Государственная безопасность

И вот, для того чтобы удовлетворить потребности, нам необходимо не только форсировать импорт, т. е. находить, что мы должны экспортировать, для того чтобы мы могли привозить машины, но одновременно мы должны кустарную металлопромышленность поставить на ноги. Я должен сказать, что с легкой руки некоторых товарищей, если вспомнить XII съезд, наше отношение к мелкой кустарной промышленности очень часто было такое, как к конкурентам, как к врагам, как к совершенно чуждым элементам. Это в корне неправильная позиция. Кустари — это бедняки, те бедняки, которые были в полной кабале у всяких скупщиков в свое время и которые зарабатывали меньше и хуже, чем чистокровные пролетарии на фабриках и заводах. Между тем по своему социальному положению кустари — это будущие пролетарии. И вместе с тем без них, без их помощи мы не в состоянии удовлетворить потребностей широких слоев населения, в первую очередь крестьянства. Это надо осознать. Крупная промышленность не может держать в голоде страну из-за ничтожных размеров своих изделий. Это в рабоче-крестьянской стране было бы приговором для крупной промышленности. Именно мы должны в нашей работе и планах базироваться на тех кустарях, которые могут в значительной мере восполнить недостачу продукции крупной промышленности, тем более что кустарная промышленность может базироваться только на крупной. Кроме того, поддержка кустарей имеет и то огромнейшее политическое значение, что она дает возможность избыточному населению в деревне найти для себя заработок, пролетарский заработок. И, кроме того, если мы думаем и имеем в перспективе грандиозный план развития у нас крупной промышленности, освобождающей человека от рабства у природы, мы должны смотреть на кустарей, как на ту пролетарскую базу, на которой можно будет построить в будущем наши новые заводы.

Их количество огромно. До войны, по имеющимся у меня данным, их было несколько сот тысяч. Выделывали они целый ряд изделий. Я начну с тех производств, которые были основой их существования: сельскохозяйственные машины, орудия, серпы, разная металлическая посуда, арматура всевозможная, скобяные изделия, ножевые, охотничьи ружья, производство гвоздей, болтов и т. д. Они производили не только предметы домашнего обихода, но и средства производства и также всякие точные приборы и инструменты, в которых нуждаются и наша крупная промышленность и наша наука. На кустарную промышленность придется обратить огромное внимание. Точно так же, как придется обратить внимание на недостатки, которые были в Высшем совете народного хозяйства, придется указать и на недостаточное внимание, которое до сих пор наблюдалось по отношению к промысловой кооперации. Совместно с промысловой кооперацией ВСНХ надо будет ознакомиться с этим вопросом, чтобы сорганизовать для кустарей помощь в виде кредита, полуфабрикатов, сырья, чтобы обеспечить их таким кредитом, который дал бы им возможность действительно развивать свое дело. Если перейти теперь к тому, сколько стране стоит и стоила металлопромышленность, какова была ее себестоимость, какие были финансовые результаты работы металлопромышленности, я должен сказать, что результаты плачевны вообще и в смысле постановки дела.

Передо мной сводка трестов и предприятий, 52 названия. Мы видим по этой сводке, по данным, имеющимся там, что всего насчитывается убытка за прошлый год 31 млн. руб., прибыли же около 12 млн, руб. Надо спросить, верно ли это. Мы видим здесь такие цифры, как, например, по черной металлургии на Урале — 15 млн. руб. убытка, по Югостали — 5 млн. руб. прибыли, по цветной металлургии — 2 млн. 800 тыс. руб. прибыли. По Гомзе убытка — 4 млн. 300 тыс. руб., по Ленмаштресту — 4 млн. 700 тыс. руб.

