Госпожа Смерть

Его голос стал хриплым и напряженным.

— Однажды утром мы с Иэном встали рано, потому что знали, что прошел отлив. Мы отправились в нашу особую бухту, спускаясь вниз по песчаным утесам, ища твердую опору, насколько были способны мальчишки. С собой взяли пустые мешки, привязанные к поясам, так как знали, что принесем домой хороший улов моллюсков и крабов к ужину. В основном мы наслаждались компанией друг друга, не сильно стремясь возвращаться домой… где не было спокойно. — Он сказал это мрачным голосом.

— Ты всегда описывал свой остров как идиллически превосходный, но скучный, — напомнила ему Никки.

Юноша обратил к ней свои печальные, пустые глаза.

— Ничто не бывает безупречно, колдунья. Разве не ты говорила мне об этом? — Бэннон покачал головой и уставился на дотлевающий корабль Норукай.

— В тот день наше с Иэном внимание занимали лужи после отлива. Мы выискивали крабов-отшельников, удирающих среди морских анемонов, и маленьких рыбок, которые оказались в ловушке до следующего прилива. Вот так и не заметили лодку работорговцев, обходящую мыс. Шесть норукайцев заметили нас, погребли к берегу и спешно высадились. Прежде чем мы с Иэном это заметили, нас уже окружили. То были крепкие, мускулистые мужчины с бритыми головами и с этими ужасными шрамами зашитых ртов. При них были сети, веревки и дубинки. Они — охотники… а мы просто добыча. — Бэннон моргнул. — Это мне напомнило группы охотников из моей деревни, которые шли по травянистым пастбищам и по мысам с сетями и стучали по горшкам, чтобы загнать и окружить коз для зимнего убоя. Норукай вели себя также. Они пришли за мной и Иэном. Мы закричали и побежали, Иэн опережал меня. Я подбежал к подножию утесов и стал взбираться, прежде чем первые двое работорговцев смогли меня догнать. Я был вне их досягаемости, но моя нога соскользнула, и я упал. Мужчины схватили меня, раскачали и бросили на каменистый пляж, выбив воздух из моих легких, так, что я не мог издать ни звука. Иэн что-то кричал на половине пути от пляжа. Он почти убежал. — Бэннон шмыгнул носом. — Он мог бы уйти. Я отбивался, но их было двое, а норукайцы очень сильны. Они пытались связать мне руки. Другой работорговец схватил меня за ноги. Я не мог вырваться, даже не мог кричать, а когда я перевел дыхание, мой голос охрип. Я брыкался и пинался. Когда они обматывали веревку по моим запястьям, я услышал громкий крик: Иэн вернулся, крича на работорговцев. Те бросили на него сеть, но промахнулись, Иэн увернулся и подбежал ко мне. В борьбе он схватил одну из норукайских дубинок и ринулся через каменистый пляж, прыгая через лужи. Мой друг вернулся, чтобы спасти меня. Иэн замахнулся дубинкой. Я услышал треск черепа одного из тех, кто пытался меня связать. Кровь хлынула у него из глаз и носа. Ворча, другой мужчина вцепился в Иэна, но мой друг врезал тому по зубам, превратив его губы в месиво. Иэн кричал, чтобы я бежал, и я сорвал с себя путы, вскочил на ноги и понесся к утесу из песчаника. Я бежал, как никогда раньше. Скинув веревки с запястий, я стал взбираться, спасая свою драгоценную жизнь. Иэн что-то кричал, но я не оборачивался. Я не мог! Я нашел первую твердую опору и поднялся выше. Мои пальцы кровоточили, ногти сорвались. — Бэннон тяжело дышал, рассказывая эту историю. На лбу юноши заблестел пот. — Я взбирался выше и выше, а затем обернулся и увидел работорговцев, окруживших моего друга. Двое из них снова бросили сеть. Мужчины, у которых он сумел отнять дубинки, теперь били его кулаками. Они столпились вокруг него и не давали вырваться. Иэн кричал.

Голос Бэннона превратился во всхлипывания.

— Иэн вернулся, чтобы спасти меня. Он рисковал своей жизнью, чтобы остановить тех людей, пытавшихся меня связать. Он сделал это, чтобы я мог убежать! Но когда норукайцы схватили его, я замер и мог только наблюдать, как его, запутавшегося в сети, били ногами, снова и снова. Когда Иэн кричал от боли, те лишь смеялись. Я видел кровь, текшую из раны на его лице — и не предпринимал никаких действий. Мужчины связали его запястья и лодыжки веревкой, а я просто смотрел. В этой сети должен был оказаться я. Мой друг помог мне, а я просто наблюдал!

Бэннон ослабил хватку и позволил Крепкому упасть с грохотом на землю. Он, словно прячась, прижал ладони к глазам.

