Государственный киллер

– Еще раз дернется хоть на миллиметр, сломай ему руку, Афоня, – произнес Свиридов скрутившему Билича Фокину. – А то уж больно крут.

Дав это ценное указание, он повернулся к зажавшемуся в углу Вороненкову.

– Очень хорошо, что ты оказался тут с этим ублюдком, Ваня. Это редкая удача. Для нас и для тебя. Сейчас тебе предстоит снять еще одно кино, возможно, самое удачное в твоей жизни. Потому что не исключено, оно поможет эту самую жизнь сохранить. У тебя есть под рукой видеокамера?

– Да… в моей комнате, она рядом с этой, – пролепетал тот.

– Ну… пойдем посмотрим. Афоня, мы вернемся через пять минут.

Вернулись они, положим, не через пять, а через двадцать пять минут. С видеокамерой. По лицу Свиридова блуждала нехорошая саркастическая усмешка, при одном взгляде на которую даже Фокину отчего-то стало не по себе.

– Все для первой серии шедевра у нас есть, – негромко сказал Влад. – Да и пролог к нему тоже. Пресвятой отец, пододвинь-ка сюда этого мудозвона Никитича. А ты, Ваня, погоди, не снимай. Подготовься. Я проведу краткую разъяснительную беседу с артистом. Значит, так, Никита. При каких обстоятельствах было совершено убийство генерала Кострова и кто его заказчик?

Билич недоуменно посмотрел на Влада, а потом произнес:

– Я не слышал ни о чем подобном. Ничего говорить не буду.

– Может, ему немножко помочь разобраться, что он знает, а чего не знает? – проговорил Фокин откровенно угрожающим тоном.

– Погоди. Хорошо, Никита, я просто скажу тебе то, что ты сейчас повторишь перед камерой. Ты ввел Камилле Оленевой внутривенно примерно полтора кубика Н-18 по прямому указанию Никольского Сергея Ивановича, председателя жюри конкурса красоты. При этом присутствовал Маметкулов, который и порекомендовал использовать Оленеву, свою хорошую знакомую, в качестве зомби. После инъекции Оленеву запрограммировали на убийство Кострова. Это было исполнено, потому что Н-18 не дает шанса ни на ослушание, ни на промах.

– Чушь, – упрямо сказал Билич. – Я не стану говорить под давлением.

– Какое давление? – почти ласково произнес Влад.

Его рука скользнула под одежду и вынырнула, держа наполненный примерно наполовину полупрозрачной мутноватой жидкостью одноразовый шприц-»инсулинку».

Билич что-то глухо пробормотал, его и без того красное от выпитой водки лицо стало багровым.

– Это тот самый милый препарат, «нафталин», как называли его у нас в ГРУ, который ты впрыснул бедной Камилле.

Никита замычал и затряс головой, словно не в силах сорвать с губ печать налипшего на них тягучего властного ужаса. Человек, который любил время от времени напоминать друзьям и миру о своем бесстрашном цинизме, по-настоящему испугался человека с ровной белозубой улыбкой, шальным блеском в прищуренных глазах и с мутной жутью в маленьком шприце, зажатом в гибких пальцах.

– Говори по собственной инициативе, не то через несколько минут ты будешь трогательно выкладывать мне, что, когда ты взорвал свою первую школу на практической работе по химии, ты осознал свое призвание. Или что-то наподобие.

– Ты был в лаборатории? – выдавил Никитич.

– Вот именно. Иван Ильич был так любезен, что показал мне ее дверь, а я открыл ее минут за пять… хотя замок там, надо отметить, неплохой системы, если бы не повезло, мог бы провозиться все десять. Мы захватили этот шприц и на ходу произвели оперативную съемку. Интересные кадры.

– Ах ты гнида! – пробормотал рыжий химик. – Ну хорошо… я проиграл.

– Включай камеру, Иван, – махнул рукой Свиридов.

