Горсть патронов и немного везения

Худой, стриженный наголо, татуированный, с золотыми зубами и стаканом водки — ни дать ни взять откинувшийся уркаган. А год — 1991-й. Майвин же сказал, что его посадили в 1993-м. Может, посадили не впервые? Вышел по амнистии после путча, когда в Уголовном кодексе появились изменения, дополнения и отмены статей, или оттянул по полной? Колымил на Севере, заработал кучу денег и проел зубы, вернулся и сел через два года?

«В свое время этот тип доставил мне много неприятностей…» — сказал Майвин.

В какое «свое» — с девяносто первого по девяносто третий?

«Теперь принялся за Илону…»

До сих пор Майвин думал, что Ямковецкий отбывает в колонии. Выходит, за Илону папаша принялся в последние дни. А ведь прижал он их здорово. Уж если Майвин при всех своих связях не знает, убежал Ямковецкий из мест заключения или освободился!..

Час от часу ситуация становилась все более загадочной. Три последние фотографии, на которых Ямковецкий был представлен в облике респектабельного, добропорядочного и обеспеченного гражданина, и вовсе загнали меня в тупик. Они были сделаны приблизительно в одно время: в кабинете за компьютером, на фоне «Линкольна» (который, впрочем, мог принадлежать вовсе не ему) с дочерью, похожей на западную фотомодель, в Магдебурге, и в автосалоне.

Магдебург… «Папа приезжает завтра в полдень из Бельгии», — сказала Илона. Назавтра выясняется, что папа — зек и его нужно найти… более того — он ей досаждает… Черт-те что и сбоку бантик! Эта Бельгия была ложью? Магдебург по пути в Бельгию, если ехать из Берлина… Илона с папой едет в Бельгию на «Линкольне» ретро, собака с ними восемь лет, значит, тогда ей было… А когда — тогда?.. Едва заметен шрам на подбородке мужчины с собачкой… Ага! Между девяносто первым и девяносто третьим.

Передо мной лежали четыре фотоснимка, хронологическая последовательность которых была установлена относительно точно. Если кто-нибудь из автомобилистов скажет Квинту, что это за луноход и на какой выставке он был представлен, то справа или слева от магдебургского ляжет пятый.

В общих чертах картина вырисовывалась следующая.

В 1991 году Ямковецкий возвращается (откуда? — выяснить). Его возвращение празднуют в деревне, где его хорошо знают (выяснить); он ловит рыбу на широкой реке, на берегу которой стоит самолет (выяснить). Скоро он осваивается в новом демократическом пространстве, основывает какую-то свою фирму с компьютером в кабинете (выяснить) и в течение двух лет выезжает за границу, возможно, в Бельгию через Берлин и Магдебург, вместе со своей дочерью Илоной (Елена по-венгерски). Не исключено, что фирма имеет отношение к автомобилям — дорогим, иностранного производства; он покупает «Линкольн», бывает в автосалонах (выяснить), налаживает деловые контакты с иностранными фирмами. В течение этих двух лет его интересы пересекаются с интересами Майвина (выяснить). В 1993 году Ямковецкий Б.Е. попадает под суд и признается виновным в преступлении, предусмотренном статьей 208, ч. 3 УК РСФСР, и до последнего времени отбывает срок в Петушках. Осенью 1997 года освобождается из мест лишения свободы (бежит? — выяснить) и появляется в Москве, где проживает его дочь вместе с Майвиным, за несколько дней до их отъезда в Европу (выяснить)…

Последнее обстоятельство меня заинтересовало еще во время разговора с Майвиным. Он сказал: «Я улетаю в Европу» — совершенно четко и определенно; а потом: «Он мне кое-что должен. Без этого я не могу уехать, Было ли это оговоркой, или он не хотел, чтобы я навел справки о пункте назначения? Скорее всего он проговорился в первый раз, а затем попытался исправить оплошность и заменил слово «улетаю» на «уехать». Если он не собирается пересечь границу на автомобиле, то его фамилия заложена в компьютер авиа- или железнодорожной касс. А если на автомобиле, тогда почему именно четырнадцатого?

