Господин Изобретатель. Книги 1-6
Шрифт:
— Позвольте, — жандарм протянул руку к книгам. — Да здесь математическая литература!?
— Сегодня математическая, через неделю будет физическая, — ответил я. — В мире еще много неизведанного, не правда ли, Сергей Семенович?
— Не могу с вами не согласится, уважаемый Александр Павлович, а теперь прошу меня простить, служба, — ротмистр встал и попрощался. — Честь имею, господа.
— Дед, ну ты посмотри, что за фрукт, — обратился я к деду, когда за ротмистром закрылась дверь, — он продолжает меня допрашивать и подозревает в смерти Генриха, якобы, у нас возник спор из-за вознаграждения и я мог его в потасовке убить, а потом замести следы.
— Да брось ты, Сашка, — решил успокоить меня дед, — он свое
— Конечно, только боюсь, что в академии могут завалить дело и результата не будет, — я попытался объяснить деду свои опасения. — Вещество ведь еще получить надо и правильно в снаряд или гранату поместить. Для первого мне Менделеев нужен, а для второго — я сам на месте должен быть и смотреть, что они делают.
Дальше дед стал говорить, что вставать еще рано, доктор не велит, да и как он меня, еще такого слабого, в Петербург отпустит. Еще в Москве если было бы, то как-нибудь справились, а тут за 600 верст ехать по железке. Давай посмотрим, когда они, академики эти, "Желтый" сделают, там и посмотрим, что получилось.
— Дед, удалось подать заявку на привилегию по лекарству? — перевел я разговор на другую тему. — От тебя поверенный был, так я ему все рассказал и рисунок сделал.
— Да, он сказал, что ему все ясно, на днях подаст. А ты знаешь, Сашка, что пурпурный шелк в первый же день "дешевки" смели, просчитались мы с тобой, тут дед заговорил как купец, упустивший верные деньги, — оказалось, что в Торговые ряды почти не привезли шелка, его еще до Фоминой недели распродали, разве что и осталось немного на складах.
— Вот видишь, надо тебе, дед, при красильнях собственное производство краски открывать, нанять химиков, может даже заграничных, пусть делают.
— Генрих нанял химика, а тот шпионом оказался, — посетовал дед, — а от них, шпионов этих, одни только беды. Ты вон на себя посмотри, — еле-еле оклемался, а уже норовишь в Петербург ехать, взрывать там чего-то. Может, спокойнее будет к моему делу тебя приставить, парень ты умный и способный, — кивнул дед на книжки, — я вот посмотрел в них, да ничего не понял, цифры-то каждый купец знать хорошо должен, а там, кроме цифр, закорючки непонятные, а ты, выходит, разбираешься…
— Дед, чтобы на шпиона не нарваться, надо самому людей отбирать, — подал я здравую идею, — а не нанимать тех, кто сам набивается. А этот Альфред поганый сам к Генриху пришел, да еще и соотечественником оказался, земляком, ну как такого не взять? Да и, откровенно говоря, химик он был хороший, лекарство-то он синтезировал, а не Генрих, да и индиго, хотя индиго он просто скопировал с немецкого, заявку могли отклонить.
— А ты знаешь, внучек, что поверенному моему жалобу от британцев передали, мол, мы у них украли секрет получения пурпурной краски, — озадачил меня дед, — и грозятся судом!
— Вот те раз, — меня как обухом по голове ударило, — только этого еще не хватало. А как же все поверенные и чиновники пропустили заявку? Или смазка была очень знатная, то есть, как бы сказали в мое время, коррупционная составляющая. Еще раз убеждаюсь, что за все в этом мире надо платить, а если перешел дорогу сильному хищнику, то платить дважды. А вдруг взрыв в лаборатории — дело рук агентов Нобеля, которые хотят не допустить конкурентов к взрывному делу и не дать, тем самым, нам отгрызть существенную долю рынка динамита. Для этого и пары пудов динамита не жалко, а дурного германского шпиона сами и подставили, может это его обугленный хребет нашел жандарм Агеев. Никто же капитана разведывательной службы германского генштаба Альфреда Вайсмана после этого не видел! Правда не видели и Генриха, а что если его похитили и держат где-то?
