Государственный защитник

Мы вышли на задний двор.

— Грибной я чую запах, — заметил Ээууйххх.

— Здесь в основном работают фингусы, грибы и комариты, их симбиоты. Люди бывают, но редко. А дреоцеров они на дух не переносят, — пояснил Борзых. — Где же дежурный? Надо обыскать помещения.

Внезапно из сарайчика выскочил фингус в красной шляпе и бросился в сторону леса. Борзых пронзительно свистнул. Двое киноидов сорвались с места и ринулись за ним. Из темноты донеслось шум драки, вскрик, сдержанное рычание. Киноиды вернулись, волоча безвольное тело. Я узнал Мухоморицкиса.

— Чуть не ушел, гад! В канаву прыгнул. Мы малость его помяли, уж извините.

От сарайчика позвал киноид-такс.

— Господин майор, идите сюда. Кое-что интересное!

В сарайчике, в яме, прикрытой досками, были свалены мужские зонты в клеточку и изломанный синий зонтик с золотой каемочкой. Борзых поднял один из зонтов и повертел. Ручка легко отделилась от трости. Она оказалось пустотелой. Борзых заглянул в полость, понюхал, пошерудил там пальцем и осторожно лизнул.

— Не пойму. Вроде не наркотик… Потом разберемся. Командуй, кэп куда теперь двигать?

Я задумался. Где может быть питомник? В оранжереях? Вряд ли, там свой микроклимат, и все на виду. Делянки? Маловероятно, местность открытая. В лесу?

— В лесу есть поляна? — спросил я Борзых. Тот покачал головой.

— Ррразрешите? — в разговор вмешался такс. — Есть поляна возле болота, я там своих щенков на барсука натаскивал. Пройти непросто, но я проведу.

Борзых оставил двоих в засаде, и мы вчетвером, миновав оранжереи, углубились в лес по малозаметной тропе. Дойдя до кустов, тропа вильнула в сторону и пропала. Такс понюхал справа, слева, сказал: «Ага!» — и нырнул под кусты.

— Сюда! — послышался его голос.

— Эдик, ну-ка, разбери нам дорогу, — приказал Борзых.

Неандертал раздвинул кусты и пошел вперед, оставляя за собой след, как от легкого гусеничного трактора. Мы пошли сзади. Кусты кончились, тропа снова заблестела при свете ночной луны.

— Уже скоро, — прошептал киноид-такс.

Тропа вильнула еще раз, и из-за поворота между деревьями открылось освещенное пространство, с трех сторон закрытое стеной леса, с четвертой, впереди — насыпью с барсучьими норами, кем-то замазанными глиной и травой. На поляне, заросшей невысокой травой и присыпанной ранней опавшей листвой, выделялось несколько четких кругов, где трава не росла. Под одним из них шевелилось и попискивало.

Борзых притормозил, внюхиваясь в землю.

— Ведьмины круги. Грибницы. Одна почти созрела.

Такс изумленно помотал ушами.

— Весной все было не так. Что это? — он бросился через поляну к насыпи.

— Эй, погоди, не беги… осторожней! — крикнул Борзых, но было поздно. Такс выскочил наверх, обернулся, чтобы что-то сказать, и вдруг дернулся, упал и забился в судорогах. В его шее торчала стрелка с широкий круглой перепонкой на конце.

— На землю! В укрытие! — шепотом закричал Борзых, падая и отползая за ствол огромного сухого дуба, лежащего на краю поляны.

Мы с неандерталом укрылись в кустах. Он недовольно сморщил нос.

— Погаными грибами пахнет. Не люблю. Они напоминают время, когда учили нас поганки есть и мухоморы иммунитета выработки для. Я чуть не умер, а потом привык. И до сих пор настойку из поганок бледных принимаю, содрогаясь…

— Сдавайтесь, вы окружены! — закричал Борзых без особого энтузиазма. Из-за насыпи донесся издевательский смех.

