Государственный преступник

— А кто это такая, Клеопатра, о которой все говорят?

— О, поручик. Это невозможно объяснить в двух словах, — улыбнулся Владислав. — Право, я затрудняюсь вам так с ходу ответить.

— И все же? — настаивал Мрочек.

— Ну, это такая женщина, прехорошенькая, надо заметить, и молодая, которая может предоставить вам такие плотские удовольствия, о которых вы даже не смели думать в ваших самых смелых мечтах, — не сразу ответил Полиновский. — На днях она доставила наслаждение сразу пятерым любовникам.

— Враз? — не поверил поручик.

— Именно, — подтвердил Владислав. — О, это надо было видеть.

— И вы видели?

Владислав загадочно улыбнулся:

— Разумеется.

— А она делает… — Мрочек приблизился к студенту и прошептал короткое французское слово.

— Еще как! — ответил Полиновский. — И ее мастерство в этом, поверьте, не имеет границ.

— А мне можно будет нанести ей визит? — слегка смущенно произнес поручик.

— Как нашему товарищу и одному из руководителей будущего восстания — можно, — понимающе улыбнулся Полиновский. — Когда вы намерены посетить ее?

— Завтра… Нет, сегодня, — быстро ответил Мрочек.

— Сегодня? — раздумчиво протянул Полиновский и оглянулся на комитетчиков, бурно обсуждающих очередность своих визитов к Клеопатре. — Давайте все же завтра, хорошо?

— Хорошо, — слегка сникшим голосом ответил поручик. — Куда мне подойти?

— В Старогоршечную улицу, дом Бугровской. Там у нас Студенческий клуб. Подниметесь на второй этаж и спросите меня. Я вам все устрою.

— Ладно, — немного повеселел Мрочек. — Тогда до завтра?

— До завтра, — ответил Полиновский и, проводив его и Сильванда до самых ворот, вернулся в гостиную. — Итак, господа, кого из вас записывать в «апостолы»? — шутливо спросил он.

Желающими сказались все.

— Всех я отпустить не могу, — заявил Владислав. — Кто-то должен остаться здесь, иначе мы оголим наш комитет совершенно.

— Тогда назначь сам, кто останется с тобой, — сказал кто-то.

— Хорошо, — согласился Полиновский. — Останутся Жеманов и Шлыньковский. Остальных прошу получить манифесты…

Глава 37 ФЛИГЕЛЬ-АДЪЮТАНТ НАРЫШКИН

До Москвы, а затем до Нижнего Новгорода они вместе ехали поездом. Правда, флигель-адъютант Нарышкин ехал первым классом, в синем вагоне, а Глассон в желтом, второклассном. И все бы это было ничего, ежели б не приставленный от Нарышкина к Ивану соглядатай, здоровенный рыжий детина, не сводивший с него глаз все восемь суток дороги, будь то в поездном купе или тряском дилижансе, на коем они добирались из Нижнего до Средневолжска. Когда ехали в поезде, детина всегда вставал и топал следом за Глассоном даже тогда, когда тот отправлялся в ретирадную комнату справить естественную нужду. И терпеливо ждал у запертой на задвижку двери, покуда тот не выйдет.

Как ниточка за иголочкой тянулся рыжий попутчик за Иваном, торопящимся до нужника на постоялом дворе, и мало что не заглядывал за незапирающуюся дверь отхожего места, — а то ли, что положено, делает поднадзорный?

Однажды ночью, уже на последнем постоялом дворе перед Средневолжском, Глассон проснулся с неуемным и острым желанием немедленно выпорожниться. Иван вскочил и скорым шагом направился до нужного места. Он влетел в него со скоростью пули, но когда присел над зловонным отверстием и громко принялся за дело, то, к своему неподдельному стыду и даже некоему ужасу, увидел в раскрытую щель двери маячившую тень. То, конечно, стоял на своем посту рыжий. Иван раздраженно притянул дверь рукой и нарочно просидел в нужнике дольше необходимого. А наутро прямиком направился к Нарышкину, намереваясь высказать ему кучу резкостей и претензий.

Михаил Кириллович пил кофей и закусывал припасами из своего дорожного сундучка. Глассон, поздоровавшись и негодуя лицом, приступил:

— Господин полковник. Я дворянин и считаю непозволительным так третировать меня со стороны вашего держиморды. Он буквально не дает мне прохода, всюду, как привязанный, следует за мной, будто боится, что я убегу. А ведь я сам, если помните, по собственной воле, не собираясь куртизировать, но обеспокоенный зреющим в моем городе противуправительственным заговором, пришел к вам и доложил обо всем. Почему же тогда ежечасно, если не сказать ежеминутно, я испытываю к себе столь явно выраженную обструкцию? Отчего ко мне такое недоверительное отношение и надзор денно и нощно? — Иван гордо поднял подбородок и выставил ногу вперед. — И вот я заявляю вам: мне провожатые до нужников не нужны!

— Вы закончили? — спокойно спросил Нарышкин, заев очередной глоток сдобным печеньем.

— Да, — с вызовом ответил Глассон, еще круче вскинув подбородок. Вся его поза просто вопияла об оскорбленном достоинстве.

— Превосходно, — кивнул полковник и вдруг гаркнул так, что тренькнули стекла: — Семен!

— Я, ваше высокородие, — тотчас просунулась в двери комнаты рыжая голова глассонского ненавистника.

— Зайди-ка, — нахмурил брови Нарышкин.

Ненавистник вошел и встал у двери, приняв позу смирения. Светлая бронзовая медаль в память Крымской войны и серебряный Георгиевский крест для нижних чинов слегка топорщились на его покатой груди.

— Вот, Семен, жалуется на тебя наш господин студент, — обратился к нему Михаил Кириллович. — Сказывает, третируешь ты его и подвергаешь обструкции.

— Это что же такое, ваше высокородие?

— То есть стесняешь его и мешаешь в его передвижениях. Так ли это?

— Виноват, господин полковник, — по-военному ответил рыжий.

— Нет, ты ответь, так это или не так?

— Так, ваше высокородие.

— Значит, третируешь? — повысил голос Нарышкин.

— Точно так, третироваю.

— И подвергаешь обструкции!

— Подвергаю, господин полковник.

— А почему ты это делаешь? — строго спросил Михаил Кириллович.

— Во исполнение приказу, — вытянулся в струнку Семен.

— Чьего?

— Вашего, господин полковник.

— Вот видите, — примирительно обратился флигель-адъютант к Глассону. — Семен ни в чем не виноват. Он просто исполняет мой приказ. А я исполняю приказ генерал-майора Потапова. Александр Львович же, в свою очередь, выполняет приказ его высокопревосходительства князя Василия Андреевича Долгорукова. А его сиятельство главный начальник Третьего отделения… Догадываетесь, чей приказ он исполняет? Вы что-то имеете против Его, отдающего приказы? Нет? А против меня? Тоже нет? И правильно делаете! А иначе я надавал бы вам пощечин… как дворянину.

— Мне кажется, вы забываетесь, полковник, — заалел лицом Глассон.

— Я? Ничуть. Что, призовете меня на дуэль? — усмехнулся Нарышкин. — Так я с вами не стану драться.

— Это отчего же? — с вызовом спросил Глассон, меча в полковника праведные искры из глаз.

— Потому, — лениво ответил флигель-адъютант. — Просто я с такими, как вы, не дерусь. И полно, — уже прикрикнул он на Ивана, — изображать из себя надутого павиана. Я — буду приказывать, а вы — исполнять. Вам понятно?

Глассон молчал.