Горячие точки на сердце

— Где же она водку доставала?

— Знаешь, голь на выдумки хитра. Или, как я переиначил эту поговорку, Де Голль на выдумки хитра.

— Но при чем здесь французский…

— Не перебивай! — прикрикнул Верховный шейх, и Заячья губа стушевался. — Так на чем я остановился?

— Де Голль…

— Ах, да. Итак, Рукайтис напивалась до того, что ее состояние становилось похоже на смерть. Она превращалась в кусок дрожащего мяса. И вывести епе из этого состояния каждый раз становилось все труднее. И знаешь, брат мой по вере, мне становилось так жаль ее, как… Как родную сестренку!..

Заячья губа, в который раз за время сегодняшней аудиенции, потрясся, услышав, что голос Верховного, тот голос, который всегда был полон м еталла, вдруг предательски задрожал.

— А Елена все время рвалась в бой,— продолжал Верховный шейх. И не куда-нибудь, а именно туда, где правоверные сражаются с русскими, чтобы отомстить этим последним за все, что с ней приключилось.

Слушая рассказ Верховного, Заячья губа проникся сочувствием к этой молодой женщине, на долю которой выпало столько тяжких испытаний. Он чувствовал, что шейх чего-то явно не договариваетИ ему еще больше хотелось с ней познакомиться, услышать ее голос.

— Она во дворце? — спросил он.

— Да.

— Познакомишь меня с ней?

— Нет, нельзя. Она не в том сейчас состоянии, чтобы знакомиться с кем бы то ни было. Елена прошла курс лечения алкоголизма. Форма была очень запущенная, и врач применял к ней варварские методы. Например, инсулиновый шок… Представляешь, что это такое?

Заячья губа кивнул наугад, хотя об инсулиновом шоке имел весьма приблизительное представление.

— Теперь она большую часть суток спит. Набирается силенок перед главной своей командировкой… Так что познакомишься с ней уже там, на Северном Кавказе. Но я об одном прошу тебя, брат мой по вере. Перед лицом Аллаха дай клятву, что будешь оборонять ее.

— Клянусь всевышним! — воскликнул губа. — Она будет защищена лучшими нашими силами…

— Речь не только об этом, — с досадой перебил его Верховный шейх. — Я уверен, она выполнит свой долг, и потом она не робкого десятка. Но ты смотри там, чтобы она в рот не брала ни капли вина. Иначе она допьется до положения риз, и это будет полный конец всему. Доктор сказал, что ее из этой трясины больше не вытащить… Смотри, не подведи. Ну ладно. Готовься к полету. Когда будет вылетать Элен, я тебе сообщу.

Они одновременно поднялись, и вдруг Верховный шейх крепко, по-братски обнял его, и это было последнее по счету удивление, которое Заячья губа испытал за сегодняшний день.

* * *

Когда москвичи остались в помещении втроем, и. о. премьер-министра обратился к генералу Матейченкову:

— Больше всего я боялся, что ты станешь возражать против назначения Иванова председателем временного совета.

— Разве может Иван Иванович выступить против Иванова? — скупо улыбнулся полпред президента.

— А если серьезно?

— Если серьезно — тут не знаешь, где найдешь, где потеряешь, — развел руками генерал. — я рассудил, что, может быть, вариант с Игорем Ивановым — это лучший выход из создавшейся ситуации, пока в республике то самое междуцарствие. Умы успокоятся, положение стабилизируется.

Степашин налил из графина воды в стакан, сделал глоток и, поставив стакан на стол, поморщился:

— Теплая.

— Небось, со дня первого тура выборов не меняли, — сказал Волошин, расширяя ворот расстегнутой рубашки.

— Вас ждет на улице мэр, — напомнил Матейченков.

— Не дождется.

— Но вы же договорились, — сказал Степашин.

— Боюсь я этого восточного гостеприимства.

— Северокавказского, — уточнил генерал.

— Тем более. Еще утопят, а потом скажут, что так и было. В Москве выкупаюсь. Полетим вместе, Сергей Вадимович.

«Не Александр Волошин, а семь пятниц на неделе», — подумал мельком генерал Матейченков.

* * *

Московское начальство улетело и, странная вещь, Матейченков почувствовал облегчение. Он успел настолько вжиться в обстановку и сблизиться с людьми, что ощущал себя частью целого, частью этого огромного, день и ночь кипящего котла, частью этого непрерывного митинга, всегда недовольного и готового подхватить и поддержать любой неожиданный призыв.

Каждый день, как бы он ни был занят и замотан повседневной текучкой, генерал урывал время, чтобы хоть немного побыть на митинге. Он понимал, что это, быть может, самая болевая точка республики, обнаженный нерв, лихорадочно бьющийся пульс, прикоснувшись к которому, можно определить сиюминутное состояние маленькой неспокойной республики.

Матейченков не просто здесь присутствовал — иногда он брал слово, и с трибуны убеждал, разоблачал, разъяснял, уговаривал, наконец. Только никогда не угрожал, какой бы тяжелой не казалась ему возникшая ситуация.

И частенько бывало, что темная, стихийная, бунтующая сила, непредсказуемая в своих действиях, стихала и отступала перед железной логикой его слов.

* * *

Жаркое карачаево-черкесское лето было в полном разгаре. Повышался и градус общего недовольства царящей неопределенностью.

Наконец-то пришло столь долго ожидаемое решение Верховного суда Российской Федерации. Насколько помнил Матейченков, в новейшей истории страны такое решение было принято Верховным судом впервые: результаты выборов в субъекте Федерации он признал незаконными и отменил их.

Шаг, как понимал генерал Матейченков, спорный, но во всяком случае решительный. И, главное, не способствующий урегулированию обстановки в КЧР.

Решение Верховного суда вызвало в республике бурю возмущения, еще круче забурлил митинг на центральной площади Черкесска.

Решение Верховного суда имело далеко идущие последствия. Дело в том, что оно, это решение, невольно поддержало требования черкесской и абазинской общин, тем самым еще глубже расколов общество и, более того, создав опасный прецедент для всех прочих субъектов Федерации, где могла сложиться аналогичная ситуация.

— Что скажешь? — спросил Матейченков помощника.

— А что сказать? — откликнулся Завитушный. — Недальновидное решение.

— А как же нарушения в ходе выборов?

— Я еще не слышал, чтобы где-нибудь выборы прошли без нарушений. Такого не бывало. Даже если серьезных нарушений нет, их всегда можно сочинить.

Матейченков покачал головой:

— Заварили кашу.

— Как ее теперь расхлебывать?

— Главное, Сергеич, вот какая штука получается: победил-то на выборах Владимир Семенов, а победа как бы присуждена его противнику, Станиславу Дереву.