…Билич говорил четко, выдержанно и исключительно по фактам. Вид шприца в руке Свиридова заставлял его выкладывать все новые и новые сведения. Он сообщил ряд примечательных цифр по синтезу наркотиков и каналам их распространения. Он подробно рассказал, как готовилось убийство Кострова. Он упомянул, что от стимуляторов, которые использовали при съемках сначала особо горячих, а потом фактически всех сцен, умерло уже около полутора десятков человек. Не забыл и об участницах конкурсов красоты и моделях из агентств, которым вводились на время блокирующие волю и память наркотики, и у тех создавалось впечатление, что они просто видели дурной сон.

А у Влада и Фокина создавалось другое впечатление – что этот человек, долгое время державший в себе страшную правду о деятельности фирмы «Калипсо» и «SIN Russian Exotic Studio» и так препятствующий ее разоблачению, теперь настойчиво избавлялся от нее до конца, как хирург до конца очищает гнойный нарыв у больного.

Оператор Вороненков, судя по его ошеломленному виду, не знал и половины этих чудовищных фактов.

Никитич завершил свой рассказ и откинулся на спинку дивана. Спросил:

– Можно водки?

Афанасий с застывшим в гримасе отвращения лицом налил ему полстакана, и тот залпом проглотил вожделенную порцию. Утерев губы краем ладони, негромко проговорил:

– Одного не пойму… как вы нашли именно это окно именно в самый подходящий момент?

– Я спросил у Инны Костровой, где нужно искать Билича, и она сказала примерные координаты, – отвечал Влад. – Остальное было делом техники, причем альпинистской, и везения. Кто знал, что ты откроешь окно?

Он посмотрел на Фокина, махнул Ивану, чтобы тот выключал камеру, и только потом произнес, отрешенно глядя сквозь мутное вещество в шприце на свет лампы:

– А теперь держи-ка его покрепче, Афоня.

В глазах у Билича заметался отчаянный, не находящий себе выхода и оттого вдвойне мучительный беззвучный крик…

– Откуда же их столько берется, дармоедов? – проворчал Маметкул, окидывая взглядом длинные ряды столов, за которыми ели, пили и смеялись примерно сто человек, большей частью женщины.

– Сам нанимал, – ответил Никольский, – и нечего теперь сетовать. Тут еще недобор… кое-кто откинул копыта за последние два дня, некоторые твои громилы кукуют на постельном режиме после теплой встречи с господами Фокиным и Свиридовым. Кстати, почему тут нет Фокина?

– А что, нужно? Парни говорили, он тут буянил, одному башку разбил, ну, они его и уделали влегкую, так что сейчас этому попу Балде не до банкетов.

Никольский досадливо отмахнулся, а потом сделал большой глоток вина и произнес:

– Интересно, где сейчас второй… которого Фокин зовет Владом?

– Сидит где-нибудь в Ульяновске и трясется, чтобы не поймали. Или же умотал в темпе за пределы области… Кому охота просиживать штаны на допросе?

– А что, если он приедет сюда? – вдруг спросил Сергей Иванович. – Вот возьмет и приедет… ты же сам допускал такое развитие событий.

– Ну что ж, – равнодушно пожал плечами Маметкул, – пусть приезжает. Встретим как дорогого гостя. Пусть и Григорьева с собой захватит, чтобы сразу, как говорится, торжественно передать в руки правосудия.

– А когда это ты успел спеться с этим Григорьевым? – буркнул Никольский. – Он же вроде виды имел на твою эту… Инну. Да и не похож он на продажного типа, который за лишнюю штуку баксов мать родную обвинит по любой из статей кодекса на выбор заказчика.

– Старых друзей продавать легче всего, – непонятно к чему ответил Маметкул. – Этот Григорьев будет делать все, что я ему скажу, потому что он все еще мечтает заполучить эту сучку Инку в свою мусорскую койку, а я показал ему такие, бля, перпес… преспер…тиры.