Городок

— Какая система?

— Ну, какая...— Шохов усмехнулся.— Такая. Другого топи, а себя спасай.

— Нет, Гриша,— произнес Третьяков с грустью. Как-то очень по-человечески произнес, ему сейчас нельзя было не верить.— Нет. Я и правда лучше многих других работал. Я считал, да и сейчас считаю, что цель оправдывает средства. Но я заработал язву на своей работе. А сейчас еще и нервы стали пошаливать.

— Не совесть?

— Это, милый, абстракция... Совесть! Конечно, я понимал, что я делал, когда ты уходил. Мне отец сказал: что же ты Гришку топишь?! Но ведь другого пути-то не было.

— Не было, значит? — переспросил вовсе без нервов, но определенно с горечью Шохов.— А здесь как ты собираешься работать?

— Так же, Гриша. По-другому я не умею.— И, помолчав, Третьяков добавил: — По-другому мы вообще ничего не построим.

Сумерки еще сгустились, и пламя теперь стало выше и красивее. Но они вовсе не смотрели на него, занятые своим разговором, и даже его не замечали.

— Зачем же ты пришел ко мне? — спросил впрямую Шохов. Это у него вышло немного грубовато.

— А-а... Ну, просто. Ты же тут как-никак комендант?

— Я комендант? — переспросил Шохов.

— А ты не знал! Без тебя вроде бы неудобно и вагончик поставить. Так мне сказали.

— Врут, — отрезал Шохов.

— Может быть. Но все-таки хотел заручиться твоей поддержкой. По старой дружбе,— вроде бы с иронией произнес Третьяков.

— А что ты собираешься строить? — равнодушно, чуть ли не зевая, спросил Шохов. Ему и вправду вдруг надоел весь этот разговор.

— Да ничего особенного. Мне надо несколько месяцев пережить... Мне дадут, должны дать, приличную квартиру...

— Вот и я удивился — ты же номенклатура?

— Но я уехал без разрешения... Со скандалом!

— Ах, вон что!

— Сейчас-то все улажено. Только они не могут сразу, а жить в гостинице, сам понимаешь...

— Да, да, — сказал Шохов.

— Мои рабочие приволокут вагончик или на ходу что-то там сляпают.

— Твои рабочие? — переспросил со странной интонацией Шохов.

— Ну, а кто еще? Может, ты считаешь, что я сам должен лепить этот Шанхай?

Шохов, не отвечая, встал, собираясь идти домой. Разговор был закончен. О чем им тут толковать, когда высокий начальник, потерпевший служебное крушение, не представляет, как это он сам может что-то сделать без помощи подчиненных, а возможно, и государственных материалов... Да черт с ним в конце концов! Какая ему, Шохову, разница, кто, как и из чего строит себе дворец! Лешка Третьяков лучше его приспособился к этой жизни, а вот не удержался же... Тоже докатился, как сам считает, до Вор-городка! А пришел, так это не от чувства вины, а порядок такой, что прописываться надо у Шохова, то он будет следовать такому порядку. Он привык...

Так раздумывал Шохов, когда с громким криком во двор вбежали Вовка с Валеркой. Они радостно закричали:

— Пожар! Пожар!

— Где пожар? — спросил Шохов, но, еще не закончив фразы, уже точно знал, что зарево, принимаемое им за костер, и есть тот самый пожар. Он хватился бежать к калитке, но тут же вернулся. Почти спокойным шагом зашел в дом и с порога, пытаясь совладать с собой, произнес: «Пожар!» — и потом, уже в отчаянии: — Пожар! Городок горит!

Все бросились на улицу. Лишь дед Макар, задремавший, остался за столом. Петруха, одним из первых подскочивший к окну, чтобы верней сориентироваться, стал будить старика, произнеся:

— Макар Иваныч, пожар. Просыпайтесь, горим ведь.

— Кто... Что... — спросил дед Макар.— Кто горит?

Дед Макар уставился в окно, на яркое красное зарево.

— Вот тебе и надежность...— пробормотал он.— Вот тебе и прочность в жизни. А она раз — и в пепел. Одни гвоздики в золе.

Шохов бежал к месту пожара, успев по дороге прихватить ведро. Издали, от его дома, могло и вправду показаться, что горит весь Вор-городок, такое сильное, высокое было зарево, даже небо окрасилось в багрово-красный цвет. Но, уже приблизившись, увидел, что горит одна-единственная хибара. Он вроде бы помнил, чья она, но теперь соображать было некогда. Люди суетились около огня, всяк по себе, кто с ведром, а кто с топором, пытаясь каждый что-то сделать.

Женщины отгоняли ребятишек, которые с радостными воплями лезли в самый огонь, хватали горящие палки и вообще создавали необычную картину какого-то оголтелого праздника во время чужой беды. Пламя было уже высоким, потому что полыхнула крыша, и все кругом осветилось мерцающим белым светом. Искры посыпались вокруг.

Шохова увидели сразу. Первой подбежала Галина Андреевна, незамеченная искра тлела у нее в волосах.

— Григорий Афанасьич! — громко пыталась перекричать другие голоса, но и гул огня, и детские крики.— Хорошо, что вы здесь...

— Вы горите, Галина Андреевна!

— Ой, не заметила.— И сразу: — Надо как-то организовать тушение... Вся эта суета от страха, она может плохо кончиться...

— А что организовывать? — крикнул он, заслоняя лицо от жара.— Это же не по-ту-шишь!

— Так ведь соседние могут загореться!

— Что? Что? Могут? — спросил он, наклоняя к ней ухо.

— Я говорю... Соседние могут загореться! Тогда мы все сгорим! На вас надеются...

Это последнее он даже не расслышал, а понял по ее губам.

Господи, как же он не подумал, что с его приходом люди приободрились именно потому, что знали его как человека все умеющего. На него полагались, от него ждали помощи.

— Галина Андреевна! — крикнул он, опять приближаясь к ней.— Надо кого-то послать в город!

— Я послала,— отвечала она, и он опять скорей понял это по движению губ.— Я говорю: по-сла-ла! Валеру твоего... Но они и сами небось не слепые...

Он кивнул. Да, они не могли не видеть такого зарева. Другое дело, пока они всполошатся, пока организуют машину, весь городок сгорит. На месте, самим надо спасаться. Организовывать это спасение.

Галина Андреевна кричала:

— Я детьми займусь! Вы слышите? Детьми... Я боюсь за них. А жену вашу я послала за ведрами... Ей Вовка помогает. Остальных вы должны сами... Они вас послушают...

— Где там слушать, если ничего не слышно!

— Что? — спросила она.

Он отмахнулся, что могло означать и приказ: «действуйте». И Галина Андреевна, поняв его так, исчезла.

Прищурясь, Шохов смотрел на полыхающий дом, такой жаркий, такой раскаленный, что было ясно, к нему уже не подступишься. Даже здесь, на расстоянии, надо было отворачиваться, так припекало лицо.

Он увидел, что несколько человек суетятся у соседнего дома, откуда-то принося ведра воды и плеская на горячую, готовую вспыхнуть деревянную стену. Стена дымилась, а клубы белого пара подымались вверх. Пахло, как в парной.

Машинально Шохов подумал, что, будь сейчас самохинский трактор, можно было бы оттащить избушку в сторону от огня. Если она полыхнет, огонь перейдет на домики ближайшие к ней — и займется вся улица.

Но Самохина нигде не видать. Шохов побежал к людям у соседского домика.