Городская сюита
Шрифт:
Олег подумал о Диане – она ведь была чуть старше этих юнцов. Два года назад, на последнем курсе университета, она пришла к нему на практику – и осталась в газете. Конечно, он приложил некоторые усилия, чтобы ее взяли в штат. Но ни разу не пожалел об этом. Диана была отличным работником. Она без раздумий бралась за любую тему и делала ее не просто быстро – молниеносно. Мчалась за информацией в любой конец страны и сдавала готовый материал сразу по возвращении. Ее рвение к работе граничило с фанатизмом. Часто она писала по ночам и брала работу на выходные. Дольников сам отличался повышенной ответственностью, но энтузиазм Дианы впечатлял даже его.
И все новое поколение было таким. Несмотря на внешнюю расхлябанность, внутренне это были бойцы, нацеленные на результат. Диана, например,
Но о том, чтобы расстаться с Дианой, Олег не мог и подумать. Он долго не решался сделать шаг ей навстречу, хоть она, с бесшабашностью молодости, едва ли не с первых дней дала понять, что готова на все. Он отнюдь не чурался женского внимания, и в холостые годы имел завидный донжуанский список. Но возраст, семейная жизнь и занимаемая должность сделали его более осторожным, и внимание совсем еще юной девушки хоть и польстило ему, но в то же время озадачило и напугало. Во-первых, разница в возрасте: она была едва ли не ровесницей его дочери! Во-вторых, боялся дать пищу нелепым слухам, будто бы он использовал свое служебное положение, домогаясь ее. И потом, он уже не был так уверен в себе, как раньше, и отчаянно трусил из-за возможного фиаско – в его годы, увы, такое случается. А еще не хотел изменять Ирине, надеясь как-то исправить их все более усложняющиеся отношения, в том числе и интимные – и долго мучился от всего этого, не зная, где найти верное решение и к какой прибегнуть помощи. Но в начале весны, когда вся редакция праздновала восьмое марта, и было выпито слишком много, и танцевали, и расходились продолжать веселье по кабинетам, все случилось само собой, и это начисто изменило жизнь Олега. Чувство, которое он испытал к Диане, потрясло его. А далее оно захватывало все сильнее, и вернуться назад не было возможности, а, главное, желания.
И теперь надо было решать, что ему делать дальше. И главный вопрос – как быть с Ириной – терзал неотступно, не давая покоя и наполняя жалостью, стыдом и ожесточением: в конце концов, имел он право на личное счастье или нет?
После обеда Олег устроил себе короткую прогулку в сторону площади Якуба Колоса, с наслаждением подставляя лицо солнечным лучам, пробивающимся сквозь листья деревьев. Рядом то и дело раздавался гул пробегающих трамваев, угасая через минуту в шелесте ветра и уличной разноголосице. По дорожкам сновали взад-вперед группки студентов – вдоль всей улицы высились здания политехнической академии, а учебный год уже неделю как начался. Старики, сидя на лавочках, кормили хлебными крошками голубей. Неспешно катили перед собой коляски молодые мамы. Мир был до чрезвычайности прост и благожелателен. Олег в темпе, но не очень быстро шел по тенистой аллее, вглядываясь в лица прохожих и слушая звуки, окружавшие его, и думал о том, что незачем все усложнять, а надо поступить решительно и честно – и все закончить, к общему и скорейшему облегчению. Эта мысль так понравилась ему, что он совершенно успокоился и вернулся в редакцию бодрым и помолодевшим.
– Вы как будто из салона красоты, Олег Петрович! – встретила его в коридоре Филонова.
Прозрачные ее глаза отсвечивали нехорошим блеском, и Дольников сразу подобрался, как перед дракой. Но отвечать на ее вызов не стал. Филонова была серьезным противником, и, как выяснилось, злопамятным.
