Господь — мой брокер

— О чем это ты?

— Верблюд, — подсказал я ему. — Игольное ушко.

— Все равно не понимаю.

— Я о том, что одна корпорация приобретает другую корпорацию.

Недоуменное выражение его лица сменилось на удивленное:

— Ты хочешь сказать… что Эр-Джей-Эр собирается купить «Зингер»?

— Наоборот. Компания «Швейные машинки Зингера» собирается покупать акции Эр-Джей-Эр.

Он сказал, что продать их оказалось проще простого.

— А свои продал? — Я услышал в его голосе нотку неуверенности. — Билл?!

Он пообещал продать.

Наутро Эр-Джей-Эр и «Зингер» заявили, что никакого слияния не планируется — ни по взаимному согласию, ни принудительного. Курс акций Эр-Джей-Эр снова упал до прежней отметки.

Когда я возвращался в Кану, Билл позвонил мне в машину на сотовый и сказал, что Джерри сгорел «синим пламенем». Поначалу я укорял себя за то, что рад это слышать, но потом пришел к выводу, что, превратив земную жизнь Джерри в ад, я в то же время облегчил ему путь в Царствие Божие.

Деньги с нашего счета потекли в Чили, и вскоре из нашего нового оборудования потекло рекой каберне «Долина Майпо». В душистый летний вечер мы собрались, чтобы посмотреть, как монастырское вино «Секрет Аббата» польется в первую бутылку. Перед самой машиной для закупоривания ее поджидал брат Тео. В своей новой должности главного смешивателя он стоял над конвейером с пипеткой, наполненной вином из нашего собственного винограда. В горлышко каждой бутылки, двигавшейся мимо, он выдавливал одну каплю. По мнению Аббата, это ничтожное количество нашего собственного отвратного пойла обеспечивало правомерность надписи «Произведено монахами монастыря Каны» на этикетке. Лично я не стал бы доводить подобную правовую оценку до сведения Бюро алкоголя, табака и огнестрельного оружия.

На глазах у всех Аббат налил первый бокал себе. Он поднес вино к свету, слегка взболтал, понюхал, а потом пригубил. Мне показалось, что от этой дешевой бормотухи он поморщился, как от боли, но, с другой стороны, к тому времени вкус у него, по его собственному выражению, уже «полностью сформировался». Как бы там ни было, он улыбнулся и заявил, что вино «в высшей степени пригодно для питья».

Аббат произнес трогательную речь, похвалив всех монахов за мужество, проявленное в период тяжких испытаний. Потом провозгласил тост в честь «нашей феноменальной Филомены» и ее «чудодейственного вмешательства в дела Каны» — и налил второй бокал ей. Филомена подняла бокал, поблагодарила Аббата, а потом повернулась ко мне.

— Если кому-то и удалось сотворить чудо в Кане, — сказала она, — так это брату Запу.

Она отдала бокал мне.

Филомена не имела ни малейшего понятия о моем былом пристрастии к выпивке. Прошло уже почти три года с того дня, как в баре «У Слаттери» я в последний раз выпил спиртное. Но это был самый неподходящий момент, чтобы пускаться в пространные объяснения. Отказ от одного бокала вина в такой торжественный день мог бы показаться невежливым. К тому же мне было интересно узнать, что за вино нам удалось раздобыть с таким трудом. Каково оно — в конце-то концов — на вкус?

Ответ был таким: в высшей степени пригодно для питья. Мне было бы еще приятнее, если бы наши покупатели платили шесть долларов за бутылку, а не те пятнадцать, которые мы стали требовать. Но зато в этом вине не было ни частиц ржавчины, ни разнообразных оттенков оранжевого цвета. В общем, вино оказалось отменным. Когда начался пир на свежем воздухе, устроенный Аббатом по случаю торжества, я позволил себе еще один бокал.

