Господин изобретатель. Часть III
Шрифт:
– Маша, а Хаким прикрывает лицо, чтобы его никто не узнал и не опознал в нем бывшего ассасина?
– Нет, просто однажды его пытали и отрезали нос и вырвали щеки. Лицо у него очень обезображено и он никогда не показывает его. Не спрашивай его об этом, он очень не любит говорить на эту тему.
Я отправился в свой лагерь и собрал совет. На совете рассказал положение дел, про основную проблему с водой и о принятом мной решении:
Выдвигаемся завтра утром, взяв всех лошадей, кроме верховых для офицеров артиллеристов и для штабс-капитана Букина и трех слабых иьючных лошадей, которые все равно погибнут на переходе, взяв с собой заполненными 80 больших бурдюков с водой, а 20 оставить здесь для мулов. 30 мулов беру с собой, они, как и 80 вьючных лошадей повезут воду, фураж, продукты, палатки на 40 человек, дрова, царские подарки, денежные ящики, кроме двух, остающихся здесь, полящика гранат, оставшихся после учений и всякую необходимую мелочь. Предваряя вопросы – без этого все лошади здесь погибнут за две недели без воды, даже если все мулы и вьючные лошади будут возить воду (а это могут и запретить – земля вдоль дороги и источник – частная собственность). Здесь остаются артиллеристы кроме двух унтеров, которые имеют некоторый опыт обращения с пулеметом, десять казаков, которые нормально несут караульную службу, а не артиллеристы, которые хлопают на посту ушами так, что если бы не внешняя охрана, наши лошади были бы уже у сомалей и нам бы осталось только ждать ближайшего парохода, чтобы с позором вернуться в Россию… Остаются доктор с помощником, интендант титулярный советник Титов, все охотники. Предлагаю сегодня же обнести лагерь изгородью из колючей акации, задействовав всех, кто не уходит
– Александр Павлович, почему вы считаете, что артиллеристы плохо несут службу? – вскинулся фон Штакельберг, уязвленный хоть и непрямым, но выговором.
– Потому что телохранитель княжны Марии Мэкконнын, которому она поставила задачу охранять не только ее лагерь, но и наш, сегодня ночью предотвратил кражу ваших лошадей, барон, – ответил я, – задержал конокрадов, отрубил у одного из них руку, она валяется рядом с коновязью, если шакалы утром не утащили. А потом запросто прошел мимо вашего караула, но потом заступили казаки, которые почувствовали что-то неладное, и этому телохранителю пришлось ждать смены артиллеристов, чтобы спокойно покинуть лагерь.
– Да врет он все, этот ваш телохранитель…
– Дорогой Людвиг Матвеевич, я дорого бы дал, если он был мой, но, боюсь у меня в ящике денег на это не хватит. И не дай бог, не скажите это при нем, французский он знает, русский, хотя и не знает, но по интонации может догадаться. Воины пустыни не лгут, а это особый воин, вам слово «ассасин» говорит что-нибудь? Нет, ну и слава богу, что нет, лучше про них вообще не знать и не слышать.
Потом Нечипоренко спросил, почему надо оставить десять казаков? Казаки не поймут, всегда полусотня эта вместе, они как братья друг другу и гарантирует ли проводник, что правильно проведет караван. Когда будут верблюды?
Ответил, что я уже объяснял то, что без казаков артиллеристов и охотников просто вырежут. Проводник сюда доскакал на лошади как-нибудь и назад дорогу найдет – два колодца он знает, это во многом обезопасит путь. Как только прибуду в Харар, займусь покупкой или наймом верблюдов. С ними передам и освободившиеся бурдюки. Считайте, десять дней до Харара, десять дней там и десять дней сюда. Через месяц у вас будут верблюды. Воду можете возить на мулах – 150 ведер воды для оставшихся 100 человек, 4 лошадей и 20 мулов хватит, а через две недели опять можно сгонять паровичок. На худой конец, купить воду для людей у местных жителей легче, чем прорву воды на лошадей – разница в 8 раз.
Еще раз повторю для не понявших: если мы задержимся хоть на день – начнется падеж лошадей от недостатка воды и за две недели они погибнут все!
Всем всё теперь понятно? Значит – понятно. Наши цели ясны, задачи понятны – за работу, [36] господа офицеры.
Выступаем завтра как только начнет светать.
Потом опять прошел к Машиному шатру и попросил ее, чтобы она разрешила взять с собой Хакима, раз он немного говорит по-французски (только в присутствии госпожи, без ее разрешения, он говорил с ней на местном, так чтобы я, в случае чего, не понял, о чем идет речь).
