Горячее лето

7

В механическом цехе Алексей встретил Татьяну. Шла по главному пролету и, завидев его, остановилась поджидая.

— Алексей Иванович, квартальный план перевыполнен! — Она зарделась.

"А о качестве не говорит, промолчала".

— Вам, Татьяна Ивановна, привет от Володи Иващенко!

— Он в Одессе?

— Нет, в Николаеве. Приезжал в Одессу. Еще и мне помог.

— Дают оборудование?

— Обещают. Надеюсь, досрочно многое получим…

Татьяна обрадовалась приезду Алексея: теперь поговорят наедине. И действительно, сами того не замечая, направились в комнатушку начальника смены.

— Вы знаете, Татьяна Ивановна, когда наш поезд шел по мосту через Днепр, мне так захотелось поехать на свою речушку Сновь.

— О доме вспомнили? Я тоже часто вспоминаю Подмосковье.

— Детство у меня было тяжелое. Но все-таки детство, наверное, самая хорошая пора в жизни человека.

— Это верно. А что у вас осталось в памяти?

— Многое, Татьяна Ивановна. Даже вспомнил, как мама впервые купила мне пальто. В селе ведь корова это все. В голодные годы вся надежда только на корову. Есть молоко — жить будешь! А у нас Зорька была. Она нам все бычков дарила. Подрастает бычок к осени, смотришь — живая копейка есть. На базар отводили или в колхоз сдавали. Один раз бычок после продажи домой прибежал. Замучилась мать с ним.

— Расскажите подробнее. Я ведь совсем не знаю села.

— Это очень долго рассказывать.

— Расскажите, пожалуйста. Ну, прошу…

— В одну студеную зиму принесла наша Зорька бычка. Красного, с белыми пятнами на лбу. Больше года мы его кормили, поили. Думали: побольше веса наберет, в колхоз по контрактации сдадим. А колхоз и деньги заплатит, и сена подбросит для коровенки. На трудодни сено не часто давали, а за телят всегда начисляли. Сначала рос бычок смирненько. Ручной был. И мама не знала хлопот. Затем за мальчишками стал гоняться. За мальчишками не страшно — пусть не дразнятся. Так нет же, чуть на тот свет колхозного бригадира не отправил. А все почему? Сам же бригадир виноват.

— В чем же его вина? — засмеялась Татьяна.

— В чем? В белые штаны вырядился. Шляпу большую надел, соломенную. В городах тогда такие носили. Там на него и внимания никто не обратил бы. А у нас в колхозе бычок ошибку дал, за чужого человека принял. Ну, бригадир, конечно, на нас разгневался. За километр стал обходить наш дом. А в селе с бригадиром надо жить в ладах. К кому в селе пойдешь? Все к бригадиру. Без бригадира и хвороста из леса не привезешь, и соломы не выпишешь. Правда, за соломой можно и к председателю обратиться.

Алексей несколько секунд молчал, словно раздумывая, не оборвать ли рассказ. Потом продолжил:

— Хорошо, что в наше село заготовители приехали. С заготовителями мама не торговалась. Сколько назначили, за столько и отдала. Продали мы бычка и скоро забыли о нем. А тут вдруг слышим — у ворот знакомое мычание. Посмотрели в окно и удивились: он, наш бычок огненный с белыми пятнами на лбу!

— Батюшки! — вскрикнула мать. — Сбежал, значит!

Загнала мама бычка в сарай, а сама в правление колхоза. Так, мол, и так, люди добрые, бычок пришел. Что делать?

— Это не по нашей части. Ты же не в колхоз сдавала. Иди в сельсовет, — ответили ей в правлении.

И побежала мать в сельский Совет:

— Что делать, товарищи? Скотина вроде казенная, на мясо сданная.

— Сданная — значит государственная, — согласились с ней. — Только при чем тут мы? Ты, Анастасия Титовна, сдавала, ты и расхлебывай!

— Голубчики, да как же расхлебывать-то? — взмолилась мать. — Деньги я почти все истратила, бумага запропастилась.

— Так тебе бумагу?! Бумагу сочиним, пожалуйста!

И сочинили.

Две недели кормили мы бычка. А бычок ест за двоих, — того и гляди Зорька без кормов останется. А о хозяине ни слуху ни духу…

Встревожилась мать. И снова в сельсовет:

— Хозяина-то бычка не нашли еще? Ну, того, у кого бычок сбежал.

— Никаких запросов не поступало.

Хоть и далеко райцентр, а пришлось матери ехать.

— Ну и бычок, ну и язви его! — сказали в милиции, но помочь, заявили, ничем не могут. За хулиганство, дескать, его не привлечешь к ответственности. Оштрафовать? Оштрафовать вроде тоже неудобно… Вот что, сходите в исполком, там пожалуйтесь.

— Да зачем мне жаловаться? — возразила мама. — Мне бы казенную скотину вернуть.

— Вот и вернешь. Там разберутся.

И пошла мама из учреждения в учреждение. И в исполкоме была, и в производственном управлении. Тогда производственное управление было самостоятельным учреждением. И полномочия у него были большие. Посоветовали даже в финотдел обратиться. Работник финотдела даже резолюцию на мамином заявлении написал: "Никаких претензий финотдел к бычку не имеет".

— Батюшки! — снова взмолилась мать. — Так я же имею! Заберите у меня бычка. Он же все сено поест, проклятый. Чем же мне зимой свою корову кормить? И сколько мне еще ходить? Я же на ферме работаю. Отлучиться не так просто.

Но в райфо только плечами пожали.

И вдруг маме повезло: кто-то посоветовал ей съездить в Чернигов в трест столовых. Оттуда, кажется, были заготовители. И мать, не мешкая, отправилась, хоть ото и далеко было. А как переступила порог той самой конторы, обрадовалась: узнала одного из заготовителей, кому бычка продала.

— Он, сыночек! — счастливо заговорила мать.? — Наконец-то нашла!

— Что нашла? — удивился заготовитель.

— Тебя, сыночек, нашла! — ответила мать. — Да про бычка я красного с белыми пятнами на лбу. Про того, что, видать, от вас сбежал.

— Где же он сейчас? — спросил заготовитель.

— Во дворе у меня, сынок, где же ему быть!

— Цел, невредим? Ну, спасибо, мамаша! Сберегла государственное добро!

— Сберегла, как не сберечь, — согласилась мать. — Приезжайте поскорее и заберите. И как я сразу не сообразила вас здесь искать? Сколько пришлось походить по учреждениям. Куда я только ни обращалась — и в милицию, и в исполком. Да где я только не побывала.