Следователь достал рацию и принялся нажимать на кнопки. Я видел, что зеленый огонек не горит. Вероятно, это значило, что кончилось питание, а может, рация разбилась, ударившись при падении.

Борзых прекратил терзать прибор и выставил на палке свою фуражку. Туда немедленно впилась стрелка с перепонкой.

— Спорами стреляет, погань бледная! — сказал он нам. В этот момент над насыпью показалась красная шляпка. Борзых выстрелил в нее из бластера. Шляпка исчезла и показалась с другой стороны. Борзых пальнул туда. Сразу две возникли прямо впереди. Следователь срубил обе и озабоченно посмотрел на индикатор. Я лежал в кустах и мучился желанием что-то сделать, но не мог ничего придумать. Рассудив, что надо обсудить ситуацию, я подполз к Борзых и лег за его бревно.

— Что делать будем? — спросил я на ухо.

— Слышь, кэп, иди на станцию, зови ребят, а я этих задержу. Сзади болото, они не уйдут. Момент, еще раз попробую.

Он положил бластер возле себя и стал трясти рацию, как вдруг гибкое белое тело выскочило из-под земли, схватило оружие и нырнуло обратно. Борзых ахнул, сунулся разгребать землю…

— Попались, голубчики! — Аманита, во всей красе, с ажурным ободком на талии стояла в десяти метрах от нас. — Я просто счастлива! Как красиво вы будете умирать. В судорогах. В корчах. Особенно ты, рыжий. Ох, у меня на тебя зуб. Как ты про зонтик раскопал, сволочь. Молитесь, господа покойники!

Она, красуясь, откинула волосы парика, и я увидели созревшие споры, полные яда. Мы как завороженные смотрели на это вместилище смерти, но тут из кустов со страшным шумом выскочил Эууйххх и понесся на Аманиту. По дороге он подхватил и вырвал из земли здоровенный пень от нашего дуба. Аманита резко обернулась. Стрелы вылетели и впились в грудь неандертала с противным чмоканьем, но ему хватило сил добежать и обрушить на Аманиту сверху свою корягу. Та буквально сложилась в гармошку, смертельные споры осыпались на землю. Ээууйхх упал рядом. Он был еще в сознании, когда мы вынимали стрелки из его груди. «Джон Браун пал на поле боя…» — прошептал он замирающим голосом.

В этот момент зашевелилась поляна. Из-под листвы стали выпрыгивать маленькие, еще гладкие и блестящие фингусы в ярко-красных шляпках, затянутые снизу младенческой вольвой. Мерзко пища, они набросились на нас, стараясь дотянуться до лица, до глаз. Резкий мухоморный запах повис над поляной. Пытаясь разогнать туман в глазах, я отбивался как мог но их было слишком много, они наваливались всем скопом. Последнее, что я слышал, теряя сознание, был далекий заливистый лай.

Не знаю, на какой день я очнулся, но первое, что увидел, открыв глаза, была моя жена. Она сидела в кресле под лампой, такая домашняя, уютная и читала книгу. Мухоморное отравление дает весьма яркие и правдоподобные галлюцинации, и я решил, что еще брежу. Наверно, отчасти так оно и было, поскольку мне пришла в голову странная мысль, что я фактически родился второй раз, и непременно должен привязаться к существу, которое увижу первым. Следующие полчаса я вспоминал умное слово, которым это называется. Вспомнил.

— Импринтинг, — сказал я. Голос прозвучал слабо-слабо, но Наташа услышала. Поднявшись, она внимательно посмотрела на меня (я прикрыл глаза от резкого света). «Опять бредит, бедняжка», — тихо проговорила жена, подошла и мокрым холодным полотенцем протерла лицо.

— Импринтинг, — повторил я, продолжая жмурится. — Я знаю, ты нарочно здесь сидишь, когда я второй раз на свет рождаюсь. Вот открою глаза, увижу тебя и буду всю жизнь ходить следом, как утенок за курицей.

Наташа засмеялась.