Горячие и нервные
Шрифт:
– Почему ты решил, что я обязана тебе что-то объяснять?
– Не изображай из себя капризную принцессу, Тори. Ты отлично понимаешь, о чем я. – Он сделал шаг и встал рядом, нависая над ней. Виктория молча проглотила комок в горле. – Эсме. Я хочу знать, чья она. Я хочу знать, чья это дочь, и немедленно.
– Моя. – Отрезвляющая волна злости захлестнула ее, выводя из оцепенения. Ее спина стала прямее, чем мачта яхты, а сердце забилось так, словно хотело выскочить из груди. Вздернув подбородок, она смело встретила его разгневанный взгляд. – Эсме моя дочь. И это все, что я могу сказать.
– И моя, – добавил он. – Немаловажная деталь, которую я мог бы никогда не узнать, не
Она стала бы со всей категоричностью отрицать это, если бы у нее было время подумать. Она могла бы напомнить ему, что они предохранялись. Но события последних двух недель – убийство отца и исчезновение брата – перевернули все в ее жизни. Ей пришлось срочно собрать вещи и нестись на край света. А теперь в довершение ко всему объявился отец ее ребенка, да так неожиданно, будто с неба свалился. Она испытала слишком сильное потрясение и была настолько измучена, что у нее просто не осталось сил притворяться. И рассказывать, будто она из его постели тут же перебралась в чью-то еще. Кроме того, какой смысл? У нее всегда было чувство, что он прекрасно понимал: для нее роман с ним был чем-то большим, чем обычный флирт.
Поэтому его удар проделал брешь в ее броне, и она не сразу нашлась с ответом.
– Ты должен извинить меня, Рокет, или Джон, или как ты там себя называешь, но твои претензии мне кажутся немного странными. Может быть, ты объяснишь, как я могла проинформировать тебя? Послать письмо в морскую пехоту США, адресованное Рокету, так как твоя фамилия мне была неизвестна? Прошло два месяца, прежде чем я поняла, что произошло. Мне трудно было в это поверить, так как мы предохранялись, но оказалось, что я действительно беременна. Но где был ты в это время? Спал с другими женщинами, о которых тоже не знал ничего, кроме имени, согласно своему идиотскому принципу? И рассказывал своим новым подружкам подробности нашего романа?
– Нет. Черт побери, Тори, я никому не сказал ни слова.
Игнорируя чувство пусть незначительного, но удовлетворения от услышанного, она хмуро вернулась к тому, что хотела сказать:
– Почему же? Ведь это твое кредо, не так ли? Еще в тот вечер, когда мы познакомились, один из твоих приятелей предупредил меня, что ты обожаешь делиться с друзьями мельчайшими подробностями своих интимных похождений. – Это правда, мысль, что он рассказывал другим об их отношениях, преследовала ее долгое время после того, как она убежала от него.
– О, я, кажется, знаю кто. Бантам? Правильно? Тот парень использовал все, лишь бы бросить на меня тень, лишь бы ты выбрала его, а не меня. – Сунув руки в карманы, Рокет смотрел на нее секунду-другую, потом пожал плечами. – Хотя в этом есть доля истины. Это была моя установка… до того как я встретил тебя.
– Ну да, конечно… – В ее голосе звучали скептические нотки. – Потому что я была такая особенная, я полагаю. Ты принимаешь меня за дурочку? – Она протестующе подняла руку, когда он открыл рот, чтобы возразить. – Не отвечай. Тот факт, что я осталась с тобой, несмотря на предупреждение, означает, что я была полная дура. – Она и сейчас ясно помнила, какое волнение испытывала в его присутствии, помнила эту сладкую лихорадку и пьянящее чувство опасности, которые закружили ее настолько, что она забыла обо всем на свете.
Итак, она вплотную подошла к своему путешествию в Пенсаколу. Она воспитывалась в строгости, поэтому когда архитектурная фирма, где она работала, наградила ее почетным дипломом за успехи в дизайне, она была счастлива возможности глотнуть свободы. Но, Господи, она гордилась не только своей работой, но и отзывами начальства о ней. И стремилась поделиться своей радостью с отцом.
