Господство Короля

Но это не значит, что я сама не злюсь.

— Может, да, а может, и нет.

— Если ты не прекратишь провоцировать меня, я буду шлепать тебя по заднице, пока ты не сможешь сидеть прямо.

— Уже отшлепал, — я протягиваю ладонь. — Отдай мне мои трусики.

— Как насчет нет?

— Джонатан!

— Ты не можешь относиться ко мне свысока и рассчитывать получить от меня что-то, — он наклоняет голову в сторону. — Ты вернешься туда без ничего под платьем и будешь думать обо мне каждый раз, когда будешь ерзать на своем месте.

— Ты не можешь этого сделать.

— Считай, что это уже сделано, — он протягивает руку и вытирает что-то в уголке моего рта, садистская ухмылка расплывается на его грешных губах. — Кроме того, тебе стоит освежиться. Я не против вывести тебя на люди в таком виде, но ты могла бы.

— О чем ты говоришь?

— Ты выглядишь тщательно оттраханной, дикарка.

Я отталкиваю его руку, румянец жара поднимается и покрывает мои и без того пылающие щеки.

Джонатан усмехается, выходя за дверь. Звук его редкого смеха остается в комнате еще долго после его ухода.

Почему он должен был смеяться, черт бы его побрал?

Я использую несколько салфеток, приводя себя в порядок, а затем прокрадываюсь за спиной у всех, чтобы попасть в уборную. Он прав, мои волосы в беспорядке, глаза опухшие и слезятся. Моя помада немного размазалась от того, как я кусала губы.

Мне понадобилось добрых десять минут, чтобы привести себя в приличный вид.

Когда я возвращаюсь, Кенза уже нашла свой телефон. Она в шутку говорит мне, что думала, что это я потерялась.

Если бы она только знала, насколько верно это утверждение.

За ужином мы садимся за столы по пять человек. Дурочка, Лейла, сажает меня с Джонатаном, Итаном, Эльзой и Агнусом. И Джонатан рядом со мной.

— Что? — сказала Лейла, когда я почти задушил ее. — Я не могу отказать в просьбах тем, кто выписывает большие чеки. Подумай о деле, приятельница.

Сейчас она машет мне рукой от своего стола, где она сидит со своими родителями и двумя старушками из их общины. Брат-врач Лейлы находится в Африке, два ее брата из британской армии — капитаны в Афганистане, а четвертый брат не смог приехать сегодня.

Пока она сидит в семейной обстановке, я застряла здесь. Сказать, что атмосфера за моим столом напряженная, все равно что сказать, что моя жизнь нормальная.

Не помогает и то, что, по словам Джонатана, я не могу сидеть прямо. Моя задница жжет, а отсутствие нижнего белья делает трение в моем ядре невыносимым.

Обычно после одного из сеансов Джонатана я сплю на боку или на животе, пока жжение не пройдет. Но не сейчас.

Агнус сосредоточен на своем мобильном телефоне, казалось, не замечая войны взглядов между Итаном и Джонатаном. Если бы это было несколько веков назад, они бы достали свои мечи и схватились прямо здесь и сейчас.

Эльза, кажется, так же обеспокоена напряжением, как и я. Она копается в кускусе, который приготовила Кенза, и улыбается.

— Это так вкусно. Как они его готовят?

— Кенза говорит, что это семейный секрет. Она не хочет раскрывать свой особый рецепт, — я беру свою вилку и притворяюсь, что я действующий человек и что Джонатан не сидит рядом со мной, как мрачная тень прямо из фильма ужасов.

— Тебе нравится готовить? — спрашивает меня Эльза.

— Не очень, — напрягаюсь я, произнося эти слова.

Джонатан наклоняется ко мне и шепчет так, чтобы слышала только я:

— Одна из привычек, от которых ты отказалась ради своего перерождения?

— Заткнись, — шиплю я, а затем улыбаюсь Эльзе.

Итан берет вилку и неторопливо жует.

— Алисия тоже любила подобные экзотические блюда. Не так ли, Джонатан?

Мой тиран остается безучастным, будто он ожидал удара.

Эльза задыхается:

— Папа!

— Разве он должен был игнорировать слона в комнате? — Агнус заговорил впервые за последний час, но он все еще не поднимает головы от экрана.

Эльза смотрит на него через стол, словно хочет прыгнуть или ударить его. Или и то, и другое.

— Все в порядке, — пытаюсь я разрядить обстановку. — Я знаю, что очень на нее похожа.

Итан продолжает жевать, его внимание не отходит от Джонатана.

— Так вот почему? Ты ведь знаешь, что она — не она?

Я крепче сжимаю вилку, когда враждебность Итана скатывается с моей кожи. Дело не в том, что он прямо нападает на меня. Он говорит эти слова, чтобы спровоцировать Джонатана, и все же именно меня они жалят без предупреждения.

Но почему?

Я не Алисия. Я не хочу быть Алисией.

Почему все не могут перестать сравнивать меня с ней? Или это карма за то, что я бросила Эйдена, когда он был маленьким мальчиком?

Мне тогда было всего шестнадцать. Я не понимала ничего, кроме необходимости бежать, сбросить свои доспехи и убраться из шкуры Клариссы Гриффин.

Если бы у меня был шанс сделать все заново, я бы была рядом с Эйденом. Однако это означает быть в свите Джонатана с самого раннего возраста. Так что, подумав об этом еще раз... нет, спасибо.

Сейчас я едва могу с ним справиться. Если вообще справлюсь.

Сильная рука обхватывает мое бедро под столом, и я вздрагиваю, узнав тепло его крепкой хватки.

Лицо Джонатана имеет обычную прохладу горы, которая так высока, что играет с облаками и тянется к небу.

— Я не понимаю, почему это тебя касается.

— Любознательные умы хотят знать, Джонатан. В конце концов, Алисия ушла слишком рано.

— Папа... — умоляет Эльза.

Джонатан крепче держит меня за бедро, его пальцы впиваются в кожу. Я морщусь, положив вилку на тарелку. У меня нет настроения есть.

Я смотрю себе под ноги в беспомощной попытке заставить Лейлу вытащить меня отсюда.

Мое внимание перехватывает миниатюрная девушка в грязной толстовке и рваных ботинках, которая несет на руках плачущего ребенка.

Сара.

Мои пальцы дрожат, когда осознание поселяется в глубине моего живота. Теперь она старше на одиннадцать лет. Тогда ей было около десяти, ее светлые волосы были подстрижены под подбородок, а огромные зеленые глаза наполнились слезами, когда она держала табличку.