ГОРСТЬ СВЕТА. Роман-хроника Части первая, вторая
Шрифт:
В 1959 г. в Алма-Ате вышло первое прижизненное издание «Наследника из Калькутты» под одной фамилией. В обновленном варианте предисловия, где туманно говорилось про некие изыскательские работы в заполярной тайге, появилась новая многозначительная фраза: «Заболел» романом и напористый бухгалтер В. П. Василевский...»
Еще Осенью 1958 года «Комсомольская правда» опубликовала недоброжелательную заметку критика А. С. Елкина, упрекая издателей «Наследника из Калькутты» в «хаггартовщине» и «буссенаровщине» [4] .
4
Анатолий Сергеевич Елкин был тогда зав. отделом литературы и искусства «Комсомолки». Вот что совсем недавно написал о нем в своих воспоминаниях Я. Голованов:
Ссылаясь на «Крокодил» и «Комсомолку», Госкомиздат РСФСР стоял насмерть против новых переизданий романа в Российской Федерации, хотя он был издан в Таллине, Ереване, кажется, в Тбилиси, а также за рубежом (в Польше, в Болгарии, в Чехословакии и Китае). Благоволивший отцу московский партсекретарь СП Феликс Кузнецов, желая помочь делу, передал очередное ходатайство об издании «Наследника» на рассмотрение главы секции научной фантастики и приключений, писателю Еремею Парнову, который тоже дал отрицательное заключение («...напечатать-то можно, — завершал он его, — а только зачем?»).
Триумфальное шествие «Наследника» по редакциям СССР и России началось в 1989 г., когда роман был переиздан сразу в Красноярске, Ленинграде и Ташкенте. После этого состоялись издания в десятках городов от Кишинева до Владивостока.
Покойный литературовед А. 3. Вулис в послесловии к ташкентскому изданию «Наследника из Калькутты» (1989) обоснованно назвал эту книгу «Роман романов или наследник давней традиции». Критик определил ее как «пространный дайджест приключенческих мотивов XIX века... Прочитать его — все равно, что заново перечитать всю приключенческую литературу». А. 3. Вулис видит в авторе «Наследника» одинокого барда, принявшего на себя тяжкое бремя творчества. «Вот этим-то и уникален «Наследник из Калькутты». Не своей зависимостью от чужих сюжетов.., не своей сюжетной пестротой, чередованием взлетов и падений, внезапностей и предвкушений, бед и побед... Нет, «Наследник из Калькутты» уникален прежде всего силой человеческого духа, способностью сохранить верность детству, верность сказке (а через нее — вере и надежде) в самых отчаянных обстоятельствах, в условиях тяжких, экстраординарных, на пороге, отделяющем жизнь от смерти; выносимое от невыносимого». Надо учитывать, что А. 3. Вулис не знал всех реальных обстоятельств создания романа, но определил и оценил их с предельной четкостью.
Сила этого романа не только в остроте сюжета, мастерски закрученного в тугую пружину, которая заставляет читателя не выпускать книгу из рук. И не только в историко-событийных аналогиях (отец говорил, что подчас он описывал черных невольников Африки под непрерывный лай лагерных овчарок!); Сущность романа заключается в том, что его автору удалось сохранить СВОБОДУ САМОВЫРАЖЕНИЯ и тем самым человек, столь несправедливо и жестоко низвергнутый обществом (которому он всю жизнь служил верой и правдой!), смог возвыситься над своими тиранами и морально посрамить их, заклеймив зло с неправдой вне границ пространства и времени. Именно поэтому роман пробил — как трава асфальт! — все препоны советских издательств и буйно разросся (уже помимо авторской воли), когда этот асфальт прогнил и растрескался. В одном из писем (1966 г.) отец писал: «Наследник» адресован несчастным и измученным заблатненным (т. е. в сущности всему великому народу), отсюда и резонанс...»
Возможно поэтому лагерные сотоварищи отца упрекали его (а позднее и меня), когда мы указывали на значимость Василевского во всей этой истории. Они возмущались приведенным выше тезисом о том, что он создал автору какие-то условия для творчества. И не только из-за того, что отец сжег себе легкие и испортил глаза, работая по 20 часов при соляровой коптилке на чердаке лагерной бани. Суть в том, что есть правда, которая возвышается над фактологией событий, и эта высшая правда на весах истории, оправдывает теневые и даже низменные стороны судьбы человека-творца. Мудрый писатель В. Д. Иванов часто приводил два афоризма (не уверен, что они принадлежат ему лично!): во-первых, курица, несущая золотые яйца, совершает естественные оправления, как самая обычная птица; во-вторых, говорил он, книги всегда умнее и достойнее своих авторов. Добавим, что они еще и
значительно дольше живут.* * *
Если «Наследник из Калькутты», несмотря на всю необычность условий творчества, был ярким и сочным плодом вдохновенной фантазии, если «Горсть света» явилась результатом многолетней авторской самоотдачи, так или иначе приносившей облегчение своему создателю, то третья большая книга отца — «Образы России» — была в полном смысле слова подвижнической и даже мученической. Недаром именно во время этой работы отца поразил тяжелый инфаркт, от которого он с трудом оправился.
