Господин из завтра. Добрым словом и револьвером
Шрифт:
Дивным январским утром я вернулся в Кремль, прошёл в свой кабинет, сел за стол и в отчаянии обхватил голову руками. Блядь! Блядь! Блядь!!! Нет, это же надо?! А я-то, кретин, думал, что все дела, делишки и делища можно будет решать в спокойном, рабочем порядке, что основные потрясения уже позади, что… Мать моя, императрица вдовствующая!..
Из своей инспекционной поездки я вынес следующее твёрдое убеждение: крестьянство в России вымирает. Нет, я и раньше знал, что все эти «вальсы Шуберта и хруст французской булки» были только для дворян, то есть примерно для пяти-шести процентов населения, но то, что остальное население, невзирая на отмену крепостного права, находится в положении рабов, скотины – нет, этого я решительно не предполагал! Чего стоит один только такой «миленький» фактик: доход среднего крестьянского хозяйства составляет
4
Реальный факт.
Хлеб почти поголовно пекут не чистый, а с лебедой, глиной, желудями и прочими «вкусовыми добавками». Теперь до меня доходит, почему новобранцев в армии несколько месяцев просто тупо откармливают. А то они же сдохнут, пытаясь выполнить ружейные приёмы или совершить марш-бросок…
Топлива, простых, мать вашу, дров нет! Печку топят только раз в день! Крестьяне в массе своей обносились донельзя, ходят босиком в залатанных обносках. Медицинское обслуживание? Вот эти самые, организованные городской интеллигенцией на общественных началах «земские» фельдшерско-акушерские пункты?! Не смешите меня – один ФАП на уезд, с вечными МНОГОДНЕВНЫМИ очередями «ходоков», прибывших, бывало, за сотню километров! Агрокультура? Ещё раз не смешите – даже плугов ни у кого нет, землю пашут сохой!
Однако от моего посыпания главы пеплом и всех остальных прочих прелестей покаяния особо ничего не изменится. Надо что-то делать. И немедленно…
– Егор!
Передо мной появляется Шелихов.
– Вот что, братишка: объявляю экстренное совещание! Пулей мне сюда князя Сергея, Манасеина, Бунге, Вышнеградского, графа Рукавишникова. Да, пошли кого-нибудь к Владимиру Андреевичу Долгорукову, а всего лучше – сбегай сам. Спроси его, как он себя чувствует, и если сможет – пусть тоже придёт. Если нет – передай, что соберёмся у него в кабинете.
Козырнув, Егор уносится исполнять. А мне надо собраться с силами. Сейчас прозвучит такое, и начнётся тоже такое, что как бы мне после «такого» не отречься прямо сейчас. А то вот ещё могу с лошадки упасть или грибками отравиться… Ну, да где наша не пропадала? Наша пропадала везде!..
Через полтора часа в моём кабинете собрались все вызванные. Даже Долгоруков, тяжело шагая подагрическими ногами и одышливо отдуваясь, приковылял. Увидев входящего старика, я немедленно подхожу к нему и, придерживая под локоть, аккуратно помогаю сесть в кресло. Чёрт, а ведь жить ему осталось всего ничего! Жаль, как жаль, что нельзя вот так вот, по мановению волшебной палочки, продлить ему жизнь годков эдак на «дцать»! Где я себе такого же верного премьера найду?..
Владимир Андреевич смущённо бормочет признательные слова, но я уже за столом. Ну-с, все в сборе? Начнём, благословясь:
– Я собрал вас, господа, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие…
У всех собравшихся, кроме Долгорукова, на лицах усмешки. Ещё бы: цитата из «Ревизора». Ох, судари вы мои… Вы и представить себе не можете, насколько всё сейчас будет не смешно!
– Крестьянство в Российской империи находится на грани вымирания. Уже сейчас примерно половина мирян находится за гранью голода и нищеты. Даже те, у кого есть лошадь или рабочий вол используют землю самым примитивным, варварским способом. В деревнях свирепствуют заболевания, безграмотность не поддаётся описанию. А что будет, если в этот или следующий год случится недород? Если уже сейчас, в урожайный год чуть ли не половина крестьян вынуждена побираться, чтобы хоть как-то прожить до весны?
– Но мы же выдавали продовольствие из государственных запасов! – возражает Димыч. – Да, перед этим урожайным годом было три подряд неурожайных! [5] Но мы ведь готовились к этому событию, сделали запасы…
– Да, мы подготовились, да, на этот раз смертность была ниже, но она всё равно БЫЛА!!!
