Городские легенды

– Что случилось? – спросила Хилари.

– Это он, вон тот, с рыжими волосами.

– Мне казалось, ты никогда раньше этого Боба не видела.

– Правильно, – ответила Зои. – Это Гордон Вульф.

Или все же не он? Как и тогда, Вульф был одет типичным мажором, который вышел снять кого-нибудь на ночь, но что-то в нем неуловимо изменилось. Все его повадки, жесты стали другими.

И тут Зои все поняла. Ей стало так страшно, что она не смогла унять дрожь. Сначала что-то мелко затряслось у нее внутри, потом колебания стали нарастать, пока не достигли высокой, почти пронзительной ноты, как голос Мерайи Кэри, когда та демонстрирует все свои семь октав.

– Привет, Зои, – сказал Вульф, подходя ближе.

Зои глядела на него во все глаза, пытаясь понять, в чем же разница. Он был и Вульф, и не Вульф. Голос был точно такой, как по телефону, но ведь его и подделать нетрудно; хороший актер, изменив жестикуляцию, может выдать себя совсем за другого человека. Вульф перевел взгляд на Хилари, вопросительно поднял бровь.

– Ты… ты Боб? – выдавила Зои.

Он кивнул:

– Я знаю, что ты подумала.

– Вы близнецы?

– Нет, дело обстоит немного сложнее. – Он снова глянул на Хилари. – Твоя подруга знает?

– Меня зовут Хилари, и Зои поведала мне печальную историю целиком.

– Вот и хорошо.

Хилари тряхнула головой:

– Ничего хорошего я тут не вижу. И вообще кончай нам мозги парить. Иди кого-нибудь другого дурачь.

Руперт шевельнулся у ног Зои. От резкого голоса Хилари и напряжения хозяйки в груди у него заворочался рык.

– Я еще и не начинал, – ответил Боб. – Прибереги свой гнев для того, кто его заслуживает.

– Для Вульфа, например, – сказала Зои.

Боб кивнул.

– Твоего брата-близнеца.

– Скорее моего второго «я», – ответил Боб. – Мы живем в одном теле, правда, он об этом не знает. Только я один понимаю, что между нами есть связь.

– Господи, я тебя умоляю! – не выдержала Хилари. – Скажи еще, что…

Зои положила ладонь ей на колено.

– Погоди-ка, – сказала она. – Так ты говоришь, что Вульф – шизофреник?

– Я не уверен, что в медицинском смысле это именно так, – ответил Боб.

И он сел прямо на мраморный пол перед ними. Со стороны это, должно быть, смотрелось нелепо: явно небедный молодой человек, по виду менеджер какой-нибудь преуспевающей компании, сидит, скрестив ноги, на полу, точно попрошайка.

– Просто я знаю, что нас здесь двое, – добавил он и коснулся ладонью груди.

– Ты, кажется, говорил, что ходил с этой историей в газеты? – спросила Зои.

– Пытался.

– Просто не верится, что они не заинтересовались. Только вспомнишь, какую чушь они печатают…

– Что-то… случалось с каждым репортером, с которым я разговаривал. После третьего я махнул на это дело рукой.

– Какого рода «что-то»? – спросила Хилари.

Боб вздохнул. Поднял руку и начал считать на пальцах:

– У первого жена погибла в автокатастрофе: какие-то психи врезались в ее машину; у второй был выкидыш; третьего с позором выгнали с работы.

– Такие вещи случаются, – ответила Зои. – Это ужасно, но ни Вульф, ни ты тут совершенно ни при чем.

– Хотел бы я в это верить, но, к сожалению, знаю, что все совсем иначе.

– Погоди-ка, – вмешалась Хилари. – Все это происходило после того, как ты говорил с этими репортерами? Значит, и с нами тоже может что-нибудь стрястись?

Зои повернулась к ней:

– Ты, кажется, считала, что он нам лапшу на уши вешает?

– И считаю. А ты нет?

Но Зои уже ни в чем не была уверена. Конечно, история Боба звучала неправдоподобно, и все же ей не давала покоя одна мысль: а вдруг он не врет? Абсолютная искренность, с которой он – Боб, Вульф, или как его там, – рассказал ей все, вот что заставило ее усомниться в собственной логике. Почему-то ей не верилось, что такую искренность можно изобразить. Она была уверена, что слишком хорошо разбирается в людях, чтобы позволить себя провести какому-нибудь актеру, пусть даже очень хорошему; ситуация, в которой она оказалась, была поистине смехотворной, и все же ей стало бы легче, узнай она, что все это правда. По крайней мере, тогда ей не пришлось бы сомневаться в своей способности судить о людях.

Она, конечно, понимала, что если слова Боба правда, то это все меняет. Мир никогда уже не будет таким, как прежде.

– Не знаю, – ответила она наконец.

– Что ж, лучше раз перестраховаться, чем потом всю жизнь жалеть, – сказала Хилари. Потом повернулась к Бобу. – Ну? – последовал вопрос. – Так мы в опасности или нет?

– Сейчас нет. Зои сводит все способности Вульфа на нет.

– Так вот оно в чем дело, – сказала Хилари. – Теперь я вижу, к чему ты клонишь. Хочешь, чтобы она ходила за тобой как тень, а все ради того, чтобы большой злой Вульф никого больше не обидел, так? Н-да, слыхала я в своей жизни всякие историйки, но этой остальные и в подметки не годятся.

– Дело вовсе не в этом, – возразил Боб. – Он не может навредить Зои, это правда. А он уже пытался. Начиная с того вечера он не жалея сил и времени старается испортить ей жизнь, но у него до сих пор ничего не вышло.

– Не знаю, не знаю, – отозвалась Зои. – Не могу сказать, чтобы у меня с тех пор все шло так гладко.

– Но больше всего меня беспокоит то, – как ни в чем не бывало продолжал Боб, – что теперь он, похоже, решил перенести свое внимание на ее друзей.

– Так, – сказала Зои. – Все это слишком далеко зашло. Я иду в полицию.

– Я вовсе не пытаюсь тебя запугать, – сказал Боб, когда она сделала такое движение, будто собиралась встать. – Я просто предупреждаю.

– По мне так это больше похоже на угрозу, парень.

– Я провел годы и годы, пытаясь найти какой-нибудь способ остановить Вульфа, – сказал Боб. В его глазах застыло такое отчаяние, что Зои невольно остановилась. – Ты – первый лучик надежды, который я увидел за все это время. Тебя он боится.

– Но почему? Я же ничего особенного собой не представляю.

– Я бы мог прочитать тебе целую лекцию о том, какие мы все уникальные, и о том, что каждый из нас важен или важна сами по себе, – сказал Боб, – только речь сейчас не об этом. К тому же твоя суть не просто в неповторимости. В каком-то смысле вы с Вульфом – одно, только там, где он вредит, ты исцеляешь.

Зои покачала головой:

– Я тебя умоляю.

– По-моему, мир вообще не такой, каким мы привыкли его представлять, – продолжал между тем Боб. – Мы думаем, что это один целостный мир, а на самом деле их много, тысячи и тысячи, столько же, сколько людей, потому что ведь каждый видит его на свой лад; каждый живет в своем собственном мире. Иногда эти миры пересекаются, чаще на мгновение, изредка на всю жизнь, но обычно мы всегда одни, каждый заперт в своем собственном мире, каждый постепенно умирает в одиночку.