Господин Изобретатель. Книги 1-6

Василий Васильевич, как звали Захариоса в России, появился за две недели перед Пасхой с целью осмотреться и "провентилировать" обстановку. Про меня он даже не подозревал, поэтому я был спокоен и практически сразу после разговора с Агеевым о буду шей демонстрации Захариосом лафета и пулемета я начал готовиться к бою с акулой бизнеса. С пошью чертежников Главного Штаба, вычертил свои приспособления к пулемету Максима и даже сделал заготовку дульного ускорителя или активного усилителя отдачи и опытный станок по типу станка Соколова образца 1910 г. Кроме того, договорившись с начальником конюшен, обслуживающих Главный Штаб, переоборудовал двуконную бричку под установку пулемета, и сделал что-то вроде известной тачанки. Переоборудование тарантаса стоило мне 50 рублей, еще столько же я заплатил в мастерских за станок и надульный усилитель отдачи. Поставив имевшийся на высших офицерских курсах в Ораниенбауме пулемет под патрон 4,2 линии на повозку, мы достаточно долго тренировались, чтобы лошади не пугались шума выстрелов, а потом, по накатанной дороге, учились поражать цель на скаку. Тренировались и выполнять повороты, чтобы бричка с приподнятым против обычного центром тяжести, не перевернулась. На подобное развлечение приходили посмотреть офицеры, что это там творит этот чиновник, тем более, что я сам тренировался в стрельбе из пулемета на ходу.

Надо сказать, что в конце апреля меня вызвал генерал Обручев — накануне Агеев предупредил, чтобы я завтра был при параде.

В назначенное время я был у генерала, который взял папку со стола и произнес: "Указом Его Императорского Величества коллежский асессор Степанов Александр Павлович производится за отличие в надворные советники со старшинством с позавчерашнего дня. Поздравляю вас надворным советником, господин Степанов". Он протянул мне папку и я, взяв ее, ответил: "Служу Престолу и Отечеству!" После этого генерал осторожно пожал мне руку. Я продолжал носить перчатки (для парадной формы я купил тонкие белые лайковые перчатки), но руки мои выглядели гораздо лучше, а к перчаткам я как-то привык и они стали как бы второй кожей, но Николай Николаевич этого не знал и воображал, наверно, что у меня там какая-то клешня. Я поблагодарил Обручева и отправился к Агееву, думая, что то ли он подписал мне представление на внеочередной чин, то ли в Военно-медицинской Академии расстарались: там закончились испытания СЦ и готовилась публикация в Военно-Медицинском Журнале.

Агеев порадовался за меня и в ответ на мой вопрос, сказал, что он не писал представления на чин, оставив меня в некотором недоумении.

— Но с вас причитается, — сказал полковник, — а новые петлицы, по обычаю, причитаются с меня!

Договорились поужинать в "Астории" — мне там уха очень нравилась, лучше, пожалуй в Петербурге и не готовили, а тут опять пост, бараньих отбивных еще полмесяца ждать… В отделе нас прибавилось, но это пришли опытные филеры из Жандармского Корпуса во главе с вахмистром, застрелившим тогда в мансарде звероподобного Семена. Они теперь числились чиновниками по Военному министерству, большинство по XIV классу, но с хорошим жалованьем и премиальными, а вахмистр сдал экзамен на первый офицерский чин и был произведен в подпоручики. Филеры во главе с подпоручиком в штабе не появлялись — они продолжали числиться как в разведочном отделе, так и по Корпусу Жандармов, занимая помещение в доме на Миллионной куда переехало Управление Корпусом, так что их вроде и не было, но они были и "пасли" иностранцев, особенно военных атташе, да и вообще всяких подозрительных личностей зарубежного происхождения. От Агеева я узнал, что Захариос, согласно донесениям филеров, был у некоторых Великих князей, везде с богатыми подарками. Почву готовит для своего шоу, а что после Пасхи начнется — грек, наверно весь магазин Фаберже уже скупил…

Так что за столиком были только я и Агеев, у нас в Штабе было еще двое чиновников в ранге коллежских секретарей: делопроизводитель и его помощник, остальные должности пока вакантные но Агеев сказал что в ближайшие месяцы штат отдела будет заполнен полностью. Уже практически приступили к исполнению служебных обязанностей офицеры в Варшаве, Москве и Ташкенте и он ожидает только решения по своим замам по оперативным вопросам здесь.