Его сиятельство граф Рукавишников отводит глаза. Хотя как раз его вина в этом минимальная – он за свой счёт построил в Поволжье десятки элеваторов, на которых несколько лет копил зерно, обладая послезнанием, что продовольственный кризис из-за многолетнего неурожая
обязательно случится.5
Совершенно реальный факт! И даже в реальной истории государство раздавало голодающим крестьянам зерно. Но, к сожалению, досталось не всем или в незначительном количестве. По некоторым косвенным данным (прямой статистики нет) в тот период от голода умерло от 15 до 25 процентов жителей деревень в средней полосе России. А среди малолетних детей (от 0 до 3 лет) смертность была стопроцентной.
Собравшиеся молчат, пока не понимая, куда я клоню.
– Серж, можно задать тебе один вопрос?
– Конечно, государь. Я постараюсь ответить…
Васильчиков преданно смотрит на меня. Противно его огорчать, но что я могу сделать?
– Насколько я знаю, дорогой мой друг, ты самый-пресамый крупный землевладелец нашей благословенной империи [6] … Скажи мне, пожалуйста: сколько ты платишь налога со своих земельных угодий?
Задумавшись на мгновение, председатель КГБ рапортует, оговорившись, правда, что это – приблизительная цифра.
6
Совершенно реальный факт. Князь Сергей Илларионович Васильчиков занимал первое место по площади земельных угодий в Российской империи с большим (почти в два раза) отрывом от второго места и последующих. При этом императорская семья вкупе (император и все великие князья вместе с жёнами и детьми) находились на 10-м месте, хотя десятилетиями позже советская пропаганда называла именно царскую семью главными помещиками России. У князя Васильчикова в личной собственности находилось 27 тысяч десятин из 430 тысяч, записанных в общий реестр государства! То есть – почти пять процентов от всей поставленной на учёт земли (конечно же, в России гораздо больше земли, чем 430 десятин, но в тот момент именно такое количество состояло на государственном кадастровом учете).
– Так, замечательно. Если разделить эту сумму на двадцать семь тысяч – ведь у тебя примерно столько? – Сергей кивает. – Получим налог на одну десятину, так, господа министры?
Собравшиеся с недоумением соглашаются.
– В таком случае, я попрошу вас, господин Вышнеградский, как министра финансов ответить мне на простенький такой вопросик: это как так получается, что у Сереги… прошу прощения, у князя Васильчикова, налог на одну десятину в ДВА РАЗА ниже, чем у крестьянина?! Пока отвечает Вышнеградский, господину Манасеину приготовиться. Предложения, как министра юстиции, по изменению создавшегося идиотского положения!
Васильчиков сидит, точно громом пораженный. Бунге ожесточённо черкает что-то в записной книжке, Манасеин глядит куда-то в пространство. А Долгорукова и вовсе – того и гляди удар хватит. Только Димыч смотрит на меня с каким-то новым интересом, уже, кажется, начиная догадываться, что будет дальше.
Вышнеградский начинает путанно объяснять что-то про укоренившиеся обычаи, про несовершенство системы налогообложения, про необходимость поддержать крупных производителей… Я прерываю его жестом и обращаюсь к Васильчикову:
– Серж, скажи честно: тебе важнее сохранить свои прибыли или же чтобы крестьяне перестали дохнуть с голоду?
Князь решительно встаёт:
– Государь! Если будет нужно для державы, я готов отдать свои земли в казну. Все! Я – не помещик, я – председатель Комитета Государственной Безопасности, и как вы, государь, неоднократно упоминали – защита порядка и опора трона! Для того чтобы прокормить голодающих – берите весь урожай с моих земель, государь! Я – слуга царю и народу!
– Если нужно – и мои урожаи забери, батюшка! – вступает вдруг Долгоруков. – Слава богу – тоже не обнищаю. А ещё я могу…
Манасеин, Бунге и Вышнеградский всем своим видом показывают, что и они готовы принять деятельное участие в спасении голодающих. Вот тоже мне – союз меча и орала! Ну, надо бы охладить их пыл. А то вон уже Димыч саркастически улыбается…
Я подхожу к Васильчикову, обнимаю его за плечи:
– Спасибо, Серж! Я не ждал от тебя ничего другого. И вам, Владимир Андреевич, глубокая моя признательность. Но вы неправильно поняли меня, друзья мои. Я не прошу от вас жертв. Я хочу, чтобы была восстановлена справедливость!