36
Фраза Никиты Хрущева (без господ офицеров).
Вместе с черным ассасином прошли в лагерь и я познакомил его с бароном представив его как турк-баша барамбарас Штакельберг-бей (объяснил барону, что я произвел его в туземные полковники и коменданты крепости). Они поговорили по-французски, а потом пошли к коновязи, и Хаким показал, где лежит отрезанная им кисть, взятый с собой унтер подтвердил, что здесь и лежит, куда она денется. Потом ассасин показал, как он проник в лагерь. Хаким увидел, что начали делать колючую изгородь и одобрил это. Показал тачанку с пулеметом, спросив, пройдет ли она дорогу до Харара. Постучав по колесам и посмотрев на ось, ассасин подтвердил, что должна пройти. Хаким спросил, из этой ли машинки я стрелял по мишеням, и правда ли, что она заменяет сто солдат. Сказал, что правда, потом показал наши бурдюки, их уже заканчивали наполнять водой из цистерны, Хакиму они понравились, большие. Договорились, что выступаем на рассвете, как только начнет светать, идем до полудня, потом поим коней, отдыхаем, готовим пищу и спим, с рассветом возобновляем движение.
Открыли оружейку и я забрал свои деньги и половину талеров для наема верблюдов, а все казенное золото в «лобанчиках» и другую половину талеров оставил интенданту. Сказал, чтобы ждали верблюдов два месяца, если верблюдов или вестей от нас не будет, значит, мы не дошли, тогда возвращайтесь назад, денег должно хватить на все. То же самое сделал в присутствии Букина и Павлова со своим золотым запасом, разделив его пополам. Когда сказал, что если от нас вестей два месяца не будет, возвращайтесь в Россию, денег хватит на питание, проезд и выплату жалования оставшимся, старик заплакал.
– Ладно, Иван Петрович, это я так, на всякий случай, все под богом ходим.
Рассказал Букину о судьбе оставшихся в Александрии, спросил, есть ли у умершего семья, надо бы послать им денег и написать письмо. Букин ответил, что семьи и каких-либо сведений о жительстве родственников у умершего не значится, он и сам хотел раньше написать, что, мол, он заболел и оставлен на лечение в больнице, но в журнале никаких сведений про заболевшего не было. Набирал его Львов, так что спросить кого-то из земляков нет возможности: был человек и нет его и сообщить некому. Вот о двоих оставшихся сведения есть – адреса родственников, Букин им написал и письма отправил, что лечатся и деньги на обратную дорогу им выданы. Я подумал, а не это ли сообщник Львова, такой же человек из ниоткуда?
Отдал его Букину зашифрованное послание для Обручева о том что верблюдов нет и не будет, с завтрашнего дня не будет и воды для лошадей, поэтому принял решение с 40 казаками верхом и двумя пулеметами на бричках увести всех лошадей с частью имущества через пустыню в Харар, там, в большом торговом городе, гораздо легче найти мулов и верблюдов. Из Харара отправлю караван для оставшихся в Джибути и буду ждать их прибытия в Харар. Старшим в Джибути оставляю барона фон Штакельберга. Сведения от меня будут через три-четыре недели. Объяснил штабс-капитану, что, если телеграфист будет упрямиться, поставить визу у консула.
Глава 6. «Горячее солнце, горячий песок, горячие губы..»
Мы покинули Джибути когда еще солнце только встало. Лишь начало светать, казаки стали вьючить лошадей и мулов, рядом слуги убирали Машин шатер и навьючивали пять верблюдов всяким скарбом. Хозяйством распоряжался толстячок в чалме, как выяснилось что-то вроде мажордома, повара и официанта в одном лице. К одному из верблюдов был привязан баран – ужин идет своим ходом. Я поспешил к своим людям. Все уже было навьючено, включая мои деньги и вещи, за этим приглядывал неутомимый денщик Артамонов. Весь лагерь проснулся и вышел нас провожать, я пожал руки и обнялся с офицерами, доктором, фельдшером и интендантом. Пришли и добровольцы, во главе с Букиным и Павловым, тепло простился и с ними. Краем глаза увидел, что Павлов украдкой перекрестил меня двоеперстием. Взял у фельдшера приготовленную для меня сумку с медицинской укладкой, спиртом, бинтами и кое-какими инструментами: ножницами, пинцетом, корнцангом и скальпелем, фунтом СЦ. Казаки заканчивали привязывать зачехленное знамя – его решили иметь наготове, мало ли покажется какое-то официальное лицо или войска, но это будет явно не скоро. Господин консул так и не прибыл ни с извинениями, ни с проводами посла иноземной державы. Сладко спит, а ведь задачу свою не выполнил – явно ему было дано указание не допустить проникновения русских в Африку, зачем прекрасной Марианне [37] еще одна головная боль в этом богом забытом
уголке земного шара. Причем, не допустить без пролития крови, помнят еще, как французские газеты критиковали правительство и дуболомов-военных, открывших огонь по гражданским лицам под предводительством псевдо-казака Ашинова и беглого скопца Паисия. Поэтому сейчас действия консула должны были привести к тому, что сами русские будут не в состоянии перейти пустыню: мулов – нет, верблюдов – нет, воды – нет, отчего лошадки сами умрут. А потом, изнывающим от жажды и жары русским, добрые французы вручат бесплатные билеты 3 класса и отправят в трюме парохода в холодную Россию, где на них обрушится гнев царя.37
Символ республиканской Франции – девушка во фригийском колпаке.
