Государь

– Хорошо! – провозгласил Амемун, и хозяин шатра, главарь племени южных четтов, у которого он оказался в гостях, оценивающе улыбнулся.

– Как наш уважаемый гость, ты по традиции должен отведать лучшее блюдо пира.

– Оно было весьма вкусным, – не моргнув глазом, соврал Амемун. «Молю тебя, Владыка Горы, удержи мой выворачивающийся желудок».

– Обычно его ем я как предводитель, – сказал хозяин шатра, но его тон придавал другое значение словам.

Тут уж пришла очередь Амемуна оценивающе улыбаться; теперь он стоял на более твердой почве. После долгих ужасающих недель на раскаленных безводных равнинах, покрывающих южную часть континента Тиир, он наконец нашел дорогу к этому человеку. По слухам, ходившим среди пастухов, живущих в приграничных землях между Аманом и пустыней, он был одним из самых великих вождей южных четтов. Его звали Декелон, и выглядел он так, будто ему не меньше ста лет: лысая голова, кожа цвета глины, запекшейся на солнце, слезящиеся карие глаза.

– Твое гостеприимство будет вознаграждено, – произнес Амемун.

– Так обычно и бывает, – сказал Декелон. Он жестом подозвал к себе сына и что-то прошептал ему на ухо. Сын кивнул и вышел из шатра, забрав с собой остальных отцовских родственников и домочадцев. – А теперь мы сможем поговорить. Ты проделал большой путь, чтобы встретиться со мной.

– Разве это столь странно? Твоя слава самого сильного и мудрого из всех южных четтов известна даже в Пилле.

– Есть две вещи, которые тебе следует знать, Амемун из Амана, – сказал Декелон, перейдя с напевного тона, каким приветствовал его при встрече, на более ровный и холодный. – Первое: когда мы с тобой наедине, лесть ни к чему; она не поможет твоему делу, каким бы оно у тебя ни было.

– Э… Ну, а второе?

– Мы не называем себя южными четтами, как будто мы всего лишь ветвь на большом и благородном древе.

– Понимаю. Каким именем мне следует называть твой народ?

– Мы называем себя саранахами.

– Саранахи? Мне незнакомо это слово.

– Оно из древнего языка и означает птицу, которая парит над океанами, редко касаясь земли, – объяснил Декелон. – Так же и мой народ лишь самую малость касается здешней земли. Мы живем в земле древней и бедной, и поэтому защищаем ее, удобряем как можем, собираем всевозможные ее дары, разводим коз и овец и возделываем широко разбросанные редкие делянки.

– Из какого древнего языка? – полюбопытствовал Амемун.

– Очень немногие из нашего народа знают его теперь, а на востоке он неизвестен вовсе.

– Это язык, на котором мы все говорили когда-то?

– Возможно.

Декелон пожал плечами. Его тон предполагал, что они собрались здесь для того, чтобы обсудить более важные вещи, чем мертвый и большей частью забытый язык.

Амемун глубоко вздохнул. Он проделал долгий и трудный путь, чтобы доставить это послание.

– Как ты говоришь, саранахи живут на древней и бедной земле. Возможно, вам пришло время найти более богатые пастбища?

Декелон остро посмотрел на него.

– Ты предлагаешь мне двинуться на восток, в Аман?

Амемун моргнул. Он не ожидал, что разговор будет таким прямым.

– Нет.

– Тогда ЧТО же ты мне предлагаешь?

– Чтобы ты двинулся на север.

Какой-то миг Декелон не понимал, но осознав, что именно предлагает ему Амемун, он разразился смехом.

– О, замечательная шутка. Мы, саранахи, разбросаны по всей этой земле мелкими племенами, а ты хочешь, чтобы мы двинулись на север и заняли Океаны Травы. Наши дальние родственники, ненавистные четты, живут там огромными кланами. Как по-твоему, что они на это скажут?

– Они сейчас заняты иными делами, – легко возразил Амемун. – И кто знает, на что способны саранахи, если за ними будут стоять богатые друзья?

Лицо Декелона расплылось в широкой усмешке.

– Насколько богатые?

Амемун усмехнулся в ответ.

– Очень, – заверил он.

ГЛАВА 3

Салокан, король Хаксуса, медленно ехал по тропе, сгорбившись в седле. Его собственное тяжелое дыхание заглушалось фырканьем коня. Он вглядывался в темноту, силясь разглядеть какие-нибудь свидетельства присутствия врага, но видел только неясные очертания одиноко стоящих деревьев и низкого кустарника, который, казалось, нарочно вытягивал ветви в его сторону. Лицо короля было исцарапано в сотне мест; он ощущал на губах привкус крови. Услышав, как над ним просвистела стрела, он закричал, еще глубже вонзая шпоры в бока коня. Тот жалобно заржал и прибавил прыти. Впереди неясно вырисовывалась группа пехотинцев, и какой-то странный миг он не мог разобрать, стоят они или лежат, а затем увидел торчащие из их тел колючие стрелы и проехал прямо по ним.

