Гость Иова

— Вы хотите, чтобы я торговал брошюрами, дядюшка Анибал? — Он окидывает старика взглядом с головы до ног и скрежещет зубами. — Но дьявол вас побери, разве вы забыли, что я не умею читать?

И злобно, с ненавистью смеется.

Старый Анибал, сидя под буком, слушает его молча. Он мог бы ответить, если бы захотел; он мог бы сказать товарищу, как говорил себе, размышляя о его будущем, что неграмотность здесь ни при чем, что кто-нибудь будет отбирать ему товар, журналы и брошюры. «Вероятно, я должен успокоить его», — решает Анибал.

Но Портела уже направился к остановке автобуса.

«Он уже лучше передвигается», — отмечает старик, видя, как решительно ковыляет Портела. И хватается за эту мысль: «Конечно, гораздо лучше. А тебе, Анибал, следует отдать должное этому парню».

XXX

«Надо отдать должное этому парню», — станет повторять отныне Анибал, восхищенный мужеством друга.

Он видел, как энергично орудовал Жоан костылем, к которому еще не успел привыкнуть; видел его в автобусе, тихим и присмиревшим; видел его теперь, готового прошагать до Симадаса по неровной, изрытой ухабами дороге еще не одну лигу.

— Торопитесь, дядюшка Анибал. В темноте мне еще трудней будет идти по этим колдобинам.

После того как они слезли на перекрестке, пришлось пробираться среди камней и зарослей ежевики, поэтому они брели медленно, не теряя надежды встретить какой-нибудь попутный транспорт.

— Не мешкайте, сеньор Анибал, идите быстрее. Если мы не станем прохлаждаться, то окажемся в Симадасе засветло, сами не заметим, как доберемся.

— Тоже правда, — соглашается старик, чуть поотстав, но все-таки не перестает оглядываться. — Я смотрю, не покажется ли на дороге подвода.

Жоан Портела негодует: мечты, опять мечты, старик, по обыкновению, строит воздушные замки — и устремляется вперед еще более энергично. Он так усердно работает костылем, что кровь выступает из-под ногтей, надоедливая болтовня спутника бесит его, от всех этих историй и посулов Портела еще острее чувствует себя обойденным, обманутым. Он хотел бы остаться один, но, разумеется, и думать об этом нечего. Время от времени Портела оборачивается, опираясь на костыль.

— Поторапливайтесь же, сеньор Анибал. Таким черепашьим шагом мы приплетемся в Симадас затемно.

— Тем лучше, — бормочет про себя старик, однако не высказывает вслух своих мыслей. Единственное, чего он хочет, — это оказаться дома, избежав встречи с любопытными соседями; потом предложить товарищу кров и на другое утро обсудить с ним наедине перспективы на будущее. В ящике стола у него хранятся по крайней мере две подходящие брошюры (кроме «Истории мавров» и полдюжины разрозненных выпусков «Истинной трагедии графов де Тавора, окончившейся жестокой смертью, уготованной им королем»). Сам того не замечая, он опять отстает: «Эти книжки не годятся, надо купить другие, поновей. Ну… а «Приключения Жана де Кале»? Куда я мог задевать «Жана де Кале» и «Трех горбунов из Сетубала»?»

— Где вы там, дядюшка Анибал?

Черт побери, парень ворчит. Надо отложить пока разговор о брошюрах и скорей догонять его. Пока что в их распоряжении «История мавров» и «Графы де Тавора». Начало совсем неплохое. Он покажет книги Портеле и объяснит ему, как вести торговлю, как жить дальше. После они займутся «Жаном де Кале» и забавными приключениями горбунов. Всему свой черед, и побеждает тот, кто умеет ждать. «Надеюсь, завтра волдыри и ссадины у парня пройдут. Во всяком случае, мне кажется, он к этому делу расположен и, если я не ошибаюсь, вполне сможет торговать книгами на ярмарках. И мужества ему не занимать. Что правда, то правда».

— Дядюшка Анибал! — вновь окликает его Портела. — Пошевеливайтесь, сейчас мы войдем в Муртал.

Инвалид опять подгоняет здорового. Анибал ускоряет шаг и лишь тогда замечает, насколько отстал от Портелы, пока мысленно блуждал по иным дорогам, по воскресным ярмаркам и тавернам, готовя во искупление скромное ремесло для искалеченного крестьянина. Незаметно подкравшийся сумрак уже обволакивает их, когда Муртал с его нагромождением безмолвных стен на вершине холма остается позади.

— Поспешите же, сеньор Анибал!

Если попадешь в Муртал после захода солнца, дорога на Симадас кажется похожей на пересохшее русло ручья, на брешь в густом кустарнике. Пройдя по ней и свернув затем на тропинку, что ведет к постройкам усадьбы, можно через четверть часа оказаться в светлой каштановой роще. Там путника подстерегает огромная сторожевая собака, немецкая овчарка смешанных кровей; днем она спит, а по ночам караулит.

Наши путешественники отлично знают эти места и потому приготовились к встрече с собакой. Старик заслонил собою товарища и, услышав, что чудовище, прячась за кустами, неслышно приближается к ним, бросился с ремнем ему наперерез и запустил наугад камнем. Анибал промахнулся, однако пес, поняв, что его обнаружили, отступил так же тихо и осторожно, как появился. Отойдя на безопасное расстояние, овчарка села на задние лапы и, поскольку ей не причинили никакого вреда, принялась лизать шерсть и ловить блох. Потом, вспомнив о нанесенном ей оскорблении, протяжно завыла.

— Вот сукина дочь! — По вою Анибал догадался, что собака далеко и что она сильно раздосадована. — Давай, давай жалуйся, очень тебе это поможет.

Жоан Портела и рта не раскрыл. Оцепенев от страха, он вцепился обеими руками в костыль. Старик опять встал рядом с ним, настороженно прислушиваясь. «Неужели собака снова подкрадется?» — с тревогой думал калека.

К счастью, этого не случилось, хотя выла обиженная собака все громче. Внезапно послышался звон бубенцов, и в полутьме на дороге возникла маленькая легкая повозка, запряженная двумя сытыми мулами.

Анибал выскочил на середину дороги и растопырил руки, чтобы остановить повозку.

— Бог в помощь, дружище. Не найдется ли у вас местечка для больного?

Возница, откинувшись назад и натянув поводья, остановил мулов. Как и все, кто привык ездить на большие расстояния, он правил, почти касаясь коленями животных.

— Куда вам надо?

— В Симадас. Однако любое место поблизости нас тоже устроит.

— Гм-м-м, — протянул возчик. Анибал ожидает его решения и напряженно улыбается. Мулы трутся мордами друг о друга, тряся повозку и бубенчики на дуге. — Ладно, тащи своего больного.

Старику не нужно повторять дважды. В мгновение ока он подхватывает приятеля, сажает его в повозку, прислонив к деревянному борту, а сам пристраивается сзади, свесив ноги.

— Эй, Каррисо, трогай, голубчик!

— Чудесные мулы, — восторгается Анибал, глядя на бегущую под колесами ленту дороги. — Возможно, в других местах лучше ездить на лошадях. Но для наших ухабов нет ничего надежней мулов. Вот и цыгане только на них ездят.

Звон бубенцов и размеренная рысца мулов укачивают его. Никогда еще Анибала не сопровождала в пути столь незатейливая, чуть монотонная мелодия. «И все же в ней есть какое-то особое очарование: бубенцы все поют одно и то же, но прислушайся повнимательнее, и ты услышишь в этой песне все, что пожелаешь. Надо лишь прислушаться и напрячь немного память, вспомнить свои любимые песни», — заключает старик.