Горячее лето (Преображение России - 11)
Шрифт:
Разве можно было сомневаться, что начальник кадровой дивизии, притом такой себе на уме, как Надежный, упустит нужное время? Туман был точь-в-точь такой же на его участке, как и против деревни Вербень, или между этой деревней и другой - Пляшево. Наконец, хотя и хорошо было бы, если бы начали переброску прикрытий все три дивизии сразу, однако хорошо только при условии, что у всех трех выйдет она одинаково удачно. Поэтому Гильчевский и хотел согласованности действий и втайне побаивался их: а вдруг там по неловкости обнаружат общий замысел врагу и сорвут дело здесь, у него?
Так
После того как ушли от него Добрынин и Татаров, он сказал Протазанову:
– Этот новый командир полка, заместитель проклятого Кюна, от которого, между прочим, грозят мне какие-то неприятности, - Добрынин, он ничего, спокойный, - видно, что Георгия получил не зря... А вот что же это случилось с Татаровым, а? Что же он так это вдруг заартачился, точно вожжа под хвост попала? Не было с ним такого случая, я не помню. Может, вы знаете, почему это он вдруг?
– Мало ли что может быть, - начал думать Протазанов.
– Мог плохое письмо получить из дому.
– Ну, письмо, письмо из дому плохое, - что вы, разве это причиною быть может?
– не соглашался Гильчевский.
– Я сам иногда плохие письма из дому получал, - мало ли что: домашние горшки к делу не относятся... Гм... Образцовый командир полка, - дай бог всей нашей армии таких иметь, - и вдруг - на тебе! Нет, тут что-то такое другое... Неужели это от усталости вздумал он вдруг мне перечить? Нет, тоже нет, - усталость - что же такое? Ну, выспался, - вот ее и нет. Гм, очень меня это в нем поразило.
Однако думать над какою-то заминкой у Татарова, - конечно, временной и случайной, - было все-таки некогда. Время было уже получить от него донесение, переправился ли его батальон. Такое донесение пришло около полуночи, и Гильчевский обрадовался:
– Молодец! Вот это - молодец, а то - чепуха, что с ним было!.. Ведь вот же Кюн, - помните?
– тот на Икве что донес?
– "Не могу выполнить!" - вот что. За это я его и послал к чертовой мамаше!.. Ну-ка, как его заместитель, как он?
Батальон Добрынина запоздал против батальона Татарова не больше как на четверть часа, и Гильчевский торжествовал:
– Каков, а? Вот так с Западного фронта! Боевой! Боевой!.. А то Кюн! Вот как я отлично сделал, что его турнул!
И на радостях, и чтобы подкрепиться, выпил стопку.
Его подмывало теперь, когда у него увертюра была сыграна с большою точностью по нотам, без малейшей фальши, обратиться к Надежному, как у него, но остановило сомнение: не примет ли тот этого вопроса за вмешательство в его дело. А с начальником 105-й дивизии он был не в ладах, так что к нему обращаться было не особенно ловко; наконец, он знал,
что эта дивизия имеет обыкновение выжидать, что сделает 101-я, и, разумеется, хотя и с опозданием, но постарается все-таки сделать то же самое: так было не раз.Под впечатлением удачи этого вечера и чтобы набраться сил для громкого утра и горячего дня, Гильчевский даже решил прилечь подремать и забылся, хотя и беспокойным, прерывистым сном.
Проснулся от сильной пальбы, поднявшейся справа, со стороны 10-й дивизии.
Вот когда явилась необходимость запросить Надежного, что у него происходит.
Это было уже близко к утру, - начал белеть восток. Протазанов связался со штабом 10-й дивизии, и оттуда сказали ему, что сильнейший обстрел мешает навести мосты.
– Эх, есть такая пословица, специально для дураков: глупому сыну не в помощь богатство!
– бурно вознегодовал Гильчевский.
– Ведь просил же я понтоны, - мне не дали, а дали тем, кто и с понтонами ничего не мог сделать!
– Вас просит к телефону генерал Надежный!
– обратился к нему Протазанов, и он ринулся к трубке, клокоча и крича:
– Я вас слушаю! Что такое? Я - Гильчевский. Здравствуйте!
– Здравствуйте, Константин Лукич! Случилось скверное дело, - как быть?
– уже не прежний самоуверенный, а испуганный голос Надежного донесся в трубку.
– Подняли неистовый огонь из пулеметов, из винтовок, не дали навести мостов.
– Постойте, а когда же вы, когда же приказали начать наводку? прокричал Гильчевский.
– Не так давно, чтобы закончить могли засветло, - ответил Надежный.
– Ка-ак так не так давно?.. Да ведь теперь уж рассвет, - три часа утра!
– А у вас наведены разве мосты?
– справился Надежный.
– А как же так не наведены? Хотя бы и вчерне, все-таки два своих батальона я переправил. Утром саперы доделают все, как надо, чтобы можно было батареи перевезти!
– Послушайте, Константин Лукич, что же теперь делать?
– совершенно уже подавленно-просительным тоном проговорил Надежный.
– Вам что делать?.. Ночью надо было мосты наводить, а не утром, и делать это в возможной тишине, благо туман с вечера держался... Как же вы так, не понимаю, - ведь такой благодетель, как туман, лучшего и придумать нельзя, а вы... Что теперь делать? Теперь вам уж нечего больше делать, кончено, упущено время! Эх-ма! И хотя бы с вечера вы мне сказали об этом, а теперь что же? Теперь в пустой след. Теперь сидите и ждите, что получится у меня. Если удастся перебросить мне свою дивизию, тогда и вы можете перебросить свою, а если нет, то все вообще пропало!
Несмотря на резкий тон, каким были сказаны эти жесткие слова, Надежный не обиделся, - до того он был удручен своей неудачей. Он только захотел уточнить, какой способ посоветует ему Гильчевский для переброски его полков.
– Способ какой?
– повторил вопрос Гильчевский.
– Я вижу для вас только один способ, а именно: воспользуйтесь остатками моста против деревни Гумнище, и в самом спешном порядке пусть ваши саперы его доведут до того берега. Вот когда у вас в руках будет этот мост, восстановленный, тогда...