Я разбросал вопросы в порядке очередности. На старых настольных часах завода «Маяк» было пять вечера. Не могу сказать, чтобы все это время я ничего не делал, но от того, что я сделал, работа не продвинулась ни на йоту. Все мои логические построения не стоили выеденного яйца, и лишь одно не подлежало сомнению: Майвин не в ладах не только с Ямковецким, но и с законом. Согласившись работать на него, я стал его соучастником, а значит, преступил закон.

В то, что я дурак, никто не поверит: оформляя лицензию на частную детективную деятельность и ношение оружия, я предоставлял справку, заверенную главным психиатром поликлиники МВД.

Я позвонил Нежиным. Не очень, конечно, честно — не звонить, не звонить, а когда тебе что-то понадобилось, взять да и позвонить. Это уже не дружба получается, а деловые контакты. К тому же я уже дважды пропустил пельмени у Илларионовых, где мы все собирались по выходным: переводил жилой фонд в нежилой, под офис, для чего пришлось вывезти кое-кого на пикничок.

Трубку сняла Ника. Между прочим, это благодаря мне она стала женой Вадима и матерью его ребенка, хотя я никогда, даже в шутку, не напоминал об этом.

— Ника, здравствуй.

— Женечка! — обрадовалась она. — Куда ты пропал? Почему не звонишь?

— А почему мне никто не звонит, спрашивается? Может, я уже давно на том свете?

Она засмеялась:

— Во-первых, по нашему телефону с тем светом не соединяют. А во-вторых, вы каждый вечер треплетесь с Каменевым, а Леля звонит мне. Как дела?

— Отлично. Альтернативы нет?

— Ты удивишься, но на сей раз Альтернатива есть. Обои поклеил?

— Я лучше накат сделаю.

— Накат не в моде. Пригласи фирмачей, не скупись.

— Я не скуплюсь, Ника. Я хочу все сделать собственными руками.

— Ну, дерзай! Мы Кольку купаем, он сейчас подойдет…

Вадим Нежин вместе с Валерой Арнольдовым ушли из тогдашнего ФСК в детективную структуру «Альтернатива», где был Каменев. Про себя мы звали Вадима Альтернативой — он так отвечал по телефону: звонишь ему на работу, он снимает трубку: «Альтернатива». Фирма у них что надо! Когда у меня будут компьютеры, я подключусь к их базе, но пока приходится пользоваться дружескими связями. Правда, не бескорыстно: весь июнь, например, я проводил с ними занятия по дим-мак и кексуль-до — последним, к слову, владеют только в корейском спецназе. В позапрошлом году мы вместе раскрутили фирму Валентина Пименова «Руно», переправлявшую за кордон драгоценные камни и золото по спецканалам КГБ. Литерное дело «Золотой партии», начатое мной, победоносно завершила Генеральная прокуратура России.

— Как живете?.. — весело спросил Вадим в трубку.

— …как животик? — закончил я обмен паролями.

Он был еще полковником безопасности, когда бандиты из охранного агентства «Стрелец» на улице Пестеля взяли в заложники Нику, тогда юную выпускницу ГИТИСа. «Каскадовцы» окружили офис и потребовали ее выдать, но бандиты вывели Нику, прикованную к руке садиста-якудзы, в которой была граната. Вадим успел встать между ними и заложницей, приняв на себя осколки. Их вынимали из его живота девять часов кряду. А через год в Приморске полоснули ножом по моему животу, отсюда и родилось наше приветствие, а Катя Илларионова называла нас «Животными».

— Работаешь? — спросил Нежин.

— Да так, помаленьку.

— Выслеживаешь неверную жену владельца антикварного магазина?

— Угадал.

— Тогда она тебя выведет на организацию, готовящую государственный переворот. У тебя по-другому не бывает.

— Не завидуй, — улыбнулся я, — зависть — плохое качество.

— Зависть — это отсутствие каких бы то ни было качеств, — уточнил Вадим.

Я достал ручку, чтобы записать эту крылатую фразу, но в ней высохли чернила.

— Вадим, мне нужна пустяковая справочка в вашем аналитическом отделе.