Госпожа Печалей

Рука Махьяра сама приставила лезвие орручьего колуна к его шее. Один быстрый рывок — и грубый клинок вспорет ему вены. Покончит с болью и ужасом. Мертвые, входящие в нижние миры, не страдают…

— Чушь, — прошипел Махьяр, встряхнулся, сбрасывая отчаяние, пытавшееся сокрушить его, осознавая, что бушующие в его голове мысли ему не принадлежат. — Я видел твоих жертв, заточенных в стенах! — крикнул он, словно бросая вызов разбухающим теням. — Они определенно мертвы — и определенно не избавлены от страданий! — Резко поднявшись, он прижал ладонь к груди. — Мне не нужна золотая висюлька, чтобы нести веру Бога-Царя, и не нужен злобный дух, прячущийся во мраке, чтобы напомнить мне, что я должен искупить свои прошлые слабости!

Махьяр бросил взгляд на своих спутников. Сорайя, Венцеслав, Гаевик — все стояли на коленях, подавленные точно такой же психической атакой. Но они увидели его, и в глазах их затеплилась надежда. Надежда на него, воина-жреца.

— Человек сам может выбрать свою смерть, и выбор этот приносит ему порой больше чести, чем вся минувшая жизнь, — сказал Махьяр, развернулся и погрозил выщербленным клинком сгущающимся теням. — Итоги жизни не подведены, пока не сделан последний вздох.

Горький трескучий смех прошелестел в подземелье, и толпа призраков откатилась волной тьмы. Среди теней возникла фигура в белом, с лицом, скрытым длинной вуалью. Никто присутствовавший при гибели экспедиции Яхангира не мог бы забыть этого зрелища. Перед ними стояла мортарх Скорби. Леди Олиндер.

— Она может всего лишь убить нас, — прорычал сквозь стиснутые зубы Махьяр, заставляя себя смотреть на кошмарное видение. — О достоинствах наших душ судить Зигмару! О ценности наших жизней вынесет решение Бог-Царь!

Слова жреца были отважны. Вызывающи. Его спутников воодушевила храбрость Махьяра. Они тоже поднялись на ноги и приготовились встретить ночных охотников и их призрачную госпожу, как подобает воинам.

— Тебе придется сразиться с нами! — провозгласил Махьяр. — Мы не съежимся в ужасе. Не станем молить о пощаде. Мы готовы умереть, если такова воля Зигмара!

Махьяр чувствовал на себе испепеляющий взгляд прячущихся под вуалью глаз леди Олиндер. Мортарх медленно повела бледной рукой, поманив кого-то костлявым пальцем, и из тьмы выступило привидение. Фигура в саване, как две капли воды похожая на всех остальных призраков, по мере приближения к Госпоже Печалей обретала все большую индивидуальность. Саван рассеялся, обернувшись доспехами и мундиром, кости скелета обросли плотью, в пустых глазницах заблестели глаза. Прозрачная и зыбкая тень, вставшая рядом с леди Олиндер, не была больше безликим духом. То было эхо человека… человека, знакомого всем уцелевшим.

— Яхангир! — охнул Махьяр, чувствуя, как ледяные пальцы сжимают его сердце, гася последние угольки тлевшей в нем надежды.

Яхангир, герой Двойных городов, избранный советом великих и мудрых, чтобы избавить их всех от проклятия. Чемпион, храбро сражавшийся над Морем Слез, до последнего сопротивлявшийся легионам мертвецов. Вождь, погибший ради своего народа. Поднятый в смерти, он перестал быть чемпионом Зигмара, обернувшись одним из созданий леди Олиндер. Махьяр понимал, что это не уловка, не иллюзия, сплетенная Госпожой Печалей. Слишком большое удовольствие она получает, демонстрируя им, что их герой теперь — всего лишь очередной ее вечный раб.

— Ты видел достаточно, чтобы понимать, жрец. — Слова леди Олиндер резали воздух склепа, точно ледяные ножи. — Здесь воля Зигмара — ничто пред мощью Нагаша. Возможно, ты сделал неправильный выбор, решая, какому богу служить.

Пока мортарх говорила, тени поползли вперед, становясь чем ближе, тем отчетливее. Призрачное войско измученных душ, терзаемое лишь одним желанием — истязать живых.

И небрежным мановением руки леди Олиндер послала орду проклятых в атаку, разрешая им удовлетворить эту жажду.

