Госпожа моего сердца

— Ты видишь? — спросил он, совсем близко наклонившсь к ее уху.

Меланта вдруг осознала, что она стоит, затаив дыхание, и с шумом выдохнула.

— Я, кажется, видела что-то, но не пойму, мешает туман. Это что, чьи-то владения?

— Все нормально. Владения. — Он положил руки на ее плечи. — Вулфскар.

— Небеса святые! — Туман снова разошелся перед ней. — Я вижу!

— Это мое имение. Оно начинается шестью милями позади нас и тянется вон до той высокой горы сзади замка. А с запада на восток идет от морского ущелья и до озер. Собственность самого короля, переданная по лицензии моей семье с разрешением построить тут замок. — В его голосе послышался вызов, словно он ожидал, что она начнет возражать.

Меланта отвернулась, пряча лицо от холодного ветра.

— Так значит ты барон?

— Да, и имею соответствующие бумаги, выписанные на имя деда моего отца. Уж не думали ли вы, что я простой вольный, моя госпожа?

Она отошла на несколько шагов вглубь ущелья. Он последовал за ней, с привычным теперь для нее позвякиванием кольчуги.

Она остановилась и, улыбаясь, снова обратилась к нему.

— Нет. Я думала, что ты незаконнорожденный сын бедного рыцаря. Это Ланкастер думал, что ты вольный.

Он вспыхнул, его глаза гневно сузились, но он ничего не успел ответить, так как Меланта снова продолжила:

— А почему это мы должны были думать о тебе, как о более высокой персоне, Зеленый Рыцарь? Это при условии, что ты не желал называть своего имени?

— Я не мог, — тихо произнес он. Он хмуро посмотрел на нее. Верхнюю часть его лица закрывала тень от возвышающихся утесов. Он пожал плечами.

— Дарственные письма утеряны. Мои родители умерли во время Великой чумы. Аббатство… — Он поджал губы, затем продолжил. — Они должны были осуществлять надо мной опекунство, пока я не достигну совершеннолетия. А вместо этого они даже забыли про меня! Когда я поехал туда в пятнадцатилетнем возрасте, монахи сказали мне, что я отъявленный лгун, хочу их обмануть, что земля отошла аббатству и ни о каких предписаниях в пользу моих предков они ничего не слышали. Они даже не знают о моем замке… — Он сжал кулак. — Замок моего отца строился целых семь лет! Для них это все дикая непроходимая местность, и ничего больше они не помнят или не желают знать.

Меланта отметила про себя с некоторым удивлением, что последнее обстоятельство казалось ему даже более обидным, чем то, что ему отказывают в правах на собственность. Однако опытный и сильный ум Меланты немедленно отбросил многочисленные детали и проник в суть проблемы.

— Так ты не можешь доказать свою родственную принадлежность к семье?

Он прислонил голову к каменной стене и произнес:

— Они все умерли.

— Все?

Некоторое время он разглядывал свое колено, затем кивнул и еще ниже опустил голову, словно это признание казалось крайне позорным для него.

Меланта нахмурилась. Они были с ним одного возраста, и если, как следует из его слов, его родители умерли во время Великой чумы, значит, ему тогда было не больше семи или восьми.

— С тех пор, как… все это случилось, и до тех пор, когда в пятнадцать лет ты пошел к монахам, кто заботился о тебе?

Он резко поднял голову, и на его лице появилась хитрая улыбка.

— Моя госпожа, пойдем, и я покажу и познакомлю тебя с этими людьми, чтобы ты могла приветствовать их, если на то будет твоя добрая воля.

Они снова ехали верхом на Ястребе, спускаясь в долину Вулфскара. Гринголет опять восседал на ее перчатке, а она другой рукой держалась за Рука. По мере их спуска в долину Меланту все больше охватывало чувство нереальности того, что окружало ее, к которому примешивался суеверный страх или, скорее, суеверное восхищение. Они вместе скитались, как ей казалось до сих пор, в самых диких и захолустных трущобах Англии. Но эта местность была, бесспорно, еще более удаленной от Бога и от людей. Она ощущала эту оторванность и затерянность мира все сильнее и сильнее с каждым новым шагом коня.