Несмотря на свое немецко-шведско-прибалтийское происхождение (немало представителей нашей фамилии покоятся на кладбище в Тарту, бывшем Дерпте, где родился отец писателя), Роберт Александрович Штильмарк всегда ощущал себя человеком сугубо РУССКИМ. Он не раз говорил и писал, что более всего на этом свете любит и ценит русскую природу, русский язык и русскую старину. Впрочем, к этому перечню можно было бы добавить и литературу (особенно поэзию), и музыку, и живопись — короче говоря, российскую культуру в целом. Отцу всегда хотелось поделиться этой своей любовью с другими. А чтобы любить, надо знать...
Первоначально новая книга должна была называться, кажется, «Образы России в памятниках культуры», и договор на нее был заключен с издательством «Знание». На примере Москвы, Суздаля, Новгорода, Ростова Великого и других древних городов отец стремился проследить становление и развитие культуры всей нашей Руси, ее сложную эволюцию...
«Произведения большого искусства, будь это статуи, здания или фрески, — писал он, — всегда отмечены силой духа своих создателей. Она помогала им зримо воплощать в каждой вещи не только единичный образ, но и частицу всенародной судьбы».
Когда, после долгих поездок и походов по древним городам и весям, отец принес первый вариант своей рукописи в издательство, его директор (помнится» Родионов) заявил, как говорится, «с большевистской прямотой» : «Эта книга не может быть издана», так как она воспевает древнерусскую культуру. Пусть автор несет ее митрополиту Крутицкому и Коломенскому, а не в советское издательство!» В письме от 28 июня 1964 г. отец писал мне: «Трудно представить себе конъюнктуру хуже нынешней, особо для данной темы... То и дело следуют инструкции сверху, касающиеся музеев, стало быть, прямо или косвенно — и книги: дескать, само слово церковь или храм — изъять, писать: «старинное здание башнеобразной формы с купольным перекрытием». Я не шучу и не иронизирую...»
Лишь после очень долгих и тяжких мытарств, благодаря поддержке писательской общественности, в частности, К. П. Паустовского, написавшего более чем благожелательную рецензию на отцовскую рукопись, удалось издать «Образы России» (М., «Молодая гвардия», 1967 г.). Все-таки прозвучал отцовский гимн российскому зодчеству, причем не только Москве, Киеву, Петрограду, Севастополю, но и множеству славных мест, малоизвестных в то время широкой публике, таких, как Кидекша, Новгородская Нередица, Переславль-Залесский, монастырь Бориса и Глеба и храм Иоанна Богослова на Ярославщине... Это было делом отнюдь нелегким, своего рода подвижничеством. Один, в потертом плащишке, со стареньким «Зенитом», писатель трясся в автобусах по разбитым дорогам (о своей машине он и не мечтал никогда!), проходил пешком десятки километров в день, ночевал, где придется; он знакомился со множеством людей; среди равнодушных и усталых ему нередко встречались энтузиасты, глубоко преданные делу возрождения Отечества, и они неизменно становились его друзьями «на всю оставшуюся жизнь». Невзрачный деревянный домик в Купавне в ту пору всегда был полон гостей из Суздаля, Палеха, Вологды, Борисоглеба (не путать с г. Борисоглебском, где отец тоже бывал).
Кроме этих трех больших книг («Наследник.»»,. «Образы...» и «Горсть...»), перу Р. А. Штильмарка принадлежит еще несколько произведений, в частности, небольшой по объему роман «Пассажир последнего рейса» (М., «Молодая гвардия», 1974), посвященный событиям на столь близкой душе автора верхней Волге в годы гражданской войны, в котором широко использованы элементы волжского фольклора. Но в редакторско-цензорских условиях того времени отец был вынужден так мастерски лавировать, что считать эту книгу своей творческой удачей уже не мог... «Повесть о белоэмигрантах, духовенстве и офицерах белой армии в любом виде не может интересовать советское издательство», — говорилось в одном из отзывов. И все-таки книга вышла, хотя и в измененном виде.