Горячий ключ

В это утро противник больше не предпринимал попыток ремонта моста. Вместо этого они начали неторопливо и методично обстреливать камни и скалы на левом берегу реки в надежде случайно попасть в кого-нибудь. Артем решил увести всех в убежище, которое они присмотрели с Ольгой.

Затем взял у Агнессы небольшое зеркало и соорудил что-то вроде перископа, установив его таким образом, чтобы наблюдатель мог, лежа в укрытии на спине, видеть происходящее на мосту. Зеркало находилось в тени и не должно было давать бликов, на которые так падки снайперы. Отправив Незванова отдыхать, он стал инструктировать Рыжкова, дежурившего первым после журналиста:

— Если они опять полезут на мост, сразу же стреляйте. Но только один раз. Мы их надули. Выстрела они не слышали, поэтому до сих пор теряются в догадках, то ли их приятель сам свалился с моста, или в него стреляли, или кара небесная настигла… Конечно, второй подозревает, что к чему, но они ему, похоже, не верят. Но в любом случае они сейчас побоятся выходить на мост, а если выйдут, выстрел охладит их пыл.

Рыжков проверил пистолет и мрачно посмотрел на четыре оставшихся патрона.

— Честно сказать, не очень приятно за один выстрел лишиться четверти боезапаса.

— Ничего не поделаешь, — сказал Артем и вздохнул. — Слава богу, они не знают, какой у нас боезапас на самом деле. Арбалет — наше тайное оружие, и мы его постараемся использовать лишь тогда, когда это даст особый эффект. Я тут кое-что придумал, но хочу подождать, когда будет готов второй арбалет. — Он сделал паузу. — Интересно, сколько там людей?

— Вчера я пробовал подсчитать, — ответил Рыжков, — вместе с погибшим их было двадцать три человека. Командиром у них здоровый мужик с густой черной бородой. — Он задумчиво потер подбородок. — По крайней мере, он больше всех орет и размахивает руками, но ни разу не приблизился к мосту на доступное для выстрела расстояние.

— Попробую присмотреться к нему, — пообещал Артем, — возможно, второй раз удастся выстрелить из арбалета в него, тогда и остальные, глядишь, уберутся.

Рыжков скептически усмехнулся:

— Может быть, может быть…

Артем вернулся в новый лагерь. Здесь они чувствовали себя в большей безопасности, но он понимал: если противник переберется на левый берег, долговременной осады им не выдержать, даже при наличии столь грозного оружия, как арбалет. Любой боезапас, будь то патроны или самодельные стрелы, имеет скверное свойство кончаться, особенно если изначально не слишком велик. Артем мучительно напрягал мозг, стараясь придумать, как блокировать дорогу и не позволить противнику взять их в полукольцо, но ни одной путной идеи в голову так и не приходило.

Тем временем истерика у Надежды Антоновны прошла, но теперь ею овладела апатия. Она была необычайно грустна, погружена в себя и молчалива. Она помогала носить воду, перетаскивать в новое место еду и вещи, но делала это все как-то механически. Первой на нее обратила внимание Агнесса, и ей это сильно не понравилось.

Уперев руки в бока, она подступила к Артему:

— Это не дело, Артем, чтобы Надежда Антоновна занималась подобными вещами.

Артем взорвался:

— Черт возьми, вы что, не знаете, кто эти вещи начал? Зуевы мертвы, Олю чуть не убили, Шевцова ранили… Я не хочу, чтобы она убивала людей, но она лучший стрелок из нас, а мы боремся за свои жизни и жизни тех, кто не в состоянии за них бороться! Учтите это, Агнесса, и не мотайте мне жилы на кулак! Мне и без ваших обвинений тошно!

— Вы солдат и рассуждаете как солдат, — произнесла женщина с вызовом, глядя на него исподлобья. — Скажите еще как Наполеон: дескать, нельзя приготовить омлет, не разбивая яиц. — В ее голосе слышался гневный сарказм.

Но Артем решил пропустить ее слова мимо ушей, лишь посоветовал:

— На вашем месте я бы тоже потренировался в стрельбе из арбалета. Все может быть, даже то, что вам придется защищать свою жизнь в одиночку.