Пять лет назад она пришла в газету, красивая и напористая мать-одиночка, и
сразу положила глаз на Олега. Но он тогда все еще лелеял надежду прожить с Ириной долго и счастливо, и заигрывания Светланы Андреевны хоть и не очень решительно, но все же отверг. Она не подала виду, что разочарована, но, видимо, только и ждала случая, чтобы расквитаться. И теперь с ней надо держать ухо востро. Она, правда, успешно выйдя замуж, до последнего времени в прямые столкновения с Дольниковым не вступала. Но для этого у нее не было необходимого оружия. Теперь оно появилось и обладало грозной силой. Не то чтобы Олег так уж боялся последствий ее мщения, но за работу свою он держался, а бескомпромиссность Слуцкого была хорошо известна: при малейшей угрозе реноме газеты или его собственному он не щадил ни чужих, ни своих.– Погода хорошая, Светлана Андреевна, – сказал Олег, улыбаясь и высматривая дверь своего кабинета.
Чуть развернувшись и выдвинув вперед плечо, он обозначил желание обойти преграду, но Филонова, не сводя с него глаз, как бы случайно заступила дорогу. Дольникову невольно пришлось задержаться, сообразил, что сейчас услышит нечто не очень для себя приятное. Но не пробиваться же ему через нее силой! Надо было принимать удар, и Олег решил держаться непринужденно и твердо. В конце концов, кто она такая, чтобы бояться ее?
– А вы были сейчас на улице? – понимая, что говорит пустое, в последней какой-то надежде разойтись мирно, спросил Олег. – Если не были – рекомендую. Погода просто сказка.
– Зачем вы соврали Илье Захаровичу, Олег Петрович? – словно не услышав его, негромко, почти шепотом, спросила Филонова.
У Дольникова похолодело внутри. Но не само это обвинение вызвало такую реакцию, а интонация, с которой оно было предъявлено.
Небрежной шуткой тут не отделаешься, понял Олег. По-прежнему улыбаясь, он беспечным тоном спросил:
– Вы о чем, Светлана Андреевна?
– Ведь у Князевой сегодня никакого рейда нет, – надвигаясь на него, отчеканила Филонова.
– Да? – опешив так, что нужные слова не сразу нашлись, выдавил Дольников. – И что из этого следует?
Улыбка все еще не сходила с его губ, но с отвращением и досадой он вдруг почувствовал, как вспотела спина, а жар от нее медленно распространяется по шее и лицу.
– Вы можете относиться к вашим подчиненным как угодно, – проговорила Филонова, слава Богу, негромко. – Но есть обязанности перед коллективом, и никто от них не освобожден.
– Что-то я не помню, чтобы в обязанности журналистов входило ублажение гостей, – разозлившись на себя за то, что стоит и мнется перед этой нахальной бабой, выпалил Олег. – Может, для вас это и норма, но для меня – нет.
– Ах, вот как! – тихо воскликнула Филонова.
Глаза ее сверкнули победным блеском: она услышала даже больше того, что желала бы услышать. Но Олег уже махнул рукой на предосторожности: будь что будет. В конце концов он ей не мальчик и имеет право на собственное мнение.
– Да, так! – сказал он. – Можете бежать и передать это… кому угодно.
В последний момент он смягчил тон, снова ощутив опасность, которой ему грозила полная откровенность в этом разговоре. Он и так сказал слишком много, и оба они понимали, что «ублажение гостей» может обернуться для него если не потерей места, то резким снижением доверия со стороны редактора. Но Олег не жалел о проявленной несдержанности. В конце концов он бился не только за себя, но и за Диану. И разве он был бы достоин ее, если бы сейчас отпраздновал труса? Хотя… раскаяние уже приходило на смену возбуждению, и Олег, борясь с незваным чувством, вскинул подбородок, давая понять, что он несет любую ответственность за свои слова.
– Никому ничего я передавать не буду, – ответила тихо Филонова. – И вам должно быть стыдно, Олег Петрович. Я думала, мы одним делом занимаемся…
Она опустила голову и, задев плечом стену, шагнула в сторону.
Он отступил в сторону, растерянный и недоумевающий.
– Вы меня не так поняли, Светлана Андреевна! – торопливо воскликнул он. – Это же шутка.
Он замолчал, улыбнулся и пожал плечами, сам понимая, как неубедительно это выглядит со стороны. Филонова на ходу обернулась, покачала головой и ушла, ускоряя шаг.