Госпожа президент
Шрифт:
— Ну… Какие у меня планы на вечер. Соблюдал ли я уговор. В смысле не пил и все такое. Потом сказал, что самое позднее в одиннадцать я должен быть дома. Это, мол, окупится. По-крупному. Вот я и…
Герхард пожал плечами, и Ингвар готов был побиться об заклад, что он покраснел.
— Я выпил с корешами пару кружек пивка, посмотрел игру и двинул домой. Сыграли вничью, ноль-ноль, так что и праздновать было нечего. Еще до одиннадцати я вернулся домой. И…
Парень явно здорово нервничал. Почесал плечо под свитером, заерзал на стуле. Правая ляжка отчаянно тряслась, глаза моргали.
— Потом он позвонил
— И что сказал?
— Да я уж миллион раз говорил! Сколько ж можно?
— Об этом ты рассказывал всего дважды. И я хочу послушать в третий раз. Так что он сказал?
— Что через несколько часов я должен подойти к башне с часами на Центральном вокзале. В четыре утра. Там мне надо дождаться какого-то хмыря с бабой, потом мы все трое сядем в машину и поедем. В бардачке будет маршрут. И половина денег. Снип-снап-снурре, сказке конец.
— Пока нет, — сказал Ингвар. — Тебе не кажется, что задание было странноватое?
— Не-а.
— Тебе велят покататься по Южной Норвегии с двумя незнакомыми пассажирами, помозолить глаза персоналу на автозаправках, но прятать физиономию от камер наблюдения. Ничего не делать, ничего не красть, просто мотаться по округе. Потом оставить машину в роще возле Лиллехаммера, поездом вернуться в Осло и все забыть. По-твоему, это в порядке вещей.
— Угу.
— Не угукай, Герхард. Напряги мозги. Ты знал кого-нибудь из своих спутников? Женщину и второго парня?
— Нет.
— Они норвежцы?
— Понятия не имею.
— Так-так, понятия не имеешь.
— Да! Мы не разговаривали.
— Целых четыре часа?
— Нет! То есть да! Молчали всю дорогу.
— Не верю. Быть такого не может.
Герхард наклонился над столом:
— Клянусь! Я было сказал пару слов, но малый этот только пальцем ткнул в бардачок. Я открыл, а там лежала записка с маршрутом, как говорил тот хмырь по телефону. Куда ехать и все такое. Еще там стояло, что нам нельзя болтать друг с другом. Да пожалуйста, подумал я. Черт подери, Стубё, я же обещал рассказать все как есть! Ты должен поверить!
Ингвар скрестил руки на груди, облизал губы. Пристально глядя на задержанного.
— Где сейчас эта записка?
— В машине лежит.
— А машина где?
— Я же миллион раз повторил: в Лиллехаммере, возле трамплина, где проходит…
— Нет ее там. Мы проверили. — Ингвар кивнул на депешу, которую десять минут назад доставил один из полицейских.
Герхард безучастно пожал плечами:
— Кто-то ее прибрал, не иначе.
— Сколько ты получил за это?
Ингвар извлек из кармана рубашки гильзу с сигарой и медленно катал ее в ладонях. Герхард молчал.
— Сколько ты получил? — повторил Ингвар.
— Да какая разница-то? — уныло буркнул Герхард. — Денег у меня все равно уже нету.
— Сколько? — не отставал Ингвар.
Герхард упорно пялился на стол, не делая поползновений отвечать. Ингвар встал, отошел к окну. На улице потихоньку смеркалось. А стекла грязные. Подоконник пыльный. Усыпанный дохлыми насекомыми, точно перчинками.
На площади между полицейским управлением и тюрьмой успел вырасти импровизированный поселок. Несколько зарубежных телекомпаний загнали свои спецавтобусы прямо на газоны, Ингвар насчитал восемь больших палаток и шестнадцать разных логотипов СМИ,
потом бросил, сбился со счета. Помахал рукой, будто заметил добрых знакомых. Улыбнулся, кивнул. И, все еще с широкой улыбкой на лице, отошел от окна к задержанному, наклонился. Придвинулся к самому его уху — Герхард аж вздрогнул.Ингвар заговорил, быстро, свистящим шепотом.
— Это совершенно выходит за рамки… — Адвокат Рёнбек даже привстал.
— Сто тысяч долларов, — буквально выкрикнул Герхард. — Я получил сто тысяч долларов!
Ингвар хлопнул его по плечу.
— Сто тысяч долларов, — с расстановкой повторил он. — Н-да, не тем я занимаюсь, это ясно.
— Пятьдесят тысяч лежали в бардачке, столько же мне передал в конверте второй хмырь, когда мы все закончили. Ну тот, который в машине со мной ездил.
Даже адвокат едва сумел скрыть изумление. Плюхнулся на стул и нервно потер щеки. Словно безуспешно старался придумать разумную реплику. В конце концов слазил в карман, достал пастилку и сунул ее в рот, будто успокоительную пилюлю.
— И где же теперь эти деньги? — спросил Ингвар. Рука его тяжело давила на плечо Герхарда.
— В Швеции.
— В Швеции. Та-ак. Где в Швеции?
— Не знаю. Я их отдал одному мужику, которому задолжал.
— Стало быть, ты задолжал сто тысяч долларов, — нарочито медленно подытожил Ингвар, все крепче сжимая плечо задержанного. — И уже успел отдать их кредитору. Когда это произошло?
— Сегодня утром. Он заявился ко мне домой. Ни свет ни заря. А с этими, с гётеборгскими то есть, не забалуешь…
— Погоди-ка, — сказал Ингвар, неожиданно махнув рукой. — Стоп! Ты прав, Герхард.
Задержанный оторопело уставился на него. Он весь как-то съежился и явно здорово устал. От нервозности его трясло мелкой дрожью, на глаза навернулись слезы.
— В чем это я прав? — спросил он тонким, срывающимся голосом.
— Что тебе лучше остаться здесь, у нас. Не мешает кое в чем покопаться. Но займется этим кто-нибудь другой. Тебе надо отдохнуть, да и мне тоже.
На часах было без четвери девять.
Ингвар собрал свои записи, сунул их под мышку. Гильза с сигарой упала на пол. Он взглянул на нее, помедлил и не стал поднимать. Герхард Скрёдер неуклюже встал и под присмотром конвоира послушно двинул в подвальную камеру.
— Кто же платит за такую работу сто тысяч долларов? — тихо спросил адвокат Рёнбек, собирая свои вещи. Он словно говорил сам с собой.
— Тот, у кого денег куры не клюют и кто желает стопроцентной уверенности, что работа будет выполнена, — ответил Ингвар. — Тот, чьи капиталы настолько велики, что цены его совершенно не интересуют.
— Кошмар! — Рёнбек поджал губы, так что рот стал похож на прорезь копилки.
Ингвар Стубё не отозвался. Достал мобильник, проверил, нет ли пропущенных звонков. Увы, никто не звонил.
26
— Кто позвонит в полицию — ты или я? — прошептала Ингер Юханна Вик, порываясь достать мобильник.
— Звонить мы не будем, — тихо ответила Ханна Вильхельмсен. — Пока не будем.
Американский президент сидела на ярко-красном диване, со стаканом воды в руке. Запах экскрементов, мочи и холодного пота был так силен, что Марри без долгих церемоний настежь распахнула окно.