Дорога вниз была очень крутой и петляла среди мрачных деревьев, в раскачивающихся верхушках которых стонал ветер. Неожиданно Меланта вздрогнула и напряглась всем телом. Где-то в отдалении завыл волк. Вой не прекращался. И вскоре ей стало казаться, что это кричит женщина. Этот вой или крик не утихал ни на секунду, то поднимаясь до визга, то опускаясь на низкие ноты и постепенно усиливаясь по мере их спуска. Рук абсолютно не реагировал на него. Дорога в очередной раз круто повернула, и неожиданно вой превратился в рев: это ветер, проходя сквозь гряду «сланцевых зубьев», типа тех, что сегодня утром Меланте напомнили о драконе, создавали иллюзию воя живых существ.

— Боже, сохрани нас! — прошептала она.

Он опустил руку, прикрыв ее ладонь и сильно сжав ее. Это было сделано очень вовремя, потому что почти сразу же из-за очередного поворота на них глянуло огромное лицо, по размерам в три раза большее, чем Ястреб, и взиравшее на них яростными черными глазами. Меланта отпрянула и чуть не слетела с коня, удержавшись в основном благодаря помощи Рука. Из ее горла вырвался хрип. Но ни Рук, ни его конь опять не проявили никакого беспокойства. Они все так же уверенно двигались вниз, и вскоре то, что казалось лицом, превратилось в камень и ветви, нависшие над ними. Очередная иллюзия реальности.

Дорога стала менее покатой. Неожиданно со всех сторон их окружил туман, такой густой, что теперь были видны лишь ближайшие к ним кусты. Стволы деревьев неожиданно всплывали прямо перед ними и так же неожиданно исчезали сбоку и сзади. Конь опустил голову и продолжил свой путь так, словно вынюхивал дорогу, напоминая гончую, идущую по следу преследуемой дичи. Меланту охватила дрожь, и она поспешила спрятать Гринголета под свою накидку, защищая его от тумана, проникавшего, казалось, до самых костей. Завернувшись в мантию как можно плотнее, она сидела, почти ничего не видя, из-за чего у нее обострился слух. Ей показалось, что она какую-то странную музыку. Она сказала себе, что, по-видимому, это снова был ветер, но быстро поняла, что убедить в этом себя ей не удастся. В долетавших до нее звуках явно улавливалась мелодия, которая, странным образом, была очень знакома ей. Или казалась знакомой. Мелодия была приятной, грустной, очаровывающей. Ей показалось, что и конь ступает в такт этой мелодии. Рук опять ничего не сказал. Его голова мерно раскачивалась, как показалось Меланте, тоже в такт. Она подумала, что Рук заснул. Что, если его убаюкивают эти колдовские звуки?

Она ухватила его за плечо и с силой затрясла.

— Проснись! — прошипела она. — Бога ради, проснись!

— Что? — он вздрогнул, просыпаясь, и так резко поднял голову, откинув ее назад, что чуть не разбил ей нос.

Меланта вскрикнула, закрыв от боли глаза. Затем положила руку на лицо, пытаясь вытереть и проморгать выступившие слезы. Когда боль прошла, и она снова могла видеть, все было тихо. Лес молчал, и лишь в верхушках деревьев завывал ветер.

— Берегись! — прошептала она. — Ты не должен позволить себе заснуть. Иначе они погубят тебя!

Рук схватился за рукоятку своего меча.

— Кто хочет погубить меня? — спросил он удивленно.

Она снова затрясла его так сильно, что доспехи зазвенели.

— Эльфы, — произнесла она. — Если только они уже не околдовали тебя. Ты разве не слышишь мелодию?

Он, кажется, начал приходить в себя.

— Ты слышишь музыку? — Он расслабился и снял руку с рукоятки меча. — Какая мелодия?

— Не знаю. Сказочная музыка, мелодичная и протяжная.

Он хмыкнул и стал озираться. Затем, к ее отчаянию, неожиданно сам принялся насвистывать тот же мотив. Ястреб навострил уши и прибавил шагу.