Сорайя в ужасе смотрела на приближающийся к ним призрак Яхангира. За ним следовала мрачная процессия ночных охотников, скелетов, ухмыляющихся в безмолвной издевке. Сердце в груди обернулось свинцовой чушкой. Последние крохи надежды рассыпались в прах. Яхангир! Командир, с которым она столько лет прочесывала отдаленные районы Западного Предела, населенные призраками! Герой, который, как предсказывали на Бельвегродском маяке, должен был снять проклятие с Двойных городов! И вот он здесь — не чемпион, сражающийся против зла леди Олиндер, но один из ее неупокоенных рабов.

Меч оттягивал руку бесполезным грузом. К чему сейчас меч? Все воспоминания об испытаниях, выпавших на их долю с тех пор, как они покинули Двойные города, отдавали теперь жестокой насмешкой. Что толку было сопротивляться неизбежному? Сделать ничего уже нельзя. Они проиграли в тот самый момент, когда леди Олиндер атаковала их на мосту через Море Слез.

Меч Сорайи ткнулся острием в пол. Сражаться бессмысленно. Лучше принять неминуемое.

Яркая вспышка озарила склеп, нефритовый свет резанул по глазам Сорайи. Пальцы инстинктивно сжали эфес меча, не давая оружию выскользнуть из руки. Процессия призраков отпрянула от слепящего сияния. Шедшие впереди превратились в пылающие лохмотья, зеленый огонь жадно пожирал эктоплазму.

— Это за Кветку! — взревел Гаевик. Глаза чародея, шагнувшего навстречу орде, горели. Он вскинул руки; с кончиков пальцев срывались все новые и новые языки пламени. Оно испепеляло фигуры в саванах, неупокоенные, пронзенные эфирными копьями, корчились и мучительно завывали. Валили клубы дыма. — Ты заплатишь за все, что сделала! — крикнул Гаевик леди Олиндер. В его голосе не было ни горя, ни отчаяния — одна лишь необузданная ярость. Ярость того, кто потерял все — и стоит перед тем, кто виновен в этом. Нефритовый свет, зловещее наследие контакта с духами зеленого народца, сделался еще заметнее, окрашивая магию отголосками Страстоцвета. Шары испепеляющего пламени срывались с рук чародея, нещадно уничтожая надвигающихся призраков, но главной его целью была мортарх. Миг — и огненное копье полетело в нее, пронзая оказавшихся на пути духов. Магическое копье взорвалось, ударившись о невидимую защитную оболочку врага, но сила атаки была такова, что толчок отбросил мортарха назад, нанеся ущерб иллюзии неуязвимости.

— Ты поползешь к своему гнусному хозяину!

Чародей двинулся к пошатывающейся леди Олиндер, испаряя всех, кто попадался ему под руку.

Сорайя раскаялась в своих недавних подозрениях. Гаевик пытался вырвать, выцарапать победу, в одиночку бросая вызов ужасающей Госпоже Печалей. Но, объятый гневом, он забыл о собственной защите.

— Вернись! — крикнула заклинателю Сорайя, бросилась за ним, но было уже слишком поздно. Погибель дотянулась до жаждущего мести чародея.

Погибель, пришедшая откуда не ждали. Призрачное копье вонзилось в спину Гаевика — и вышло из груди. Чародей закричал. Кожа его осыпалась хлопьями пыли, волосы опускались на пол нитями паутины. Насаженное на копье тело стремительно усыхало, кости рвали истончившуюся, стремительно усыхающую кожу. Нефритовое сияние потухло, задушенное чарами. Погасла и последняя искра жизни в глазах. Чародей рухнул на пол — только затрещали, ломаясь, хрупкие кости.

Убийца заклинателя торжествовала. Дымящиеся клочья черной перчатки слетели с поднятой руки Оракула под Вуалью.

— Ведьма! Предатель! — взвыла Сорайя и рванулась к провидице… Поздно. Черная вуаль и черное платье испарились, явив всем призрачно-белую фигуру, вероломную и ликующую. Леди Олиндер.

— Смещение, — охнул Махьяр. Он тоже бросился к предательнице, но запнулся, осознав масштабы измены.

У Сорайи кружилась голова. С того момента, как они вошли в цитадель, они путешествовали с врагом, чья магия была настолько сильна, что позволяла хозяйке находиться в двух местах одновременно.