У меня с полковником сложились доверительные, почти дружеские отношения: мы вместе продолжали ходить в тир, обедали, а часто и ужинали вместе (Агеев, как и я, был холост). Сергей Семенович был в курсе моих скачек на тачанке, только просил быть осторожнее, я же ответил, что после случая с гранатой на полигоне мне бояться нечего, разве только лошадь лягнет, но я к ним не приближаюсь.

Жили мы по соседству, иногда ходили друг к другу в гости, поиграть в шахматы — полковник был сильным игроком и частенько меня обыгрывал, особенно когда я отвлекался или задумывался о чем-то постороннем, а он всегда был собран и ошибок не прощал. В таких случаях, обычно, горничная Катя, убиравшая и готовившая нам обоим, задерживалась, чтобы поставить самовар и подать чай. Потом она уходила, жила она на Васильевском, большей частью ходила пешком через Дворцовый мост, где недалеко снимала вместе с еще одной девушкой комнату в доходном доме. Родом она была откуда-то с мызы под Ораниенбаумом, в Петербург приехала год назад и стала искать работу по дому, тут ее и приметил Агеев. Катя была красива, с высокой грудью и темно-русыми волосами, заплетенными в тугою косу, уложенную вокруг головы. По меркам 21 века слегка полновата, но худых здесь вообще за красавиц не держали. Как-то оставшись убрать посуду после чая, она осталась у меня на ночь и с тех пор мы были близки. Вообще-то я догадывался, что и полковнику Катя уделяет толику своих ласк, но мне как-то было все равно, девушка она была опрятная во всем, не только в уборке комнат и мытье посуды. Так что, физиология и больше ничего, любви я не испытывал, а Катя и не догадывалась, что это за барские романтические вздохи при луне. Вот так и проходила моя жизнь в конце 19 века, не скажу, что очень спокойно, как некоторые представляют то неспешное время. Это смотря где оно неспешное, в Кинешме или Кимрах оно и в 21 веке неспешное, а в столице жизнь всегда "бьет ключом", независимо от того, 19 или 21 век на дворе. Да и где мне было в мое время встретится с первым лицом государства, а вот послезавтра нас с Агеевым ждут в Зимнем.

Назавтра в Зимнем все напоминало процедуру, что мы проходили с Генрихом во время первого награждения в Москве, только в Петербурге, естественно, масштаб побольше. А так все то же: сначала помариновали в "предбаннике", причем здесь тоже, то ли от волнения, то ли от духоты, некоторым старичкам-генералам и статским "высокопревосходительствам" стало дурно. Побежали за нашатырем и каплями, принесли воды, откачали. Потом открылись большие двустворчатые двери, всех построили в зале побольше в одну шеренгу, впереди особы, начиная от IV класса, за ними все остальные. Я оказался в группе гвардейских капитанов, подполковников и надворных советников, а Агеева поставили десятка на два "персон" ближе к генералам, за мной осталось столько же остальных награждаемых. По статуту мне должны были вручить орден Святой Анны 3 степени, да и надворным я пробыл три дня, так что за мной слева стоял средних лет асессор, поминутно утирая платком пот с лысины. Все ожидали Государя Императора, он же "царь-наш-батюшка". Наконец, герольдмейстер объявил полный титул самодержца всероссийского и в дверь вошел крупный бородач с взглядом исподлобья, с голубой лентой Святого Андрея Первозванного наискосок через правое плечо и белым крестом святого Георгия на толстой короткой шее, прямо-таки, медведь какой, — подумал я.

