Города
Шрифт:
Диего хотел было – из профессиональной гордости – оспорить это заключение, но был вынужден признать собственную неспособность предвидеть случившееся.
Дни текли томительной чередой, как вода в канализационной трубе. Две недели, три недели… Характеры стали проявляться ярче: одни арестанты погрузились в уныние, другие сделались агрессивными. Их разделили барьерами из одеял, что создавало иллюзию уединения, частного характера жизни. Диего беспокоился о Волузии: ее натура была неотделима от ощущения свободы, и заключение изнуряло ее больше, чем многих других.
На пятой неделе пленникам объявили, что они
– Ваш заместитель мэра согласился удовлетворить требования о компенсации за ваши преступления. Сегодня Метро доставило сюда деньги и официальные письменные извинения. С вас сняты обвинения, и вы на вольных ногах.
Теперь вы пройдете на Стапель, сядете на ваш корабль и больше не вернетесь к нам.
– А наше имущество? – поинтересовался Пассуотер.
– Все ваши вещи сожжены в ходе ритуала примирения.
Мейсон Джинджерпейн обмяк и пробормотал что-то о своих негативах. Рамболд Праг пошатнулся, как будто получил удар в солнечное сплетение, и Диего мысленно увидел языки пламени, лижущие его покрасневшую трубу. Но против такой наглости просто нельзя было найти аргументов.
Теплоход «Дни на Янне» отплыл от берега Палмердейла и – из соображений осторожности – вновь пристал к берегу только на следующий день, миновав несколько Районов. Там пассажиры обратились в Межрайонную благотворительную организацию «Помощь путешествующим», где получили кое-какую одежду и провизию – этого им должно было хватить на обратный путь, а также документы, чтобы приобрести новые запасы в других Районах.
Рамболд Праг поднялся на борт с триумфом: в руках у него была разбитая труба, отыскавшаяся в запасниках «Помощи путешествующим». В тот вечер он исполнил светлый реквием в память о Коппернобе, и каким-то образом ему удалось добиться того, что дух погибшего возник среди слушателей столь же явственно, как если бы это был мэр собственной персоной.
Ежась от раннедекабрьского холода в своем шерстяном пальто с накладными карманами, Диего стоял на носу «Дней на Янне», наблюдая за тем, как приближается родной Район, еще отделенный темнеющей водной поверхностью, освещенной лишь склоняющимся к Центру Дневным Солнцем. Сезонное Солнце давно скрылось из вида; теперь оно согревало другие части Города, и эти знакомые рассеченные Бродвеем дома, которые Диего называл своими, приняли вид расставленных перед боем шахматных фигур.
Стоявшая рядом с ним Волузия куталась в корабельное одеяло, желая защититься от суровой погоды. После безрадостных дней, проведенных в Палмердейле, она пребывала не в духе, и злилась, когда не могла согреться. Диего не хотел обвинять ее за то, что она так близко к сердцу приняла случившуюся трагедию. И его самого терзали печальные итоги их «культурной миссии».
– Как я буду рада, когда сойду на берег в нашем милом, милом Гритсэвидже, – проговорила Волузия. – И плевать, если мне больше никогда не доведется путешествовать.
– Мне тоже. Я не хочу.
– Плохо все-таки, что наши большие надежды на эту вылазку завершились таким вот итогом.
– Лично я считаю, что нам повезло, раз
мы остались живы.Возле закрытого магазина Гимлетта Диего стиснул руку Волузии. Облик, шумы, запахи Гритсэвиджа порождали в нем острую ностальгию. Сердце замирало от благодарности. У него резко поднялось настроение; он уже представлял себе, как тошнотворные остатки прошедшего кошмара улетучиваются из его сознания.
– Диего, я сегодня не хочу оставаться одна.
– Что ты, конечно, нет. Мы остаемся у меня. А утром зайдем к моему папе.
– Отлично. Тогда пошли.
Воздух в квартире показался затхлым, и Диего открыл окно. Затем он кинулся к щитку термостата, чтобы включить батареи. Но и через полчаса радиаторы оставались холодными, как всегда. Выдыхая пар, Диего спустился и постучался в дверь домовладельца. Но Рексолл Глиптис не подавал признаков жизни, и Диего вернулся несолоно хлебавши.
– Пойдем лучше к тебе, Вол. Здесь какая-то морозильная камера. Я завтра же съезжаю из этой конуры.
– Нет, я слишком устала. Просто достань парочку одеял, и все будет хорошо.
Диего последовал совету Волузии, и вскоре они скользнули под груду одеял. Не успели они почувствовать приближение забвения, как сон сковал их.
Около трех часов ночи Диего внезапно проснулся.
В комнате был еще кто-то. Кто-то шептал:
– Ди, ты меня слышишь, Ди?
Диего осторожно прошептал в ответ:
– Кто здесь? Что вам нужно?
– А-а-а, это чудо! Наконец я тебя нашел! А ведь сколько раз пытался! Ди, это я, Зохар!
Волузия продолжала невозмутимо храпеть. Диего встал и подошел к радиоприемнику. Приемник был выключен, лампочка не светилась, но, как бы то ни было, голос Зохара доносился оттуда.
– Ди, я не могу долго говорить. Сегодня интенсивное движение. Так что ты просто слушай. Я в стороне Окраины, в десятках миллионов Кварталов от тебя. Грандиозное путешествие! Потрясающе! Я нашел вагон с моим именем, – помнишь? После стольких лет! А пиво! Рядом с этим пивом «Руде Браво» – моча! Я счастлив, Ди. И уверяю тебя, наш Город страшнее, чем мы думали. Верь, дружище. Все к лучшему.
– Зох, расскажи подробнее! Зох!
Но чудодейственный приемник не отвечал, и Диего оставалось только вернугься в кровать.
Рассвет выдался ослепительно ярким. Диего открыл глаза около девяти и выскользнул из кровати, не будя Волузию.
Это странное происшествие нынешней ночью… Сон – и только? Сомнамбулическое видение? Порождение стремления выдать желаемое за действительное?
Что бы это ни было, Диего сознавал: немыслимый сеанс связи облегчил его душу, избавил от тревоги.
Он продолжал осматриваться в своей квартире. На столе обнаружилась груда почты, накопившейся более чем за два месяца; значит, в этом Глиптис проявил-таки заботу о своем жильце. Диего просмотрел то, что лежало сверху, и обнаружил выцветший конверт с обратным адресом: «Издательство „Пинни“».
Диего сорвал печати и вскрыл конверт. Экземпляр «Миров для вопрошающих».
На суперобложке книги внушительного объема помешалась одна из лучших художественных работ Гропия Каттернаха. Кроме того, с десяток хвалебных цитат возвещали о появлении на небосклоне «космогонического вымысла» новой звезды по имени Диего Петчен.