— Нет, Сашка, скорее Нобель тут ни при чем, — рассуждал дед в ответ на мои догадки, — хотя, конечно не знаю, рассматривал
ли ротмистр такой фортель, он же мне не докладывает! Да и не могли где-то Генриха полгода держать. И как же ты все это представляешь? Вышел немчик на Полянку, а его тюк по голове и в проулок к вашему забору потащили, другие подручные связанного Генриха вытаскивают через дыру в заборе, вместо него кладут тело шпиона и взрывают? Нет, так среди купцов и промышленников не бывает, у нас все проще.Поговорив еще с дедом про мое лечение, мы расстались, и я остался наедине со своими думами. Агаша теперь дежурила в коридоре, на сестринском посту и помогала с тяжелыми больными, а мне провели кнопку вызова, хотя я ей не пользовался, если, что надо, сам вставал. Через неделю доктор разрешил мне прогулки и мне принесли новый больничный халат и шапочку, чтобы предохранять еще чувствительную кожу от весеннего солнца. Волосы помаленьку отрастали, и я начал отращивать бородку с усами. У Сашки-то раньше они не очень росли, но после того как я начал интенсивно заниматься физкультурой, за счет выброса стероидов пробудился и мужской тип оволосения и мальчик стал превращаться в мужа. Если бы не пожар, я мог бы уже ходить с приличной бородкой, была у меня такая идея отпустить ее для солидности. Сейчас же волосы были реденькие и самое неприятное — какие-то пегие, с сединой.
Лиза пока больше не приезжала, дед привозил мне только приветы от нее, привез еще математические и химические журналы — я хотел познакомиться с трудами наиболее продвинутых ученых. Надо ехать в Питер! Но Леонтий Матвеевич даже слышать об этом не хочет, не ранее чем через 2–3 месяца, когда я окрепну, а то он не гарантирует осложнения — кожа еще очень ранима и могут начаться инфекционные осложнения, а тогда — грубые и обезображивающие келоидные рубцы. [44] Доктор и так был против прогулок: "Всюду инфекция, вам этого не понять, молодой человек. Вот разовьется келоид — никакой хирург не поможет и будете мучиться всю жизнь. Никаких дальних поездок по железной дороге, и думать об этом забудьте!"
44
Келоид — разрастание соединительной ткани после заживления инфицированных ран.
И тут опять как черт из табакерки внезапно появляется известный жандарм.
— Желаю здравствовать, Александр Павлович, вижу что состояние ваше все лучше и лучше, — на этот раз Агеев был подчеркнуто бодр, энергичен и любезен, — а я привез вам свежие новости!
— И вам всех благ, любезный Сергей Семенович, — подчеркнуто вежливо ответил я, — позвольте узнать какие, хорошие или плохие?
— Хорошие, всенепременно хорошие, — продолжил, улыбаясь, ротмистр, — следствие наше вполне закончено, преступник изобличен и даже сознался!
— И кто же он, — удивился я благоприятному исходу, уже приготовившись к худшему, вроде жандармского поста у двери и суда с последующим долечиванием в тюремной больнице до придания будущему каторжнику товарного вида.
— Именно тот, кого я предполагал ранее, далее я просто отрабатывал и отвергал остальные версии, чтобы не было вопросов в тщательности расследования, а все сразу же сходилось на капитане Вайсмане. Просто для изобличения его было недостаточно улик, да и тело потерпевшего было не опознано в силу естественных обстоятельств — практически полного уничтожения тела, эксперт мог только сказать, что с большой вероятностью это мужчина (сохранились и фрагменты костей таза). Потом мы нашли свидетеля, что Вайсман, выйдя из аптеки Циммера, не пошел прямо по улице, а свернул в проулок. Потом, чего свидетель, конечно не мог видеть, Вайсман увидел, что в лаборатории горит лампа, пролез через заготовленный лаз, взвел часовой механизм заранее заложенной бомбы и был таков.