Можно ли этим цифрам доверять? Овладели ли мы делом наших балансов и подсчетом прибылей и убытков? Мне кажется, нет, недостаточно овладели. Мы, руководители металлопромышленности, должны перед партконференцией сознаться, что это дело у нас обстоит из рук вон плохо. Что такое 15 млн. руб. убытка для Урала? Это обозначает, что уральские тресты желают, извините за выражение, петь Лазаря. Для чего? Для того, чтобы мы их поддержали еще за счет государственных средств. У них больше возможностей, а поэтому в этот убыток входит не убыток самого производства, этот убыток есть результат переоценки имущества. Если мы год назад пуд чугуна продавали по 1 руб. 50 коп., мы теперь продаем по 95 коп. за пуд, чугуна же у нас больше, чем было в прошлом году. Однако если помножить большее количество на меньший множитель, то можно получить меньшую сумму. Если тысячу помножить на 150, то получится 150 тыс., а если эту же тысячу помножить на 95, то будет 95 тыс. Таким образом, получается 55 тыс. убытка, тогда, когда никакого убытка нет. Я имею ту же тысячу пудов чугуна. Нерабочую часть основного капитала консервированного завода, на котором они не работают, но за который приходится много платить, списывают в убытки тех заводов, которые работают, хотя те, которые работают, дают непосредственную прибыль.

Но тут я огласил, что именно эта наша калькуляция и баланс еще до конца не рассмотрены, а при рассмотрении получаются такие вещи, как, например, то, что сейчас трест выдвинул 5 млн. 300 тыс. прибыли по Юго-стали, что радует совершенно правильно сердце Радченко, а месяц назад Югосталь представила справку, которая здесь есть, что прибыль по Югостали равняется 14 млн. 318 тыс. Куда же девались эти 9 млн., Радченко? Теперь нам представляют, что там, может быть, будет 1¹/₂ млн. убытка.

Я должен указать на некоторые характерные цифры по части этих прибылей и убытков.

Мы знаем, что украинцы предложили трестам во что бы то ни стало снизить коэффициент продажи сельскохозяйственных машин таким образом, чтобы было рубль за рубль. В прошлом году они получили 1 млн. 100 тыс. убытка, а говорят, что этот коэффициент даст им прибыль. Так что, я повторяю, в этой области прибылей и убытков надо быть очень осторожным и надо, конечно, считать эти цифры относительными.

Я должен сказать, что наши тресты привыкли к тому, что, если они не будут петь Лазаря, им не окажут поддержки. Сейчас при той поддержке, которую металлопромышленность и остальные отрасли получают от Советской власти и партии, мы должны с этой практикой покончить, потому что совершенно ясно, что эти цифры вводят и нас самих, руководителей промышленности и партии, в заблуждение и не дают возможности разбираться как следует.

Правда, вследствие наших неувязок получается очень часто, что, скажем, Внуторг или Госплан или другие организации постановляют: а, у них прибыль, давайте снизим цены. Недостаточно осторожно подходят к этому вопросу, и очень часто такой грубый подход со стороны руководящих хозяйственных органов и заставляет тресты не слишком выставлять напоказ свои достижения, потому что стоит только показать, так сейчас может наступить некоторая неблагоприятная для развития реакция.

Но если мы теперь перейдем к тем расчетам себестоимости, которые мы приводили, я должен сказать, что именно в нашем производстве мы в прошлом, 1923/24 г., в общем и целом, можно считать, имели прибыль в размере около 13 млн. руб.: по черному металлу около 10 млн., по цветному — около 3 млн. По машиностроению мы имели убыток в 57 млн., по судостроению — в 3 млн. 200 тыс. руб., по сельскохозяйственным машинам — 1 млн. 300 тыс. руб. Таким образом, плюс на минус получается общая прибыль в сумме 3 млн. 200 тыс. руб.