Агнесса неожиданно виновато улыбнулась:

— Не сердитесь, Артем! Я понимаю, что от насилия нам никуда не уйти. И если надо, я тоже стану солдатом. И буду учиться стрелять из арбалета.

— Вот это совсем другой разговор, Агнесса Романовна, — обрадовался Артем, — вы в отличной физической форме, и у вас непременно получится не хуже, чем у Надежды Антоновны.

— Спасибо, — нараспев произнесла Агнесса и окинула его испытующим взглядом. — Впервые я получаю столь необычный комплимент, надеюсь, не последний. — И она подмигнула ему.

Артем чертыхнулся про себя. Не хватало еще, чтобы эта мускулистая бабенка проявила к нему определенный интерес. Ему очень хотелось ошибиться в своих подозрениях, но он настолько хорошо поднаторел в науке чтения женских взглядов и многозначительных вздохов, что уже не сомневался: львица приготовилась к прыжку, и ему оставалось единственное — спешно ретироваться, чтобы не попасться ей в когти…

Поэтому он молча и вежливо кивнул Агнессе и пошел поговорить с Чекалиной.

Та сидела на бревнышке перед костром и наблюдала, как закипает вода в двух эмалированных ведрах, которые они подобрали в сторожке и приспособили вместо котлов. Но глаза ее смотрели отсутствующе. Артем догадывался, что стоит перед ее мысленным взором, — металлический стержень, пробивший насквозь человеческое тело.

Он присел на корточки рядом с ней, но она словно не заметила его. И тогда Артем заговорил мягко, почти нежно, стараясь найти хоть какое-то оправдание убийству человека. С большой неохотой он извлек из своей памяти те давние переживания, о которых хотел навсегда забыть. Не получилось.

Но возможно, хоть сейчас они принесут пользу.

— Убийство человека. Надежда Антоновна, ужасная вещь. Я это знаю по собственному опыту. Я чувствовал себя настолько гадко и скверно, что до сих пор не могу вспоминать те свои ощущения без содрогания. Это было в Афганистане. Наши вертолеты шли лоб в лоб, но я успел отвернуть в сторону, а его вертолет врезался в скалу. Всего за секунду до этого я видел его лицо. Ему было, наверное, столько же, сколько мне, чуть-чуть за тридцать. Но через секунду он превратился в огненный шар. — Артем облизал пересохшие губы. — Меня вывернуло наизнанку.

Но я подумал, что этот человек — враг и такова судьба, что я оказался удачливее, чем он. Мой вертолет был весь изрешечен его пулями, и я буквально грохнулся на аэродром. Тогда я провалялся в госпитале всего лишь три недели, а ведь мог превратиться в точно такой же огненный шар, как тот парень. Не знаю, переживал бы он, если бы убил меня. Едва ли.

Эти люди воспитаны в духе пренебрежения к чужой жизни. — Артем вытянул руку в сторону реки. — Они похожи на тех, с кем я сражался в Афганистане и в Чечне. Мы не стали бы ввязываться в драку, если бы они оставили нас в покое. Но они никогда не сделают это, Надежда Антоновна. Они будут долго над нами издеваться, а потом перережут всем горло, вот так, слева направо, — он провел по шее пальцем, — и женщинам в том числе. И то, что вы сделали, вполне оправданно. Быть может, этим вы спасли наши жизни и жизни тех, кто сейчас сидит за решеткой.

Кто знает?

Артем замолчал, а Чекалина повернулась к нему и сказала слегка дрожащим, хриплым голосом:

— Я немолодая и глупая женщина, Артем. У меня трое детей и четыре внука. Но самое смешное или грустное, это как уж судить, что мой муж и сыновья работают в уголовном розыске. И кому, как не мне, знать, что такое убийство. Я понимала — это страшно, но до сих пор рассуждала об этом с отстраненной позиции обывателя. Оказывается, самые кровожадные люди те, кто сам не убивает. Они смакуют кровавые подробности, задыхаются от восторга… Но убить самому… Это не просто ужасно, это отвратительно, мерзко, подло!