Горящая земля
Шрифт:
— Тогда заканчивай свой завтрак, — сказал я, — а потом скачи обратно к Эдуарду. Скажи ему, чтобы он не входил в город.
Я не хотел, чтобы армия восточных саксов очутилась в Лундене со здешними искушениями в виде таверн и шлюх.
— Он должен обогнуть город с севера, — приказал я, — а потом двигаться дальше на восток.
Стеапа нахмурился.
— Он ожидал найти здесь припасы.
Я посмотрел на епископа Эркенвальда.
— Ты пошлешь армии еду и эль. Гарнизон Веостана обеспечит все это эскортом.
Епископ, оскорбленный моим властным тоном, заколебался, потом кивнул. Он знал, что теперь я говорю, имея полномочия от Альфреда.
— Куда мне послать припасы? — спросил он.
— Ты
— Старый дом на холме, господин?
— Эдуард встретится со мной там. И ты тоже.
Я снова посмотрел на епископа.
— Пошли припасы туда.
— В Тунреслим? — подозрительно переспросил епископ Эркенвальд, чуя еще больше греха, потому что от названия разило язычеством.
— В Могилу Тора, — подтвердил я, — это недалеко от Бемфлеота.
Епископ перекрестился, но не осмелился протестовать.
— Ты и сотня человек отправитесь со мной, — сказал я Веостану.
— Мне приказано защищать Лунден, — нерешительно проговорил он.
— Если мы будем в Бемфлеоте, никакие датчане не станут угрожать Лундену, — ответил я. — Мы выступаем через два часа.
На сборы ушло четыре часа, но вместе с мерсийцами Элфволда, восточными саксами Веостана и моими людьми у нас набралось больше четырехсот всадников, которые под стук копыт выехали через восточные ворота города. Я оставил своих детей на попечение слуг Этельфлэд. Сама Этельфлэд настояла на том, чтобы поехать с нами. Я с ней спорил, говоря, что госпожа не должна рисковать жизнью, но она отказалась остаться в Лундене.
— Разве ты не дал клятву служить мне? — спросила Этельфлэд.
— Да, что делает меня еще большим дураком.
— Тогда приказы отдаю я, — улыбаясь, сказала она.
— Да, моя уточка, — ответил я и получил удар по руке.
Вскоре после женитьбы на Этельфлэд Этельред стал называть ее «моя уточка», и это изъявление нежности раздражало ее.
Теперь она ехала под моим знаменем с волчьей головой, Веостан распустил по ветру дракона восточных саксов, в то время как на длинном флаге мерсийцев Элфволда изображался христианский крест.
— Я хочу иметь собственное знамя, — сказала мне Этельфлэд.
— Так сделай его, — ответил я.
— На нем будут изображены гуси.
— Гуси! Почему не уточки?
Она скорчила гримаску.
— Гуси — символ святой Вербурх, — объяснила Этельфлэд. — Огромная стая гусей опустошала кукурузное поле, и она молилась, и Бог прогнал гусей прочь. То было чудо!
— Это сделала аббатиса из Лекелейда?
— Нет, нет! Аббатису назвали в честь святой Вербурх. Святая умерла давным-давно. Может, я изображу ее на своем знамени. Я знаю, она меня защищает! Я молилась ей прошлой ночью — и видишь, что она сделала? — Этельфлэд показала на следующих за нами людей. — Мои молитвы были услышаны!
Я гадал, молилась она до или после того, как пришла в мою комнату, но решил, что этот вопрос лучше не задавать.
Мы ехали к северу от бурых болот, окаймлявших Темез. То была территория Восточной Англии, но рядом с Лунденом не было больших поместий. Раньше тут стояли дома с массивными балками, оживленные деревни, но частые набеги и ответные вылазки превратили все господские дома в пепел, а деревни опрокинули в ужас. Датский король Восточной Англии Эорик считался христианином и подписал мирный договор с Альфредом, согласившись, что его датчане будут держаться в стороне от Уэссекса и Мерсии, но с тем же успехом два короля могли подписать соглашение, запрещавшее людям пить эль.
