об этом бы не помнил.
Мазай недоверчиво хмыкнул:
— Сдается мне, что вы заливаете.
— Что мы делаем? — возмутилась обезьяна.
— Врете вы. Никто не может войти и выйти из Города.
— Старик, — обезьяна крепко сжимала шест в руке, и это наводило на неприятные мысли. Шест казался очень тяжелым. — Да ты знаешь, с кем разговариваешь? Я Прекрасный Князь Обезьян, Великий Мудрец Равный Небу, Сунь Укун! Тот самый,
Ни про какой переполох во дворце у Дракона старик никогда не слышал, но пятьсот лет назад в Городе и не такое могла произойти.
— И какой я из этого должен сделать вывод? — спросил Мазай.
— А сам догадаться не можешь? Вывод отсюда один — для меня войти в этот ваш Город и выйти обратно легче легкого!
— Укун! — укоризненно проговорил Суаньцзан, спешиваясь. — Будь вежливым со старым человеком!
— Да учитель, — покорно сказал тот, сразу понижая тон. — Но я ведь говорю правду, а он не верит!
— Он действительно говорит правду. Поверьте, мы монахи, а монахам врать запрещено, — Сюаньцзан сам теперь обратился к Мазаю.
— Ну ладно, ладно, будь по-вашему, — дед не то чтобы поверил, просто решил что спорить себе дороже. — Так значит, вы сейчас идете на выход? Городская стена там.
— Уже вечер, — сказал Сунь Укун, — мы оба устали. Поэтому мы хотели узнать, не найдется ли в Городе для нас ночлега и плошки риса.
— Да конечно найдется. Приют Непомнящих недалеко…
— Там мы были, — печально сказал Сюаньцзан. — Но только у них уже сегодня пять постояльцев, для нас места нет.
— Целых пять? — ужаснулся Мазай. — Что же это делается-то! Вот времена настали! Вам тогда нужно идти во Дворец, к Правителю на прием. Но сейчас там уже закрыто. Ну ладно, может, тогда у меня переночуете? Места у меня не много, и условия не те, конечно, но хоть что-то.
— С радостью, — сказал Сунь Укун. — Мы не привередливые.
Вот так и получилось, что у Мазая появились постояльцы. Они перед сном немного поболтали, и оказалось, что этот, похожий на обезьяну, не такой уж страшный. Наглый только очень. Но когда он зарывался, второй ставил его на место.
Мазай поговорить любил. Поэтому так получилось, что рассказывал в основном он. Монах начал было какую-то историю про странствие за пределами Города. Мазай вежливо послушал пять минут, а потом перевел разговор на другое. Потому что история была настолько невероятна, что и дураку ясно — все это враки. Враки слушать Мазай не любил.
В результате, монах по имени Сюаньцзан и обезьяна по имени Сунь Укун узнали и о зайцах (дед умолчал о своей болезни) и о странной дочке печника. Последний случай живо заинтересовал обезьяну.
— Так ты говоришь, она пропала, а потом вернулась сама не своя? А посмотреть на нее можно?
— А зачем тебе? — насторожился Мазай. Вдруг эта обезьяна страдала антропофилией? Тут никогда не знаешь…
— Да сдается мне, что она оборотень! — ответил Сунь Укун.
— Оборотень? — старик недоверчиво хмыкнул. — Скажешь тоже! Откуда в нашем Городе оборотень? У нас здесь их с роду не бывало. Ну, только про одного мне сосед рассказывал. И еще семья живет в Городе Зимы. И за стеной, конечно, но так это за стеной…
— И еще один утащил меня и пытался сварить вместе с килограммом лука и десятком морковок, —
благозвучным голосом сказал монах, сложив руки, как для молитвы. — Будда Амитабха, как же это утомительно, все время встречать оборотней!— Вы знаете учитель, — хихикнула обезьяна, — я думаю, что это карма. Скажите, что вы такого совершили в прошлой жизни? Съели бедного невинного оборотня, чтобы достичь бессмертия?
— Укун!
— Я просто шучу! — торопливо пояснила обезьяна и снова переключилась на Мазая. — Так ты можешь мне сказать, где живет этот твой друг-печник? А я бы слетал и мигом все выведал…
— Ну ладно… — Мазай не был до конца убежден, что поступает правильно, но все же назвал адрес. — Это не далеко отсюда. Пять минут пешком.
— Значит, пять секунд летом! — с этими словами обезьяна ловко перекинулась мухой и исчезла за окном.
— Будда Амитабха! — заметил монах, закатив глаза.
— Так вы тоже Будду уважаете! — наконец-то дошло до старика. — Вы знаете, я хожу в один центр, где нам дают читать литературу, представляющую определенный интерес. Вот «Алмазную сутру» на днях читал. Интереснейшая книжка, хотя и банальна временами. Вы читали такую? А то могу одолжить!
Монах ничего не ответил и почему-то выглядел шокированным.
Сунь Укун вернулся быстро, как и обещал, хотя пешком и через дверь. За собой он тащил упирающуюся дочь печника, а сам печник бежал чуть поодаль и причитал:
— Да что же это такое делается, люди добрые! Куда катится Город? Посреди бела дня дочь уводят!
На расстоянии метров пяти за печником следовала небольшая толпа. Когда печник вбежал следом за обезьяной и девушкой внутрь, толпа, немного поколебавшись, осталась снаружи, ждать развязки под дверью.
— Укун! — шокированно воскликнул Сюаньцзан. — Что же ты… это ж… зачем же…
— Вот-вот! — печник был на грани слез. — Честную девушку хватают и волокут непонятно куда. То есть, уже понятно куда, но непонятно, кто и зачем! Как же она после этого сможет людям в глаза смотреть! Опорочили мне дочку!
— Учитель, не спешите с выводами! Это вовсе не дочь печника! Я-то вижу ее истинную суть. Это вообще не человек, а оборотень!
— Да что ты несешь, глупая обезьяна! — в один голос сказали печник и монах. Даже интонация у них вышла одинаковая.
— Сейчас я вам докажу! — Сунь Укун вытащил из уха посох, и тот начал послушно расти.
Совершенно ясно было, что доказывать Сунь Укун собирается именно им.
— Подожди, подожди! — теперь к хору монаха и печника присоединился и Мазай.
— Чего ждать-то? Дам ей посохом по башке, она и покажет настоящую форму. Посмертно!
— Я не допущу! — печник испуганно замахал руками.
Монах тоже открыл было рот, но было поздно — нетерпеливая обезьяна ловко размахнулась, девушка закричала, печник охнул и схватился за сердце, Мазай просто охнул. И тут случилось две неожиданные вещи. Во-первых, Сунь Укун девушку так и не ударил. В сантиметре от ее головы посох замер. Во-вторых, дочка печника вдруг съежилась и как-то вся иссохлась. До такой степени иссохлась, что с нее свалилось платье, и дочка осталась стоять в исподнем. Она жутко побледнела, что не было удивительным. Что удивляло, так это то, что она вдруг стала какой-то пушистой. К тому же, уши у нее вытянулись на четверть метра, не меньше.