Так мы еще никогда не пировали. Эллиот нанял обслуживающий персонал из нью-йоркской фирмы. На столах, рядом с каждым прибором, лежало иллюминированное меню в стиле средневековых рукописей, старательно проиллюстрированное монахами. Пока вино согревало мне нутро, я принялся изучать написанный красивым почерком текст:

«ПИР В КАНЕ»

Новейшая интерпретация галилейского свадебного пира

Шеф-повар: Патрик О'Нил

Курган оливок

Ватрушки «Свитки Мертвого моря»

Манна небесная вареная

Свиное филе по-гадарински, начиненное винными ягодами Амаретто

Вареный морской ангел в пергаменте

Падший ангельский бисквит «Магдалина»

Кофе «Лазарь»

Монастырское каберне «Секрет Аббата» в мерных кувшинах

В центре главного стола, за которым сидели Аббат с Филоменой — меня туда почему-то не пригласили, — возвышалось громадное ледяное скульптурное изображение нового комплекса «Гора Кана», куда входил и самый последний плод Аббатова воображения — гигантский Паломнический центр.

— На первом настоящем пиру в Кане, — сказал брат Боб, тыча вилкой в свой кусок свиного филе по-гадарински, — наверняка было нелегко сохранить ледяную скульптуру, когда она начала таять. А может, Богоматерь попросила Иисуса решить и эту проблему?

Меня больше занимало то, что происходило рядом со скульптурой. Аббат, пребывавший в приподнятом настроении, наливал себе и Филомене бокал за бокалом — из бутылки, показавшейся мне знакомой. Несмотря на то, что уже смеркалось, я сумел разобрать на этикетке слово «Фижак». Они были увлечены беседой. Аббат время от времени касался то локтя, то рукава Филомены, дабы придать выразительность высказанной мысли — не иначе, очередной нетленной премудрости из канона Чопры, поклонниками которого были оба. Когда же он протянул руку и на минуту обнял Филомену за плечи, мое терпение лопнуло. Я схватил со стола кувшин «Каны» и удалился в виноградник.

Я взобрался на гору Кана — то есть на первую «гору Кана», холмик над бывшей мусорной свалкой — и прислушался к доносившемуся снизу шуму празднества. За каркасом новой горы Кана взошла луна. Зрелище было просто нелепое: стальные балки, соединенные сваркой в гору высотой с пятнадцатиэтажное здание. Что случилось с нашим монастырем?

И самое главное: что случилось со мной? Ну и ну: сижу на мусорной свалке, пью поддельное вино и терзаюсь ревностью к настоятелю своего монастыря. Несмотря на хмельной туман в голове, я попытался представить себе, какой способ умерщвления плоти прописал бы против этого душевного состояния святой Тад. Валяться в колючих кустах тут наверняка было бы бесполезно. Я осушил кувшин и швырнул его в новую гору Кана. Потом откинулся назад и испытал полузабытое ощущение — опьянение до потери сознания.

Следующее, что всплывает у меня в памяти, это голос:

— Зап! Что с вами?

Это была Филомена! Она стояла надо мной, и луна сияла над ней, как нимб. Точнее, два нимба. Я прищурился, чтобы не двоилось в глазах.

— Святая Филомена, — пробормотал я.

— Брат Боб сказал мне, что вы потопали прочь с бутылкой. Простите, — сказала она. — Если бы я знала о вашем… я не предложила бы вам тот бокал вина.

— Я жалею лишь о том, что это было не «Фижак», — сказал я. — Но его вы, наверно, приберегаете, чтобы выпить в минуты близости с моим духовным наставником.

— Не будь вы так пьяны, — сказала она, — я бы обиделась.

Я презрительно фыркнул.

— Зап! Если вы подозреваете Аббата в грязных помыслах, это ваше дело. Но могу вас заверить, что у меня они ответного чувства не вызывают.

— Ну, тогда это, наверно, просто духовная близость между двумя фанатами Чопры.

— Чопры? О чем это вы?

— Вы же познакомились на съезде фанатов Чопры, не правда ли?

Она саркастически рассмеялась:

— Да. Фирма послала меня туда для привлечения клиентуры. Неужели вы думаете, что я принимаю эти книжки всерьез? Меня восхищает предприимчивость этого парня, но читать его книжки бесплатно я бы не стала.