Началось награждение, царь останавливался перед кавалером, вручал орден, часто задавал вопросы, иногда беседовал 1–2 минуты с награжденным, в общем, дело двигалось достаточно медленно. Дойдя до Агеева, царь подозвал из свиты генерала с вислыми усами и они о чем-то поговорили. Генерал похлопал полковника по плечу, из чего я сделал вывод, что они знакомы. Вот и ко мне подошел самодержец, взяв папочку и коробочку из рук адъютанта в генеральской форме, другой офицер с аксельбантами держал плоский прямоугольный поднос с папками и коробочками. "Медведь" посмотрел на меня и сказал:

— Поздравляю вас орденом Святого Равноапостольного князя Владимира 4 степени с мечами и жалую потомственное дворянство Российской Империи вам и потомкам вашим. Царь протянул руку назад, генерал-адьютант вложил в нее две папочки и коробочку с орденом.

— Служу Престолу и Отечеству, — громко сказал я, так что на меня обратили внимание стоявшие рядом (хорошо еще, что на автомате не произнес "Служу Советскому Союзу")

— Вот, Черевин, посмотри, какие орлы у твоего Агеева служат, в огне не горят и в воде не тонут? — с некоторой вопросительной интонацией произнес Александр IIJ.

— Не было случая проверить насчет воды, Ваше Императорское Величество, — ответил я, приняв "вид лихой и слегка придурковатый", каким следовало быть подчиненному перед лицом начальствующим, еще по петровскому указу.

— Слышал я про твои изобретения с лекарством и с ручными бомбами, да и про подпись Fucking тоже, — сказал царь, — считай, сразу за все наградил тебя и вперед тоже. Смотри, не подведи меня! И император двинулся к коллежскому асессору, стоявшему "ни жив ни мертв" слева.

Скоро награждение закончилось, царь удалился во внутренние покои, сославшись на дела и нас пригласили на фуршет, отведать, чего Бог послал. Поскольку стол был постный, отведывать особенно было нечего, и мы с Агеевым, поспешили в Штаб, для чего нам нужно было всего лишь перейти площадь.

— А мне Георгия дали, — похвастался Агеев, как ребенок, — а тебе что?

— Поздравляю, Сергей, это для офицера самый главный орден, просто так его не дают, как там — "носить, не снимая" — порадовался я за друга. — А мне — Владимира с мечами!

— Тоже тебя поздравляю! Знатный орден, при любой форме носится, и мечи… ты же теперь потомственный дворянин, то-то радость твоему деду будет! — так же не скрывал радости за меня полковник, — правнуки-то его теперь — потомственными дворянами станут при рождении!

Вернувшись, мы представились генералу Обручеву по случаю награждения высокими наградами, генерал поздравил нас и отпустил со службы — отмечать награды, но, достойно для кавалеров таких орденов. Выйдя опять на Дворцовую и, стараясь уберечься от пронизывающего ветра (а ведь, когда пересекали площадь, идя на прием в Зимний, снаружи было практически безветренно, вот ведь переменчивая питерская весенняя погодка). И, дойдя до Певческого мостика, мы взяли извозчика, решив пойти в модный фешенебельный ресторан "Донон", на набережной Мойки, 24. Вообще-то офицеру было не к лицу ходить пешком, даже если близко, но здесь еще сыграло то, что я, по крайней мере уже замерз, так как был в лаковых штиблетах, не приспособленных для прогулок. Вот и искомый адрес, действительно, в двух шагах. Сунув извозчику двугривенный, я огляделся: ничего похожего на дорогой ресторан, я-то ожидал увидеть ярко освещенный подъезд, швейцара с бородой, а то и двух, но ничего этого не было и в помине. Сергей поташил меня куда-то во двор: