Городок ледяных скульптур

– Ну что, как самочувствие?
– поинтересовалась бабка, раздергивая до пояса "молнию" комбинезона . Под ним обнаружилась розовая вязаная кофта со здоровенными черными пуговицами.

Леонид медленно сел, свесил ноги к полу и только после этого ответил:

– Да как вам сказать... Спасибо, конечно. Боюсь, что не очень... Меня тут вроде уже спрашивали...

И с надеждой взглянул на старуху, мол, скажет она сейчас, что никого, кроме нее, здесь нет и не было... Но она, нахмурившись, оглядела покрытый мелкими лужицами пол.

– Так, вижу. Опять за собой не подтирают. Кто тут ворохался - мышак? Или Барбос нашлепал? Тот-то и вовек не разбежится за собой убрать...

Она выдернула из темного угла возле двери швабру с намотанной на ней огроменной тряпкой и принялась, ворча, подтирать. Закончив, она толкнула швабру обратно в угол и, молодецки подбоченясь, взглянула на гостя.

– Голова-то гудёт, небось? Звенит ушами?

– Да уж, - согласился Леонид, - и гудёт, и звенит... А это вы меня - сюда?

– Да где уж мне такого... крепенького тащить. Другие умельцы на это есть. Вот кому под ноги ты рухнулся, тот и доставил. На снегу-то лежать не дело, мало ли что. Посетителей опять же волновать. Стоит ли?

– А кому я... под ноги?
– осторожно поинтересовался Леонид.

– Так кому же - Харитону.

Старуха, видимо, посчитала, что это вполне достаточная информация, и замолчала. Принялась выпрастывать руки из комбинезона.

– А тебя-то как зовут?
– спросила она, оправив на плоской груди розовую кофту и завязывая на поясе освобожденные рукава.

– Леонид.

– Ну и ладно, - одобрила бабка.
– А я Капитолина Адамовна, так и зови.

Она вдруг басовито хохотнула:

– Меня тут наши знаешь как окрестили? Не в глаза, конечно, так, промеж собой... Капитальная Дама! Умники... мозги промороженные!

Но видно было, что она прозвищем довольна, и в ее голосе отчетливо слышались хвастливые нотки.

– Ну, да ты теперь тоже наш, так что знай, чего там. Да я вижу, ты парень-то культурный, не охальник, как тут некоторые... Дракона видал? Похабник, каких поискать! Да и этот... черт безрогий... с хоботом... даром что мелкий, а дури в башке невпроворот! Ты, понятное дело, тоже негодяй еще тот, раз сигнал тебя подкосил, а все же воспитание есть воспитание!

Леонид оторопело слушал эту речь, машинально потирая ладонью разламывающийся затылок.

– Извините меня, конечно, Капитолина... м-м-м... Адамовна, но я что-то не вполне понимаю...

– А и не беда, что не понимаешь, - перебила его старуха.
– Кто же тут сразу-то... И не спеши. Дозреешь. Хотя вроде и пора бы, ты уж минут двадцать, как определен!

– Нет, подождите, я что-то совсем уже... Какой еще сигнал? Куда определен? И с какой стати вы меня сейчас негодяем... за что это вдруг?

Бабка, не отвечая, махнула костлявой рукой и отправилась к противоположной входной двери стенке. Там вдруг тоже оказалась низенькая - где-то по плечо Капитальной Даме - дверка. Когда старуха ее приоткрыла, Леонид подумал было, что это еще один выход на улицу, - резким холодом дохнуло из-за нее, и густо заклубился по вагончику пар. Однако Капитолина Адамовна поискала рукой возле косяка, и за дверкой ярко вспыхнул электрический свет.

Старуха слегка прикрыла дверку и приглашающе кивнула молодому человеку:

– Ну что, Ливанид, давай уж сам... чтоб не звать наших... ледогрызов окаянных. Ты это... приходит понимание-то? Должно бы уже! Я, вишь, сигналку не выключала покамест, чтобы ты вопросов лишних не задавал. Давай, голубчик, иди, там и голова твоя враз пройдет! Хотя, опять же, неизвестно, какой образ еще тебе определится, может в нем головы-то и вовсе не предусмотрено...

Она знакомо хохотнула басом и вытерла рукавом кофты уголки рта.

– Ну, давай, что ли! Холодно тут стоять-то, - это вам, ледышкам, морозяка за удовольствие, а мне вовсе наоборот!

У Леонида мурашки забегали по телу, но вряд ли только от вползающего в комнатку холода. Почему-то он точно понимал, что бабка вовсе не сумасшедшая, как можно было бы подумать, слушая ее бредовые слова, и что просто так одеться и уйти отсюда ему не удастся.

За окном промелькнула какая-то громоздкая фигура, и у Леонида совсем нехорошо засосало под ложечкой.

– Ну, вот и Гаврюша идет, - озабоченно кивнула на окно старуха.
– Зачем тебе эти проблемы? Он же мне всю камору выстудит, пока с тобой управится! Иди уже сам, а?

И снова распахнула дверцу в непонятный морозильник.

Леонид крепко вцепился в край своей лежанки и отчаянно закрутил головой, даже не обращая внимания на боль в затылке.

– Что вы такое... ничего я не понимаю! Объясните хотя бы, что здесь происходит! Образ какой-то... сигналы... И мерзну я, между прочим, не меньше вашего... куда вы меня все отправить пытаетесь?!

– Вот те на!
– бабка в сердцах хлопнула дверкой так, что какая-то висевшая на стене в деревянной рамке бумага с печатью сорвалась со своего гвоздя и грянулась об пол.
– Ну вот, еще и сертификат свалился... дурная примета!

Она бережно подняла с полу рамку, обтерла все тем же рукавом и повесила на прежнее место.

За дверью на улице что-то тяжело ворочалось и скрипело снегом.

– Экий ты... непробиваемый!

Старуха с нескрываемым удивлением уставилась на ошарашенного перепуганного Леонида.

– И что до тебя еще не дошло? Дважды два! Сигнал тебя определил? Определил! Обездвижил? Обездвижил! Значится, типчик ты еще тот... насквозь бессовестный... и теперь надлежит тебя оформить в подходящий... этот... облик. В леденящем виде. Хотя бы так людей порадуешь, ребятишек тех же. А там... в миру... по тебе и не вздохнет никто. Сигнал - он не ошибается никогда! Так что шагай давай, вот уж воистину совести у вас нет, ледогрызов!

– Да сами вы...
– выкрикнул, холодея, Леонид.
– Какой я вам типчик! Что за бред - не вздохнет никто! А бабушка?! Да у нее в прошлом году инфаркт... она же еле-еле... я пять дней из больницы не выходил... только к тете Доре, продуктов принести, она инвалид... Да они же обе не переживут... именно что - не вздохнут!

У него самого перехватило дыхание, и он замолчал, переводя дух.

Капитолина Адамовна откровенно вытаращилась на него, как будто увидела нечто совершенно удивительное.