Гость из тех времён

— Хочешь, покажу кое-что? — вдруг спросил Лён.

— Хочу, — не задумываясь, ответила Алина.

Лён отодвинул кружку, почему-то вздохнул, словно не хотел расставаться с вареньем. Внес табуретку в коридор. Алина заинтересованно пошла за ним.

Привычным движением Лён поставил табуретку к стене. Потянулся к антресоли, чем-то зашуршал…

— Держи!

Алина приняла какую-то очень пыльную штуку, потом большую коробку.

— Что это?

— Фильмоскоп, — Лён спрыгнул на пол и отряхнул ладони. — Есть тряпка? А то пыль загореться может.

Только сейчас Алина увидела, что у странной штуки сзади шнур с вилкой, чтобы в розетку включать. Значит, она электрическая.

Алина принесла тряпку, Лён ловко протер длинный нос агрегата. Стало видно, что в этом носу — объектив, как у папиной «зеркалки».

— Фильмоскоп? — слово казалось знакомым. — Фильмы показывает?

— Почти, — Лён задумчиво смотрел в коробочку с маленькими баночками. — Сейчас увидишь.

В комнате Лён привычно воткнул вилку в розетку. В фильмоскопе загорелась лампочка. Лён достал из баночки рулончик пленки и вставил в загогулину, похожую на знак вопроса. Воткнул загогулину в фильмоскоп, а коробку перевернул. Её дно оказалось обклеено белой бумагой.

Лён подвинул фильмоскоп, на бумаге появилась прямоугольная картинка.

— Свет гаси.

Алина щелкнула выключателем и села рядом с Лёном.

— Ух ты, это как кино, да?

— Почти.

На экране появилась надпись: «Желтый аист». Лен протянул пленку, и появился первый кадр. Черно-белый и неподвижный.

— А что, мультика не будет? — удивилась Алина.

— Не будет, — хмыкнул Лён. — Читай, а я крутить буду.

Алина прочитала историю о том, как жадный китайский богатей хотел, чтобы волшебный аист танцевал ему одному. В медленном движении пленки, в запахе теплой пыли, в дыхании Лёна ощущалось что-то таинственное. Казалось, всё происходит в другом времени — древнем, вязком, как в старом фильме. Алина даже забыла, что поссорилась с мамой — так странно проходил вечер. Они посмотрели ещё несколько диафильмов. А потом Лён сказал:

— В другой раз ещё посмотрим, мне пора.

— Почему? — огорчилась Алина.

— Твои родители домой идут. Они не должны про меня знать. И спрячь фильмоскоп, а то будет много вопросов.

Алина не стала спорить, только вздохнула. Сунула прибор и коробку под диван, проводила Лёна до зеркала. Он подмигнул на прощанье и нырнул в темное стекло. И сразу же в замке заскрежетал ключ.

Папа и мама пришли вместе, хоть и немного сердитые. Алина вздохнула с облегчением. Мама спросила:

— А что тут тряпка пыльная валяется?

— Сейчас уберу, — ругая себя за расхлябанность, быстро отозвалась Алина. Она сразу поняла, о каких вопросах предупреждал Лён. «Это я брала, чтобы протереть фильмоскоп. — А как ты узнала, что у нас есть фильмоскоп? — А мне Лён сказал, мальчик из зеркала». Тут-то скорую и вызовут.

Но родителям, похоже, было не до того, где Алина нашла столько пыли. Мама привычно распорядилась:

— Прополощи как следует и на трубу повесь.

— Да, хорошо…

Из кухни мама спросила:

— Ты что, чай сразу из двух кружек пила?

Алина чуть себе кулаком по голове не треснула. Вот тетеря! Нельзя быть такой бестолковой!

К счастью, мамин вопрос не подразумевал ответа. Алина аккуратно развесила тряпку и ушла готовиться к завтрашнему дню. Чтобы приехать к первому уроку на другой конец города, вставать приходилось очень рано.

* * *

С тех пор Алина дома не скучала. Мамин отпуск кончился, и Лён выходил из зеркала каждый день. Они смотрели диафильмы и разговаривали обо всём на свете. Однажды Алина пожаловалась на мальчишек. Тех самых, что приставали в сквере. Больше они не сталкивались, но парни явно живут где-то рядом.

Лён почесал ухо и сказал:

— Надо дать им отпор.

— А что я сделаю? Они же мальчишки, а я девочка!

— Ну и что?

Алина покосилась на друга. Лён не издевался! Он действительно не понимал!

— У тебя две руки, две ноги, одна голова, как и у них, — серьезно сказал Лён. — У тебя тоже есть кулаки. Пусти их в ход.

— Это неправильно, — неуверенно ответила Алина. — Девочки не должны драться.

— Кто сказал?

— Мама…

— А маме кто сказал?

Алина задумалась. Маме, наверное, её мама. Хотя от бабуси слов «ты же девочка» Алина никогда не слышала. Может, в книгах написано? Но в каких? Вон на кровати лежит — тоже ведь книжка. Любимая. Зачитанная до выпадения листов. Пеппи Длинный чулок дралась с кем хотела. И вообще была очень сильной, лошадь могла поднять. И при этом она девочка.

Но дело же не только в том, что мама не разрешает, а…

— Страшно. А вдруг он меня побьёт? Или они все на меня навалятся.

— Наверняка побьет, — кивнул Лён. — Но после этого больше не будет лезть. Если, конечно, не струсишь.

— Но почему? — простонала Алина. — Почему он просто не может отвалить от меня?

— Не могу объяснить, — улыбнулся Лён, и на щеках у него появились ямочки. Как у Алины. — Пацаны так устроены. Просто верь мне. А если ты их будешь бояться, они к тебе всю жизнь будут лезть.

— Ладно, — вздохнула Алина, про себя подумав: «Надеюсь, мне это не понадобится». Лён, кажется, уловил эту мысль и еле заметно улыбнулся.

В другой раз Лён сказал:

— Хочешь, еще одну штуку покажу?

— Конечно, хочу.

Они вышли на балкон, Лён отодвинул коробки с каким-то старьём. Присел рядом с непонятным ящиком размером с большой телевизор. Спереди на две трети ящик обтянут серым материалом. В нижней трети на черном фоне белой краской написаны названия городов: Париж, Лондон, Прага, Рио-де-Жанейро… И много-много других. Внизу желтеют большие квадратные кнопки, похожие на зубы огромного людоеда. По краям — две круглые ручки, под ними — два утопленных в подставку колесика. Всё это в тяжелом даже на вид деревянном ящике.

— Нужно электричество.

Алина притащила удлинитель, с помощью которого папа недавно сверлил стену. Лён воткнул в него старую круглую вилку, покрутил правое колёсико. Сначала до щелчка, потом еще чуть-чуть.

— И что будет? — полюбопытствовала Алина.

— Подожди. Сейчас прогреется…

Ящик тихонько зашуршал. Потом раздались негромкие голоса, свист и хрипы. Лён аккуратно подкрутил одну из ручек. Заиграла музыка. Алина почему-то вдруг вспомнила, как они с мамой летом ездили в Крым. И вечером, когда опускалась темнота, в траве оглушительно свиристели цикады. А воздух теплыми мохнатыми лапами гладил уставшие за день ноги…