Отправкой распоряжался Нечипоренко: подъесаул чувствовал себя в своей тарелке – под началом у него были свои казаки, а не непонятный барон со своими артиллеристами и не гражданские охотники. Ну что с того проведем караван, первый раз, что ли, по пустыне идти. Потом стали выстраиваться, вытягиваясь на дорогу. Первыми ехали проводник-ассасин, Нечипоренко и знающий французский сотник Стрельцов в качестве переводчика. За ними шел авангард из десяти казаков, потом везли главный груз – царские подарки и деньги, а также оружие: пулемет в ящике, с 10 лентами и станком, 200 штук гранат РБСП-1 и ящик с двадцатью винтовками вместе с запасом патронов к ним и пять револьверов. Дальше шли вьючные лошади с запасом воды – в пустыне этот груз как золото. Пять лошадей перевозили палатки, и тент от солнца для лошадей, так чтобы сразу установить его по прибытии на бивак. Ценности и воду охраняли еще десятеро казаков – это было основное наше ядро. Потом ехала бричка со мной и пулеметом, на козлах сидел казак, а его строевая лошадь шла в поводу. Сначала от норовил привязать ее сзади брички, но я ему объяснил, что бричка – не телега, а боевая единица и его задача – вовремя развернуть ее направо или налево по моей команде, обеспечив мне сектор обстрела. Может быть, вообще придется выехать вперед и развернуться – так, чтобы пулемет стрелял вперед при фронтальной атаке противника. Пока выползал на дорогу арьергард, мы даже успели немного потренироваться, выехав на площадку вбок. Десяток лент я рассовал с помощью возницы впереди, так, чтобы нагрузка на оси была более равномерной, туда же положил тюк сена, весит он немного, а место на вьючной лошади занимает. Вторым номером у меня подрядился быть Артамонов, он хоть и не был на стрельбах, но подавать ленту без перекосов – дело нехитрое, он быстро понял, что от него требуется. Сзади моей брички шел Машин караван: девять всадников (два телохранителя, шесть гвардейцев раса и мажордом), пять верблюдов и баран на привязи. Потом шли наши мулы, груженые фуражом, дровами и продовольствием. Завершал всю колонну арьергард из пулеметной брички с двумя унтерами-артиллеристами, имеющими опыт обращения с пулеметом. Ехали они господами, развалившись, нет хотя бы тюк сена себе вперед кинуть – начальник может, а они нет – вздрючу на остановке, сзади сектор обстрела закрывала привязанная к бричке лошадь (ну вот, каждому надо объяснять элементарные вещи по несколько раз и это унтера, а что тогда взять с солдат!). Ленты у них точно есть, сам проследил, чтобы запихнули, а вот знают ли где они? Позади брички замыкал колонну арьергард из 10 казаков во главе с хорунжим Бяковым. Сбоку шло охранение по четыре казака слева и справа. Кроме винтовок и шашек, они имели и дополнительное вооружение – им были выданы разгрузки с четырьмя гранатами и подсумками на 4 обоймы. Пока мы ехали сквозь акациевые заросли, окружавшие город, охранение шло непосредственно с боков колонны, а когда выйдем на открытую местность, они удалятся в стороны. Маша ехала рядом на белой смирной лошадке с глубоким дамским седлом (похоже, что с более глубокой посадкой, чем принято в Европе), сбоку и сзади, так, что мы могли видеть друг друга. При въезде в акациевые заросли ее плотным кольцом окружили телохранители и гвардейцы. Посмотрел, что за винтовки у них в седельных чехлах. У четверых точно были самые современные итальянские магазинки Манлихер-Каркано [38] , у других, включая телохранителей – Винчестеры модели 1887 [39] с характерным рычажным перезаряжанием (скоба Генри) – ну прямо Дикий Запад. Скоро акациевые заросли кончились и все как-то почувствовали себя свободнее, включая меня: с собой у меня был только Штайр в подмышечной кобуре, револьвер я засунул в медицинскую сумку, а в зарослях пожалел, что он не за поясом. Когда выехали на открытое пространство, Машина охрана тоже рассредоточилась, а казачье охранение ушло вбок, но сохраняло с нами