Если взять нашу расширенную программу, которую мы вашему вниманию предлагаем, то мы полагаем, что разница между себестоимостью производства и продажной ценой — той, которая сейчас имеет место, — будет в 21 млн. руб. прибыли. По черной металлургии — 16 млн., по цветной — 3 млн., по машиностроению — 900 тыс., по судостроению убыток, по Сельмашу тоже убыток в 300 тыс. Ясно, что прибыль теоретическая. Если, например, нам, как это предлагают некоторые, сократить цены на металлоизделия на 5 %, то при нашей продукции в 500 млн. 5 % составят 25 млн. руб., т. е. 21 млн. руб. прибыли превратится в убыток. Если говорить относительно, а именно: каковы коэффициенты вздорожания себестоимости, то эти коэффициенты следующие: в прошлом году против довоенных цен было 1,73; при той программе, которая нами предварительно была утверждена, коэффициент был 1,55, а при испрашиваемой программе — 1,45, т. е. мы видим, что удешевление себестоимости будет вместо 1,73 в прошлом году — 1,45 в нынешнем. Если выразить это в абсолютных рублях, то можно сказать следующее. Если бы мы производили нынешнюю расширенную продукцию по тем ценам, как в прошлом году, то мы произвели бы на сумму не 500 млн., а 601 млн., т. е. на 100 млн. с лишком больше, чем мы предполагаем в этом году. Это достигнуто путем расширения металлопромышленности, более правильной организации производства, при более полной нагрузке заводов. Таким образом, коэффициенты следующие. Коэффициент вздорожания оптовых цен, а не себестоимости, в первом квартале прошлого года был 2,082, в этом году в феврале 1,708, т. е. уменьшился на 18 %, тогда как сельскохозяйственный индекс увеличился с 0,998 до 1,690. Это в феврале, а в апреле увеличился на 69 %. Мы в апреле достигли схождения лезвий «ножниц». Я должен сказать, что эти индексы вздорожания, которые мы имеем, не меньше и за границей. Укажу на индекс вздорожания по литейному чугуну за границей. В Англии— 1,75 против довоенного, во Франции — 2,06, в Германии — 1,61, в Соединенных Штатах — 1,44. Между тем у нас индекс вздорожания для плановых цен по литейному чугуну — 1,43, а для остальных цен — 1,50, так что, кроме Соединенных Штатов, во всех остальных странах индекс вздорожания больше, чем у нас. Конечно, надо оговориться и сказать, что этот индекс вздорожания не говорит об абсолютной цене чугуна у нас.

У нас чугун литейный стоит 1 руб. 5 коп., тогда как в Англии он стоит 60 коп., во Франции — 51 коп. и в Германии — 65 копеек. Таким образом, мы видим, что в абсолютных цифрах чугун у них дешевле, но по сравнению с ценами довоенными он поднялся в не меньшей степени, чем у нас.

Цены с октября 1923 г. до марта 1925 г. снизились: на чугун передельный — на 37 %, на чугун литейный — на 36 %, ферромарганец — на 35 %, железо сортовое — на 25 %, трубы сварные — на 46 %. Таким образом, мы видим, как наша промышленность, возрождаясь и расширяясь, с неудержимым темпом идет к удешевлению.

С этим вопросом расширения и удешевления связан основной вопрос — вопрос производительности труда, вопрос положения рабочих. ЦК союза металлистов выпустил к этой партийной конференции брошюру на эту тему, и я должен сказать, что в общем и целом с постановкой вопроса и с выводами я согласен. Действительно, в области производительности труда, особенно в металлургии, мы достигли значительных результатов. Например, если взять металлургию черных металлов и выпуск изделий на одного рабочего, то мы увидим, что он был в первом квартале прошлого года — 67, а в январе этого года— 112, т. е., как видите, увеличение почти на 74 %. То же самое мы видим по всем отраслям металлопромышленности — выпуск изделий на одного рабочего за этот срок увеличился на 56 %. Ясно, что этот темп очень быстрый и очень хороший. Если мы и дальше так пойдем, то ясно, что мы перегоним заграницу и перегоним прежде всего те довоенные нормы, которые покамест для нас являются идеалом.