Датчане вечно нарушали границу, а саксы отвечали тем же, поэтому мы ехали мимо разоренных селений. При виде нас люди бежали в болота или в леса на нескольких небольших холмах. Мы не обращали внимания на здешних жителей.
Бемфлеот
лежал у южной оконечности огромной цепочки холмов, преграждавшей нам путь. Большинство холмов поросло густым лесом, хотя над деревней, где склоны были выше и круче, старая крепость над рекой стояла на голой вершине.Мы свернули на север, поднимаясь по крутой тропе, что вела к Тунреслиму. Ехали мы осторожно, потому что если бы датчане увидели наше приближение, они легко могли бы выслать войско, чтобы нас атаковать, пока мы взбирались на холм среди тесно растущих деревьев. Я ожидал подобной атаки и послал Этельфлэд и двух ее служанок в середину нашей колонны, приказав всем мужчинам ехать со щитами на руке и с оружием наготове.
Я прислушивался, как птицы порхают в листве, к звяканью колец упряжи, к глухому стуку копыт по опавшим листьям в ожидании внезапного крика, который оповестил бы о том, что верховые викинги ринулись в атаку с холма. Но я слышал только копошение птиц в кронах — голубей, которых мы сами же и спугнули.
Защитники Бемфлеота, очевидно, оставили холм Тунреслима нам, и ни один датчанин не попытался нас остановить.
— Это сумасшествие, — сказал Финан, когда мы добрались до перевала. — Они могли бы убить десяток наших людей.
— Они уверены в себе, — ответил я. — Они должны знать, что нас остановят стены из крепости.
— Или просто ничего не смыслят в своем деле, — сказал Финан.
— Когда ты в последний раз встречал датчанина, который не умел бы сражаться?
Мы послали людей на разведку в окружающий лес, когда приблизились к старому дому в Тунреслиме, но враг так и не появился.
Мы уже бывали в этом доме несколько лет назад, когда вели переговоры с норвежцами — Зигфридом и Эриком. А после мы сражались в горькой битве в ручье под крепостью. Теперь те события казались далекими, а Зигфрид и Эрик были мертвы. Хэстен выжил в том далеком бою, и теперь я явился, чтобы снова ему противостоять, хотя никто из нас не знал, вернулся ли сам Хэстен в Бемфлеот. Судя по слухам, он все еще грабил Мерсию, что предполагало — он был уверен в том, что гарнизон Бемфлеота может защитить крепость и без него.
Дом с дубовыми балками в Тунреслиме станет центром моего лагеря. Когда-то это было великолепное здание, но уже много лет оно стояло заброшенным, и его колонны сгнили, а тростниковая крыша почернела, намокла и просела. Громадные балки густо покрывал птичий помет, а пол зарос сорняками.
У самого дома высилась каменная колонна высотой примерно в человеческий рост. В камне имелась дыра, полная гальки и клочков ткани — эти приношения оставляли местные люди, бежавшие при нашем появлении. Их деревня находилась в миле отсюда к востоку, и я знал — там есть церковь. Но христиане Тунреслима понимали, что их возвышенность и старый дом посвящены Тору, поэтому все еще приходили сюда и возносили молитвы старшим богам. Человечество всегда будет думать, что лишняя предосторожность не повредит. Мне, может, и не нравился христианский Бог, но я не отрицал его существования и в тяжелые минуты жизни молился ему, как и своим собственным богам.
— Построим палисад? — спросил меня Веостан.
— Нет.
Он уставился на меня.
— Нет?
— Вырубите вокруг как можно больше деревьев, — приказал я, — но никакого палисада.
— Но…
— Никакого палисада!
Я шел на риск, но, если я поставлю палисад, мои люди получат безопасное место, а я знал, как неохотно люди покидают такие убежища. Я часто замечал, как бык, приведенный ради развлечения на пир, облюбовывает в качестве убежища кусок земли и с ужасающей свирепостью защищается от атак псов, покуда остается в этом выбранном им пристанище. Но вымани быка оттуда — и он теряет уверенность, а собаки ощущают его уязвимость и нападают с новой яростью.