Госпожа моего сердца

Она спрятала свое лицо у него на плече, но не прекратила своего в высшей степени нецеломудренного поведения. Затем она высвободила свою руку и, захватив его ладонь в свою, положила его руку себе на живот. После этого она замерла в ожидании. Странно, но все это получилось у нее совсем неумело и даже как-то невинно.

Его сила воли была побеждена, оборона рухнула. Он встал и поднял ее на руки. Дальше его конечности действовали как бы сами по себе, отдельно от его головы. Он уложил ее в кровать. Накидка слетела с его плеч. Он лег рядом с ней.

Затем снова отпустил ее, сел и стал задергивать полог, укрываясь от смотровых глазков.

Он все же нашел в себе силы больше не ложиться и остался сидеть. Он просидит так до тех пор, пока огонь не потухнет. Тогда в темноте он возьмет свой меч, подойдет к двери и уляжется поперек входа. А до тех пор он будет молиться. Он даже попытался начать это делать, обхватив колени руками и упершись в них лбом, но его голова была затуманена вином и страстью, и у него ничего не вышло.

Тогда он решил, что будет думать о другом. О важных вещах. Например, о том, что он будет делать, когда обнаружат сокола. О том, как далеко за Лиерпуль могла распространиться чума, если только она вообще вышла за его пределы.

Ее нога была прижата к его ноге. Он почувствовал, как она приподнимается. Меланта села рядом с ним, прижалась губами к его уху. Все мысли исчезли из его головы.

— Я больше не могу себя сдерживать, — прошептал он. — Госпожа, я пьян. Не целуйте меня больше.

— Я не нравлюсь тебе? — пробормотала она.

— Вы убиваете меня, моя госпожа. — Он отвернулся. — Вы туманите мой рассудок. Я обесчещу вас.

Она прижалась лбом к его обнаженному плечу и провела пальцем по его спине.

— Я желаю этого, — сказала она так тихо, что он с трудом расслышал ее.

— Нет, я не сделаю этого.

Ее рука легла на его руку. Она стала раскачивать его, все еще упираясь лицом в его плечо — совсем как ребенок, который просит позволить ему сделать что-то.

— А, госпожа. Я слишком люблю вас.

Ее рука соскользнула, но сама она осталась в той же позе, по-прежнему упираясь головой в его плечо.

— Никто никогда не узнает об этом, — произнесла она сдавленным голосом. — Один раз. Только один раз. Этой ночью.

— Моя прекрасная госпожа. В вас иногда вселяется какой-то дьявольский дух и говорит вашим языком. Он прельщает меня тогда и манит сделать то, чего я не могу.

— Это не демон. Это я сама. — Ее рука снова скользнула к нему и сжала его ладонь. — Я была так одинока. Ты не можешь себе представить. — Она сжимала его пальцы. — Я этого не ощущала в полной мере, пока не встретила тебя.

— Моя ласточка, моя драгоценная госпожа. У меня же есть жена.

Она замерла.

— Из-за этого, из-за своей жены ты отвергаешь меня?

— Из-за жены. И из-за того, что я обесчещу вас.

— Ты все еще ее любишь? Он усмехнулся.

— Вот уже тринадцать лет прошло с той поры. Я не могу даже вспомнить ее лицо. Но ведь она мне жена, перед Богом и людьми, так как мы обвенчались по всем нашим законам.

— Мне казалось, она стала монахиней.

— Да, — согласился он.

Она приподняла голову. В темноте за тяжелыми занавесями он совсем не видел ее, а мог только чувствовать.

— Но я еще никогда не прелюбодействовал и не нарушал своего слова и своих клятв. — Он замолчал, затем сжал ее руку и продолжил. — Я имел в виду свое тело, не мысли.

Она стала гладить его волосы, затем спину.

— Что только они делают с тобой, эти святоши? — сказала она грустно. — И ты никогда не сомневался в том, что это справедливо: жить в браке и, тем не менее, быть обязанным хранить целомудрие? И ты так жил все это время с тех пор?

— По правде говоря, я жил с мыслями о вас. — Он отстранился от нее. — Когда я спал и когда я бодрствовал, я думал о вас. Иначе я бы давно умер от отчаяния. Только мысли о вас позволяли мне выносить свою непорочность. — Он потряс головой. — Я не монах. Уверяю вас, госпожа.

Она удивленно засмеялась.

— Это я-то помогала тебе оставаться непорочным? Да ты подшучиваешь надо мной.

— Я дал клятву верности вам еще тогда, в Авиньоне. Когда вы прислали мне те камни. Наверное, я тогда был не в себе, но как бы там ни было, я поклялся своей жизнью вам в верности. Я продал меньший из изумрудов и купил коня и доспехи. Затем я стал участвовать во всех турнирах, чтобы завоевать побольше призов. Затем, скопив немного средств, я поступил на службу моему сеньору. Я выбрал себе герб в виде вашего сокола и цвет от вашего камня. Когда мое тело смущало меня, я думал о вас и об Изабелле, моей жене. Я думал о том, как вы обе были чисты, невинны и добродетельны, насколько вы превосходили меня, и о том, что я должен иметь ради вас обеих, потому что я был ее мужем и вашим слугою.

— О Боже, — прошептала она. — Твоя жена и я? Невинные и чистые? Да ты совсем слеп.

— А что еще мне оставалось делать? — он прижал руки к глазам. — Конечно, все совсем не так. Теперь, когда… — он резко оборвал себя.

— Когда ты узнал меня ближе, — продолжила она каким-то таким тоном, что он не понял, означает ли это усмешку, грусть или горечь. А может быть все вместе.

— Я люблю вас, моя госпожа, — произнес он сдавленным голосом. — Это я знаю наверняка. Люблю душой и телом, хотя я знаю, что не имею на это никакого права — ведь вы так высоки, — он с шумом сглотнул. — Я не смогу достичь вас и от этого меня сжигает адское пламя. Да простит меня Господи за такие слова. Сейчас я пьян и не совсем себя сдерживаю.

Она легла рядом с ним, совсем близко, частично даже на него и обхватила его рукой.

— Ты любишь меня? — прошептала она прерывающимся голосом и с таким сильным волнением, что он быстро повернул к ней свое лицо, хотя и ничего не видел.

Он поднял руку и, отвечая на ее жалобную просьбу, прозвучавшую в ее голосе, провел пальцем по ее лицу.

— Как сумасшедший.

— О, — вырвалось у нее, и она снова уткнулась лицом в его плечо. — Вчера ты считал меня ведьмой.

— Да, а сейчас ты полная соблазнов девица, а через мгновение станешь надменной принцессой и еще Бог знает кем, чтобы мучить и терзать меня.

— Твоей любовницей.

— Нет, госпожа. — Он начал вставать. Она ухватилась за него, заставляя остаться с нею.

— Нет. Не уходи.

— Я буду на часах у двери.

— Нет, я не смогу заснуть, если ты будешь так далеко, и я не смогу к тебе прикасаться во сне.

— Госпожа, — ответил он, — если принять во внимание, сколько часов сна вы провели или еще проведете во сне, эта ночь не покажется вам такой уж большой потерей.

Она все не отпускала его.

— Я не могу спать. — Ее голос был мягким и спокойным, но пальцы сжимали его с настоящим отчаянием.