Горячее солнце, холодный песок

В окно стукнула соседка и поманила ее – выйди, мол, на улицу. Евдокия вышла во двор, присела на лавочку, рядом примостилась Суви, зеленоглазая красавица с вьющимися темными волосами. В последние месяцы они с Суви особенно сдружились, их сблизила схожая ситуация: у соседки муж также воевал, у нее был ребенок, мальчик десяти лет, и больная лежачая мать.

– Ох, Дуся, смотри, почти уже все село разбрелось, а тот, кто пока остался, отчалит на последнем пароме. Ты сама-то что надумала? Тоже парома ждешь или уже место присмотрела, где схорониться?

– Не знаю, Суви, не решила я еще, – Евдокия вздохнула, закрыла глаза и прислонилась головой к деревянной стене дома.

Она и правда пока еще не пришла к окончательному решению: с одной стороны, нужно спасаться, с другой – дети, свекор. Даже если ей удастся найти телегу, она не представляла, как сама сможет преодолеть паромную переправу и добраться до относительно безопасной территории с тремя детьми и лежачим свекром.

– Как не решила? – Суви аж подпрыгнула на скамейке. – Ты что? Ты понимаешь, что если ты останешься, вы все погибнете? Эти изверги никого не пожалеют. Ты ведь сама слышала – им что бабы, что дети, что старики.

– Да, Суви, я все это понимаю, но я не знаю, как с тремя детьми и свекром я выдержу дорогу.

– Ты собираешься его брать? Это ведь обуза какая.

Евдокия с удивлением вскинула глаза на соседку.

– Конечно, собираюсь, как же его оставлю? Он ведь не встает, еле двигает руками – он погибнет здесь!

– А с ним вы погибнете! Все! Тебе себя, детей не жалко?

– Жалко. И свекра жалко.

– Да он старик, он свое уже отжил! К тому же он ведь даже тебе не отец!

У Евдокии сердце похолодело – ей показалось, что сейчас соседка уговаривает не ее, а себя саму.

– Суви, а ведь у тебя мать болеет, почти не ходит.

– И она понимает, что с ней погибну и я, и ее внук. Она не эгоистка!

– Ну то, что она так говорит, это понятно. А ты сама как считаешь? Что сердце твое говорит?

Суви насупилась и отодвинулась.

– Она старшая в доме, как скажет – так я и сделаю. Ладно, прощай, пойду, дел много.

Евдокия еще немного посидела на лавочке и вошла в дом. Свекор все так же лежал на своей узкой кровати, но он явно был взволнован: время от времени он бросал на Евдокию быстрые, растерянные взгляды из-под густых седых бровей. Таким Евдокия своего свекра никогда не видела, на мгновение ей показалось, что она увидела, каким этот суровый дед был в детстве – такими мальчишечьими, беззащитно-детскими вдруг стали его много повидавшие на своем веку глаза. Евдокия не могла этого выносить, она подошла к старику, еще раз поправила ему подушку.

– Не волнуйтесь, все будет хорошо.

Старик посмотрел на нее и только вздохнул.

На следующий день Евдокия прошла по всему поселку, спрашивала, нет ли у кого лишней телеги в хозяйстве, чтобы она смогла вывезти свое семейство. Телеги не оказалось. По дороге домой она уже начала придумывать, как к кровати старика приделать колеса, чтобы хоть его можно было везти, а уж детей она как-нибудь дотащит.

Когда она, уставшая и голодная, наконец пришла домой, дед подозвал ее к себе.

– Дочка…

Евдокия вздрогнула – старик никогда ее так не называл.

– Дочка, Дусенька, ты не думай обо мне. Я прожил долгую жизнь. Свое уже отжил. Собирай ребят в дорогу. Главное – детей спасти. А я тут останусь. Ты мне немножко хлебца и водички оставь. И идите с богом.

Евдокия остолбенела. Такого она никак не ожидала. Потом, вспоминая этот момент, она подумала, что, наверное, старик услышал ее разговор с соседкой и принял такое решение.

Но в ту минуту она стояла словно каменная, не зная, что сказать. Она присела рядом с дедом на кровать, взяла его руку и прижала к своей щеке.

– Не волнуйтесь, отец, все будет хорошо, я придумаю, я справлюсь. – больше она ничего не смогла сказать, слезы душили. Старшие дети подошли к ним и прижались к матери.

– Мы все выдержим, главное – вместе, мы сможем, – Евдокия погладила детей по мягким волосам и чмокнула их в теплые макушки.

Старик молчал. Он долго жил и пережил не одну военную кампанию, знал, что такое отступление, знал, что такое находиться в тылу врага, и не питал иллюзий на этот счет. Он прекрасно понимал, что с ним они погибнут, но все надеялся на лучшее, чего-то ждал. И это «чего-то» так и не наступило. Когда он понял, что рассчитывать больше не на что, он и сказал Евдокии о том, что пора перебираться в другое место.

– Дети, как там наша малышка? – Евдокия подошла к колыбельке.

К счастью, девочка была спокойной, много спала, скорее всего отстраняясь сном от волнений внешнего мира. Вот и теперь она тихо спала в колыбельке среди тревог и опасностей войны. Этот островок мирного счастья жил такой особенной, безмятежной жизнью, что Евдокия еле сдержалась, чтобы не зарыдать, не завыть в голос от ужаса, который накатил на нее холодной волной, – как она сбережет среди смерти эти жизни? Как она сможет это сделать?

Евдокия покормила детей и свекра, остатки доела сама и стала готовиться в дорогу. Немного вещей уместилось в одеяло, немного еды – в котомку. В сарае Евдокия нашла два колеса от старой телеги и попыталась придумать, как их приспособить к кровати старика так, чтобы она смогла ее тащить. Как лошадь. Ну и ладно.

Завтра она сходит к соседу-кузнецу, может, он поможет ей с этим.

– Дотащу как-нибудь, ничего.

Евдокия верила, что они смогут добраться и до парома, и пережить переправу и потихоньку добраться до более спокойного места, куда враг еще не дошел. Крики на улице отвлекли ее от раздумий.

– Последний паром будет сегодня вечером, враг наступает! Сегодня вечером будет последний паром! Уходите! Уходите все! – мальчишка бежал по улице, останавливался у каждого дома, стучал в окна.

Через минуту улица заполнилась спешащими людьми: хлопали ворота, плакали дети, кричали женщины, немногочисленные мужчины мрачно выводили лошадей, у кого они еще остались, собирали семьи, все торопились к озеру, никто не хотел пропустить последний паром. Это означало смерть.

Дуся вбежала в дом и замерла у порога. Дети молча сидели на лавке рядом с колыбелькой, старик, с трудом приподнявшись на локтях, смотрел в окно на бегущих по улице людей. Когда он повернулся, Дуся едва не задохнулась невыплаканными слезами – глаза старика пылали, словно два факела.

– Евдокия! Слушай мой приказ! Немедленно собирай детей и бегите на паром! Быстро! Выполняй! – голос старика громовыми раскатами разнесся по дому.

Словно солдат, который не смеет ослушаться своего командира, Евдокия быстро одела детей, оделась сама, собрала приготовленные пожитки… и остановилась. Потом придвинула к кровати старика табуретку, поставила на нее кувшин с водой, положила хлеба, повесила на плечо котомку с едой, взяла на руки малышку, подвела детей к деду и поклонилась ему в пояс.