визуальный контакт. Так мы ехали по однообразной местности, кое-где покрытой чахлыми кустиками, дорога была относительно ровной, пока даже не очень-то и трясло, шла немного в гору и мы поднимались все выше и выше на виднеющееся вдали плато. Когда дорога немного повернула, то увидели милях в десяти море и Джибути, сверху вид был довольно живописный – белые европейские домики стояли двумя ровными полосками, был видна площадь с правительственным зданием, чуть дальше – строящийся собор, рядом притулилась ныне действующая церквушка. Мне показалось, что я вижу даже наш лагерь, хотя нет – его закрывали большие пакгаузы железнодорожной компании, поэтому мы и не видели из лагеря дорогу на плато. Ехали довольно быстро – первый час как бы не со скоростью велосипедиста, лениво крутящего педали, потом, в гору, лошади пошли медленнее, со скоростью пешехода, но за два часа, пока не было жарко, мы преодолели верст пятнадцать, то есть половину минимального пути за переход. Проводник сказал, что привал и дневка будет в 40 километрах, если будем идти хорошо. Сегодня нам выгоднее пройти больше, так как следующий день будет тяжелым – там начинается настоящая каменистая пустыня, причем ее самый сложный участок и, чтобы быть в графике, не сильно устать самим и не замотать лошадей, мы, в таком случае, завтра пройдем до первого колодца всего 20 миль. А вот если бы мы сегодня затянули с выходом, да шли с остановками, поджидая отставших, то больше 30 миль не прошли, а завтра то же расстояние пришлось бы пройти в неизмеримо более трудных условиях. Пока идем благоприятно, хотя темп и замедлился. Еще через час пути показалась сомалийская деревня и каменная башня с выцветшим французским флагом наверху, у которой дремал в тени, прислонив винтовку Гра к стене, сенегальский стрелок в бескозырке с желтым околышем. На нас он не обратил ровным счетом никакого внимания. Вокруг нас бежали голые сомалийские ребятишки с криками: «бакшиш, бакшиш». Вот шиш вам, а не бакшиш: если бросить мелкую монетку, то их набежит в три раза больше и они станут в пять раз назойливее. Бакшиш, как и чаевые, дается только за выполненную и хорошо выполненную работу. Давать бакшиш просто так – снискать репутацию глупого европейца, которого можно обирать на каждом шагу. Иногда, конечно, бакшиш является замаскированным рэкетом, тогда лучше откупиться, чем лишиться жизни. Видимо, вопли юных сомалийцев надоели охране Маши и один из гвардейцев несильно вытянул плеткой того, что постарше, все остальные тут же разбежались. А ведь пройдет каких-нибудь 100 лет и потомки этих голозадых, вооружившись ржавыми калашами китайского производства с той же наглостью полезут на борта танкеров и сухогрузов и бакшиш там составит многие миллионы вечнозеленых. Пытались строить им при добром СССР, раздающим бакшиш направо и налево, рыбоконсервные и прочие заводы, но вот развалился СССР и развалились без подпитки не только заводы но и страны черной Африки и на месте одной из них возник пресловутый Сомалиленд, где все против всех и каждый за свое племя, но работать никто все так же не хочет, как и век назад. Отъехав от деревни еще миль на пять, остановились, чтобы подтянуть упряжи и проверить крепление грузов. Воспользовавшись паузой, Маша сошла на землю из своего дамского седла, для чего один из гвардейцев встал на четвереньки в виде ступеньки для госпожи, а его начальник придержал лошадь Маши и помог ей сойти на землю. Она подошла к коляске и сказала, что хочет ехать со мной. Деликатный Артамонов пошел к казакам и попросился на запасную оседланную лошадь, те понимающе разрешили.
38
Итальянский шестизарядный карабин под патрон 6,5x52, ровесник мосинской винтовки, но уже тогда выпускавшийся в Турине в виде карабина, то есть короче русской драгунки, поэтому подходил под седельные кобуры.
39
Тоже короткая винтовка общей длиной менее одного метра, рычажное перезаряжание позволяло вести беглый огонь.