Городская девчонка
Шрифт:
– Здесь нет ванной комнаты.
Он приложил к груди руку:
– Ты до чертиков меня напугала.
– Мне нужна ванная.
Взгляд Хукера устремился в сторону джунглей.
– Ни за что!
– Не уходи далеко, – наставлял Хукер. – Не вздумай потеряться. И смотри, куда ступаешь.
– Это все братик виноват, – пожаловалась я. – Все неприятности, в которые я когда-либо влипала, происходили по его вине.
– А три помолвки?
– Мужчины! – высказалась я. И, раздраженно пыхтя, удалилась прочь, со злости пиная все, что попадалось под ноги и прорубая путь
Хукер сидел на борту лодки, поедая батончик мюсли. Он взглянул на меня, широко распахнул глаза и открыл в изумлении рот.
– Что? – спросила я. – Ладно, я знаю, что чуточку облила кеды. Нелегко сделать все, как надо, когда ты девушка.
Он положил батончик на землю и потянулся к веслу.
– Милая, не хочу тебя пугать, но у тебя кое-что на волосах.
Я закатила глаза, пытаясь рассмотреть, что там, и потянулась к макушке.
– Нет! Не трогай! – предупредил Хукер. – Не двигайся. Просто стой спокойно.
– Что там?
– Ты не захочешь знать.
– Что ты собираешься делать веслом?
– Хочу смахнуть эту дрянь.
– Почему бы тебе не проделать это рукой?
– Ты что, чокнутая? Да я в жизни не видел такого огромного гребаного паука. Да этот хрен размером с тарелку. Не знаю, как он вообще уместился у тебя на голове.
– Паук! – И я стала визжать и исполнять танец дикарей. – УБЕРИ ЕГО! УБЕРИ ЕГО! УБЕРИ ЕГО!
Сознание затянуло паутиной, и я упала в обморок.
Когда я пришла в себя, надо мной с озабоченным видом склонился Хукер.
– Что случилось? – спросила я.
– Ты потеряла сознание. Визжала, визжала, и вдруг у тебя закатились глаза, и БАЦ – ты упала.
– Я никогда не падаю в обморок. Ты, наверно, стукнул меня веслом и вырубил.
– Милая, шарахни я тебя веслом, ты бы еще глаз не открыла.
– Помоги мне встать. По крайней мере, я избавилась от паука. – Я посмотрела на Хукера. – Я ведь избавиласьот него, да?
Он поднял меня на ноги.
– Ага, ты избавилась от него.
Я подобрала длинную скользкую черную штуковину с футболки:
– Что это?
– Паучья лапа, – пояснил Хукер. – Ты упала на него, когда свалилась в обморок, и он… как бы это сказать… размазался по твоей спине.
– О нет.
– Хорошая новость… он мертв.
Я начала вопить. Знала, что вопить глупо, но ничего не могла с собой поделать. Я столько раз сдерживалась, что больше уже не могла. По мне размазались паучьи внутренности, и я орала.
– Послушай, с этим мы можем справиться, – утешал Хукер. – Мы просто вымоем тебя в ручье. Большая часть паука из твоих волос уже выпала. Ну, кое-что. Но мы можем остальное вытащить. Черт, да прекрати же орать. Терпеть не могу, когда ты вопишь.
«Ладно, возьми себя в руки, – уговаривала я себя. – Сними одежду с паучьми кишками, зайди в ручей и вымой волосы. Все просто».
– План такой, – сказала я Хукеру. – Я буду раздеваться, а ты не будешь смотреть. Потом я буду мыться,
а ты не будешь смотреть. А если посмотришь, я заору.– Да пожалуйста! Только не ори больше.
Я подошла к краю берега. Разделась и опустила одежду с пауком в воду отмокать. Потом вытащила ее и залезла в воду сама. Я долго размахивала в воде волосами, надеясь, что это компенсирует отсутствие шампуня. Потом вылезла на берег и поймала Хукера за подглядыванием.
– Ты и в самом деле хорошенькая, – заявил Хукер.
– Ты смотришь!
– Конечно, я смотрю. Я же мужчина, я просто обязан подглядывать. Я потеряю свой профсоюзный билет, если не буду смотреть. Я должен снова вступить во владение своими яйцами.
– Ты же обещал.
– Обещания не считаются, когда дело касается голой женщины. Все это знают. Если тебя это устроит, я тоже могу раздеться.
– Заманчиво, но не надо. У меня волосы чистые? Я всего паука смыла?
Хукер вгляделся в мои волосы:
– Вот дерьмо.
– А сейчас что?
– Пиявки.
Я снова стала вопить.
– Не так уж плохо, – заверил Хукер. – Там всего-то парочка. Может, тройка. Или четверка. И по большей части они не присосались. Ну ладно, наверно, они вообще не присосались. Стой прямо, а я возьму палку.
– Палку?
– Чтобы убрать их.
Сейчас я открыла рот и принялась рыдать.
– О, черт, мне жаль, что ты нахватала пиявок. Я их уберу. Послушай, я их уже убираю. Ты не думала, что можно уже перестать плакать?
– Я не знаю, почему плачу, – призналась я, слезы потоком струились по моему обожженному солнцем лицу, скользя по облупленному носу и покрытым волдырями губам. – Я никогда не плачу. Я вообще-то храбрая. И веселая.
– Уверен, что ты такая, – уговаривал Хукер, зашвыривая очередную пиявку в кусты. – Любой видит, какая ты храбрая. – Он бросил еще одну пиявку. – Бе-е-е, – сказал он. – Гадость какая.
– Обычно я так не теряюсь. Я здравый и надежный человек. Ладно, допустим, я не люблю высоту и пауков, зато я хорошо отношусь к змеям.
– Я ненавижу змей. И не слишком схожу с ума по пиявкам. О, черт, какая здоровая. Стой смирно.
Я вытерла нос тыльной стороной ладони.
– Жизнь отстой, – пожаловалась я.
– Жизнь не так уж плоха. Теперь, когда все пиявки и пауки уничтожены, тебе сразу станет лучше. – Он отступил на полшага и его взгляд устремился вниз. – Может, прежде чем ты оденешься, стоит проверить все остальное на наличие пиявок. Они, кажется, любят, э, волосатые места.
Тут меня начало трясти, и Хукер ладонью зажал мне рот.
– Не так громко! – предупредил он. – Где-то там все еще бродят плохие парни.
Я ощупала себя и с облегчением обнаружила, что пиявок больше нет.
– Прости, – извинилась я. – Я немного впала в истерику.
– Совершено естественно, – успокоил Хукер. – Даже Парень из НАСКАР впадет в истерику, если подумает, что у него пиявки на его рабочем устройстве. Тебе нужно расслабиться. Знаешь, что тебе нужно? Секс.
– Секс? Ты только что вытаскивал пиявок из моей головы и теперь хочешь секса?