Ей следовало знать,
что он отмахнется от нее. По крайней мере ей не стоило удивляться: что бы она ни сделала, все равно он будет недоволен. И он вновь поразил ее своей черствостью. Но на этот раз, когда он даже не порадовался ее достижениям и перешел прямо к сердитому заявлению, что она, разумеется, и мыслить не должна ни о каком курорте, в котором не больше смысла, чем в саморекламе клуба «Парадиз», ее терпение лопнуло.И хотя большая часть отпуска пролетела, пока она дожимала отца, все компенсировала минута, когда она встретила Рокета. Каждый день, проведенный с ним, был наполнен волнением, возбуждением и страхом перед возрастающим влечением. Он заставил ее почувствовать, что…
Стиснув зубы, Виктория отогнала воспоминания, способные и сейчас поглотить ее с головой, и посмотрела своему собеседнику прямо в глаза.
– Не думаю, что моя наивность определяла твое поведение. Ты никогда не проявлял желания продлить наши отношения и намеренно не рассказывал мне ничего, что помогло бы мне найти тебя в случае необходимости. Я даже не знала, в какой части страны ты живешь. Поэтому я приняла решение оставить ребенка, хотя отец устраивал мне ужасные сцены, требуя избавиться от него, чтобы не бросать тень на доброе имя Фордов.
– Твой отец хотел, чтобы ты сделала аборт?
– Или это, или замужество с одним из его банкиров-инвесторов по его выбору.
Ярость на миг вспыхнула в его глазах, но тут же исчезла, и выражение лица снова стало непроницаемым.
– О’кей. Итак, мы выяснили, что ты не пыталась найти меня, когда обнаружила, что беременна, – проговорил он учтивым, но вместе с тем холодным тоном, который использовал ранее, говоря ей «мэм»; и только его глаза, остановившись на ее лице, вновь вспыхнули дьявольским пламенем, не имевшим с учтивостью ничего общего. – И ты даже не попыталась исправить ошибку, рассказав мне об Эсме, когда я появился.
– Ты это серьезно? – Глядя на него, она могла убедиться, что да. – Черт, что же я должна была сказать тебе, Рокет? Встретившись лицом к лицу с человеком, которого не видела шесть лет? – Горечь в собственном голосе испугала ее. Напомнив себе, что она взрослая и самостоятельная женщина, Виктория глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки. Не желая, чтобы они скатились к взаимным обвинениям, она тихо проговорила: – Я прошу меня извинить. Это было невежливо с моей стороны. Его губы дрогнули.
– Черт побери, при чем тут вежливость?
– Да, возможно, что ни при чем. – «Не каждый из нас может позволить себе выражать словами мысль, которая внезапно приходит в голову». – Но что ты на это скажешь: у меня есть маленькая дочь, и все, что я помню о тебе, – это то, что ты отличный парень, неспособный к длительным отношениям. Почему я должна верить, что ты изменился? – Твердость звучала в ее голосе, и она не собиралась смягчать тон. – Между нами говоря, меня мало занимает, каким замечательным ты можешь быть или не быть… Я буду стоять до последнего, прежде чем представлю Эсме отца, который свалился бог знает откуда и с такой же скоростью может исчезнуть из ее жизни, подобно Питеру Пэну.
Его взгляд стал еще более жестким.
– У меня для тебя новость, дорогая, я никогда не был похож на названного тобой героя. Может, я и отличался легкомыслием, когда мы встретились, но я никогда не хотел создавать проблемы. Прежде всего я был морским пехотинцем, что само по себе подразумевает ответственного человека. Да, я рос грубым, неотесанным и повзрослел гораздо раньше, чем принято считать. Но я подставлял голову под пули и месил грязь, пока ты посещала привилегированную школу для изнеженных принцесс.