— Я был на полпути вверх по утесу, когда работорговцы снова двинулись ко мне, и меня охватила паника. Взобравшись наверх, я снова посмотрел на пляж. Норукайцы тащили моего друга к баркасу. Он все еще боролся, но я знал, что потерял его. Потерял! Я поймал последний взгляд Иэна, полный отчаяния. Иэн знал, что он никогда не сможет сбежать… и он знал, что я не вернусь, чтобы спасти его. Даже на таком большом расстоянии его глаза встретились с моими. Я бросил его. Мне хотелось кричать, что мне жаль, хотел пообещать, что приду за ним, но голос пропал. Я задыхался. — Он отвернулся. — Это все равно было бы ложью. Иэн уставился на меня с потрясением и в смятении, как будто не мог поверить, что я его предал. Я заметил ненависть в этих глазах, перед тем, как работорговцы бросили моего друга в лодку. И я просто побежал.

Бэннон тряс головой, всхлипывая.

— Я покинул своего друга. Я ему не помог. Он вернулся, чтобы спасти меня, а я… я просто спасал себя, убегая. — Голос парня напрягся, и он снова всхлипнул. — Милостивая Мать моря, он боролся за мое спасение, а я его бросил.

Молодой человек взглянул на кровь на рубашке, на порезы на руках. Он коснулся глубокой раны на шее и вздрогнул от удивления, явно не помня, как ее получил. Слезы в его глазах не могли смыть жалящие, болезненные воспоминания.

— Вот почему я так яростно сражался с работорговцами здесь, в Ренда-Бэй, и почему я так сильно их ненавижу. Я оказался трусом, когда норукайцы забрали Иэна. Тогда я не сражался, но теперь у меня есть меч, и я буду биться до последнего вздоха. — Он поднял Крепкий с земли и осмотрел, довольный тем, что лезвие все еще выглядело острым. — Я не могу спасти Иэна, и больше никогда его не увижу… но я буду убивать работорговцев всякий раз, когда они мне попадутся.

Глава 26

Целый день разгребая завалы скорбящие жители Ренда-Бэй порядком измотались. Со смертью Холдена, человек по имени Тэддиус взял на себя должность городского главы. Тэддиус был мускулистым рыбаком с квадратным лицом, с длинной, вьющейся бородой. Жители городка его любили, но мужчина, казалось, находился совершенно не в своей стихии.

Никки весь день наблюдала за людьми. Она ненавидела рабство, и в том была ее миссия — прекратить тиранию и угнетение во имя лорда Рала, а также для успокоения своей собственной души. В некотором смысле, именно так она могла помочь спасти мир для Ричарда, но сомневалась, что это является тем пророчеством, что ведьма имела в виду.

Натан и Бэннон смыли грязь с рук и лиц, но их волосы все еще оставались спутанными, а одежда испачкана давно засохшей кровью.

Собравшись, жители устроили торжественную процессию к кладбищу на склоне холма, вытянувшись в ряд с мулами и лохматыми волами, запряженными в телеги для перевозки мертвых. Народ, утомленный, удрученный и убитый горем, разошелся, чтобы отметить места захоронения для тридцати девяти жителей, погибших в битве. Горожане несли кирки и лопаты, но казалось, что их страшила эта задача: копать все эти могилы.

— Мы также должны установить двадцать два деревянных столба, — сказал Тэддиус дрожащим голосом, — чтобы помнить хороших людей, взятых в плен захватчиками.

— Выбейте имена в камне, и сделайте деревянные вехи, — сказала Никки. — Я использую свой дар и помогу вам с другой работой. — Она выпустила поток магии, убрав в сторону дерн и грунт на склоне холма, выкопав ровную могилу. Это было несложно, и колдунья продолжила процесс, сделав похожую могилу рядом с первой, а затем третью. Ей предстояло вырыть их еще много.

Люди наблюдали. Они слишком устали, чтобы удивляться и были слишком напуганы, чтобы выразить свою признательность. Закончив тридцать девятую могилу, Никки отошла в сторону, чувствуя усталость.

— Я искренне надеюсь, что вам их не понадобится больше в ближайшем будущем.

С небольшой церемонией и обещанием, что оплачут их позже, люди Ренда-Бэй похоронили своих мертвецов. Мужчины и женщины произносили вслух имена, вынимая каждое тело из телеги и опуская в могилу — и фермеров, и плотника, и веселого пивовара, двоих маленьких мальчиков, погибших при пожаре в доме, в котором они нашли убежище, и городского главу Холдена, который отказался от своей морской жизни, чтобы возглавить Ренда-Бэй.

Портниха Дженн произнесла имя своего мужа и зарыдала, склонив голову над могилой, когда тело Филиппа было спущено вниз и засыпано землей.

— Он просто хотел строить лодки, — сказала она. — После того случая с рыболовным крюком мой муж предпочел остаться на суше. Он думал, что так будет безопаснее. — Ее плечи вздрогнули. — Безопаснее…

Натан стоял рядом с маленькой женщиной, его взгляд помрачнел, и он опустил голову. Неловко, швея протянула ему свернутое серое одеяние. — Это еще одна рубашка Филиппа, Натан. Ты сражался с нами, ты спас меня, и… — Голос ее сорвался, когда она всхлипнула. Женщина шмыгнула носом, ее губы задрожали. — Твоя новая рубашка испортилась. Филипп хотел бы, чтобы ты принял эту.