Луна в вышине не отставала от него, и Салокан молился, чтобы она убралась прочь, чтобы ее разоблачающий свет погас. Он проехал под деревом, низко пригнувшись к шее коня. Ветка зацепилась за плащ и сорвала его, чуть не сбросив с лошади самого короля. Мышцы спины и бедер болели так сильно, что боль сливалась в одно целое. Еще одна группка пехотинцев – копьеносцы, на сей раз живые. Они в отчаянии воззвали к нему, когда он пронесся мимо, но он проигнорировал их.

Затем луна замерцала. Салокан рискнул поднять взгляд и увидел, что его лошадь следует по тропинке через рощу древесного терновника. Лесной полог становился все более густым, луна вообще исчезла. Он натянул поводья и отчаянно огляделся, высматривая, нет ли погони; не увидев ничего похожего, он спешился и увел коня с тропинки вглубь рощи.

Король шёл, пока не уверился, что его никто не увидит, если не окажется практически прямо перед ним. Переведя дух, он рассеянно проверил подпругу коня, а затем позволил себе отпить несколько глотков некрепкого красного вина из кожаной фляги, хранившейся в одной из седельных сумок. Конь беспокойно переступал на месте, но Салокан успокоил его, погладив по морде.

Он пытался понять, что же делать дальше.

Как долго можно таиться здесь – где бы ни было это «здесь»? Попробовать ли собрать уцелевших – или пуститься в путь самому, сделав отчаянную попытку добраться до безопасных пределов своего королевства? Но он не мог сосредоточиться на будущем. Сейчас у него получалось лишь одно: вновь и вновь вспоминать, как совсем недавно он, Салокан, король Хаксуса, с нетерпением ждал приближающегося ужина. Несмотря на недавний провал его попытки вырвать Хьюм из цепких лап Гренды-Лир, армия Салокана одержала несколько побед; они возвращались в Хаксус без потерь и с твердой решимостью совершить в недалеком будущем еще одну попытку. Он знал, что вскоре окажется на родной земле – со всеми вытекающими отсюда преимуществами, включая подкрепление и внутренние линии снабжения оружием и продовольствием. Близился закат, разведка доложила, что в получасе пути от их нынешнего местоположения есть прекрасное место для лагерной стоянки.

Он закрыл глаза, пытаясь избавиться от этих воспоминаний, но тщетно…

На левом фланге внезапно возникла какая-то суматоха. Сперва Салокан счел ее не более чем буйной перепалкой между несколькими копьеносцами, но затем шум усилился, и он заметил, что некоторые из копьеносцев покинули строй и перебегают перед ним дорогу. Он окликнул их, но они не обратили на него внимания. Король натянул узду и приказал одному из своих адъютантов съездить и выяснить, что стряслось; остальная свита столпилась вокруг него, а телохранитель следил, чтобы никто не подошел слишком близко. Салокану пришлось приказать им расступиться, дабы он могувидеть, что же происходит. Часть пехоты все еще двигалась в его сторону, но большая часть сохраняла походный строй и продолжала двигаться на север. Однако разобрать, что происходит, было сложно, поскольку солнце уже садилось за горизонт, и ему удавалось в лучшем случае разглядеть очертания своих войск.

Вдалеке раздался вопль – и был тут же подхвачен другими голосами. На слух Салокана эти вопли казались страшно похожими на панические. Тут снова появился адъютант, красный и задыхающийся.

– На нас напали! – потрясенно крикнул он.

– Кто напал? – потребовал разъяснений Салокан.

– Некоторые из дозорных вернулись ранеными, а потом на пехоту обрушился град стрел. Мы не знаем, кто это. Всадники появились со стороны солнца, выстрелили в нас, а потом исчезли.

– Четты, – не веря себе, произнес Салокан. – Это могут быть только четты.

– По эту сторону ущелья Алгонка? – усомнился другой адъютант.

«Это я виноват, – сказал себе Салокан. – Это все моя вина. – Послать Рендла в Океаны Травы было все равно что разворошить осиное гнездо. Рендл ведь одно время был работорговцем, а работорговцев четты ненавидели больше всего на свете. Грандиозность совершенной ошибки ужаснула его. – Что я наделал?»

– Какие будут приказания? – спросил первый адъютант.

– Приказания? – Салокан ошеломленно посмотрел на него.

– Что нам делать? Как лучше развернуть армию?