Если говорить о росте заработной платы, то мы видим, что этот рост зарплаты несколько отставал от роста производительности труда. Иначе и не могло быть, ибо если бы зарплата росла быстрее, чем производительность труда, то это кончилось бы полнейшим крахом нашей промышленности. За это время по всей металлопромышленности нормальная заработная плата в червонных рублях увеличилась на 49 %, при увеличении производительности труда на 56 %. Если же говорить о том, сколько зарплаты приходилось на единицу изделия, то тут успех был небольшой. Мы видим, что на единицу выпуска на один довоенный рубль в первый квартал прошлого года было 42 коп., а в январе этого года 40 коп., разница небольшая, нет и двух копеек на довоенный рубль выпуска. Это, можно сказать, явление нормальное, потому что если вы возьмете зарплату металлистов, то надо прямо сказать, что металлисты, горняки и железнодорожники — эти самые основные категории пролетариата — больше всего отстали в смысле сравнения с довоенным временем. В Москве и Ленинграде зарплата сравнительно с довоенной высока. Так, например, по данным профсоюзов, зарплата металлиста в товарных рублях в октябре составляла от довоенного уровня 120 %, т. е. на 20 % в Москве была выше довоенной. В Ленинграде, где довоенные ставки были очень высоки, можно сказать, что они сравнялись с довоенными — а 100 % ленинградских не меньше 120 % московских. Но если изъять Москву и Ленинград, то заработная плата металлистов не выше 60–65 % довоенной… Если мы возьмем Гомзу, Юго-сталь и Урал, то мы увидим, что там заработная плата по сравнению с довоенной невелика. Совершенно ясно, что между производительностью труда и заработной платой, как правильно указывает эта брошюра, есть естественная зависимость, и те нормы, которые мы сейчас согласовали с ЦК союза, являются жесткими нормами. Надо прямо сказать, что это жесткие нормы, которые могут дать свои результаты лишь при двух условиях. Одно условие: до нового операционного года мы эти нормы не должны пересматривать, они должны оставаться без изменения в том виде, как мы их приняли. Другое условие: мы, хозяйственники, председатели трестов, заводоуправления, должны принять все меры к тому, чтобы дать рабочему возможность выработать свою норму с пользой для себя. А это возможно лишь тогда, когда действительно директор, заводоуправление, трест будут заботиться о рациональной организации данной промышленности, данного завода, о рационализации и улучшении техники и сокращении всяких накладных расходов, о том, чтобы не было так, как часто наблюдается теперь, что рабочий принужден простаивать по полчаса, по часу, пока ему подадут материал, подвезут сырье и т. д., когда мастеровой, который должен стоять у станка и иметь все у себя под руками, должен сам носить бревна и другой материал и тратить драгоценное время квалифицированного рабочего на действия, ему не присущие. Сейчас мы должны потратить все силы на то, чтобы дать возможность рабочему отдавать свои силы, свое знание делу. Поэтому лозунгом должно быть безусловное увеличение производительности труда и заработной платы.

Но если исходить из того только, что заработная плата у металлистов сравнительно низка, и сказать, что заработная плата безусловно должна быть увеличена без всяких условий, то это будет неправильной точкой зрения, неправильным подходом. Почему неправильным подходом? Вы, товарищи, помните то недавнее еще время, о котором я говорил, когда мы не уплачивали рабочему ту ничтожную заработную плату, которая ему от нас причиталась. Если мы вернемся к тому времени, если мы будем независимо от развития производительности труда, независимо от нашей производственной базы, вслепую увеличивать заработную плату только потому, что ее надо увеличить, то мы поставим металлопромышленность в ужасающее положение. Мы должны те огромные средства, которые дает нам государство, вкладывать в промышленность так, чтобы улучшить технику, увеличить основной капитал, так, чтобы рабочий мог при новых инструментах, при новых станках, при новой организации дела сделать свою работу и таким образом мог бы выполнить два задания — смычку со всем населением удешевлением себестоимости, т. е. удешевлением цен, с одной стороны, и, с другой стороны, не остановить роста заработной платы, который может идти таким путем, что на единицу изделия заработная плата должна сокращаться. Что это значит? Это значит, что то количество рабочего времени, которое находится в этой единице изделия, должно уменьшиться. Если у нас в единице данного изделия один час рабочего труда, то дело хозяйственников, профсоюзов, производственных совещаний, директоров заводов и всех организаций, причастных к производству, наше дело — дать возможность рабочему этот предмет сделать в полчаса. Тогда он в течение дня произведет не восемь предметов, а 16. Он заработает гораздо больше, и мы можем на известный процент удешевить данное изделие, накопить некоторые средства для дальнейшего оборудования и переоборудования наших заводов.